— Ну, а что ты хотел от Серегина? — смеется Лева. — Он хоть и доктор наук и даже один из заместителей твоего отца, но гибкостью ума не блещет. Таких людей ничему не учит история физики. А ее уроки свидетельствуют, что самые большие ошибки естествоиспытателей происходили от попыток раз и навсегда установить абсолютные границы познания.

— А как, кстати, обстоят дела с твоей докторской диссертацией, Лева?

— Не до этого теперь! — досадливо машет рукой Энглин. Пока не изложим твой эффект языком безукоризненных математических формул, ни о какой диссертации не может быть и речи.

— Смотри только, чтобы я не оказался потом…

— Не бойся, не окажешься, — усмехаясь, перебивает его Лева. — Я ведь не сомневаюсь в нашей победе. А теоретическое обоснование твоего эффекта, может быть, и будет тогда отличной темой для моей диссертации.

Уж за полночь, а у Машиных братьев все еще виден свет под дверью, хотя и не слышно их голосов. Но они не спят, конечно…

Поняли ли они, в чем было дело? Догадались ли, почему сорвалась Маша? Сергей, пожалуй, должен был догадаться… А может быть, все-таки не догадался? Может быть, это вообще такая исключительная случайность, которая и не повторится больше никогда? Тогда незачем их тревожить, раз они не знают ничего…

Но почему они не спят? О чем шепчутся?

Затаив дыхание, Маша прислушивается. Да, конечно, они шепчутся. Она не разбирает слов, но слышит их приглушенные голоса. Секреты это у них или они не хотят разбудитьее, полагая, что она спит?

И потом, зачем им свет? Значит, они что-то делают там при свете. Может быть, чертят что-то. Но что? Схему нового трюка? Но почему без нее? Они никогда ведь не делали этого втайне от нее…

Маша уже не может лежать спокойно. Она встает и идет к их комнате. У самой двери останавливается на мгновение и совершенно отчетливо слышит слово «опасность». Не раздумывая более, она решительно распахивает дверь.

Ну да, они действительно сидят за столом и так сосредоточенно чертят что-то, что даже не слышат, как она входит.

— Что это за совещание у вас, мальчики? — негромко говорит Маша, и они испуганно оборачиваются в ее сторону. Опять какие-то тайны от меня?

— Ну что ты, Маша! — обиженно восклицает Алеша. — Какие могут быть тайны от тебя?

— А хотите, я скажу вам какие?

— Да нет у нас никаких тайн, — поддерживает брата Сергей. — Просто мелькнул замысел нового трюка, вот и набрасываем его схему.

— А почему со мной не захотели посоветоваться?

— Думали, что спишь…

— Нет, мальчики, меня вы не проведете. И я вам скажу, о чем вы тут шептались. О причине моего падения, правда? Не случайно ведь это…

Братья молчат, но по их лицам Маша уже безошибочно знает, что угадала, и продолжает:

— Да, мое падение не было случайным. Оно произошло потому, что я вдруг потяжелела. Вернее, ко мне вернулся на какое-то мгновение прежний вес, и я полетела к Сереже с большей скоростью, чем прежде. А это значит… это значит, что гравитационное поле над манежем не постоянно.

— Да, Маша, именно это нас и встревожило, — с невольным вздохом признается Алеша. — Со мной тоже ведь случилось такое… Когда я возвращался на мостик, то чуть не перемахнул через него.

— Ну и что же нам делать теперь? — растерянно спрашивает Маша. — Если сказать об этом Илье Андреевичу, они сразу же начнут поиски неисправности и надолго выключат всю аппаратуру…

— Да и не в аппарате, наверно, тут дело, — перебивает ее Сергей. — В нем, может быть, и нет никаких неисправностей. Главное, по-моему, в том, что ученые просто сами еще не знают природы того явления, которое называют антигравитационным эффектом. А нестабильность этого эффекта их непременно насторожит. И конечно же они немедленно запретят нам репетиции, пока не разберутся, в чем дело.

— Но что же делать, мальчики? — снова вопрошает Маша.

— Не сообщать им ничего!.. — резко поворачивается к сестре Алеша. — Никому! Ни Илье Андреевичу, ни Ирине Михайловне. Об этом должны знать только мы. Ты понимаешь меня?..

Нет, Маша его не понимает, хотя и догадывается, что братья ее уже придумали что-то.

— Погоди, Алеша, — отстраняет брата Сергей. — Дай я ей объясню. Ты ведь знаешь, Маша, что мы смыслим немного в физике? Вот и подсчитали, что может произойти в результате временного восстановления нормальной гравитации. Для этого не требуется знаний теории относительности и квантовой механики, достаточно и обычной механики в пределах курса средней школы. Видишь, сколько мы бумаги перемарали? Это все наброски твоих и Алешиных положений в воздухе, при которых особенно опасно неожиданное повышение гравитации.

Маша внимательно всматривается в рисунки, недоумевая, почему такими опасными положениями считают они моменты отрыва от трапеции и от рук ловитора.

— Неужели не понятно? — удивляется Алеша. — Ведь именно в эти моменты мы с тобой делаем рывки, от которых зависит инерция наших полетов. И очень важно при этом, какой вес имеют наши тела. Об этом все время нужно теперь помнить и быть начеку. Особенно Сереже, чтобы при любых обстоятельствах вовремя прийти в точку встречи.

— В Сереже-то я нисколько не сомневаюсь, — обнимает брата Маша. — Он никогда не потеряет головы. Всегда сумеет каким-то шестым чувством обнаружить неточность нашего полета и молниеносно сообразить, как прийти к нам на помощь. Ну, а как быть в том случае, когда летишь с большей инерцией, чем необходимо, не к Сереже, а на отходный мостик?

— Поверь нам, Маша, — прижимает руку к сердцу Алеша, — мы продумали все случайности и учли все опасные моменты, и если ты не побоишься…

— Я не побоюсь!.. — нетерпеливо перебивает его Маша.

— Мы и не сомневались в тебе, — счастливо улыбается Алеша. — А беспокоила нас все это время вовсе не опасность падения. Напротив, отсутствие опасности…

Маша поднимает на него удивленные глаза. Опять какая-то загадка?

— Известны ли тебе, Маша, слова Луначарского о цирковых артистах! — вступает в разговор Сергей. — Их привел нам как-то Михаил Богданович. "Специалистами отваги" назвал нас Луначарский, а цирк — "школой смелости". И нам с Алешей казалось все время, что этой-то отваги и смелости как раз не хватает в нашем новом номере. Малейший элемент риска был вроде исключен…

— О, теперь-то наконец я поняла вас! — гневно восклицает Маша. — Смертного номера захотели, значит? Ну, знаете ли, не ожидала я от вас этого! Будем, значит, возрождать худшие стороны буржуазного цирка? Играть на нервах зрителей?

— Напрасно ты так о нас… — обижается Алеша. — Мы ведь…

— Ну ладно! Не будем больше об этом, — тяжело вздыхает Маша. — А план ваш я принимаю.

После встречи Нового года Илья видел Машу всего два или три раза, да и то во время ее репетиции. Даже поговорить не удавалось. Лишь кивал ей снизу, когда она была на трапеции.

И вдруг ему представляется такой почти невероятный случай: он застает Машу у себя дома, да еще одну, без братьев. Ее затащила к себе Ирина Михайловна по каким-то чисто дамским делам, потому-то и пришла она без Сергея и Алеши.

— Как я рад, Машенька, что наконец-то встретил вас на земле, да еще и одну, без братьев! — радостно восклицает Илья, задерживая руку гимнастки в своей руке. — Вы ведь всегда либо под куполом цирка, либо в сопровождении своих телохранителей, а мне так хочется поговорить с вами без свидетелей.

— Вот бы никогда не подумала, что у вас может возникнуть такое желание! — смеется Маша.

— Почему же? — удивляется Илья.

— Сама не знаю, — уже без улыбки произносит Маша.

В ее отношении к Илье произошла за эти дни какая-то странная, непонятная ей самой перемена. Тогда, на встрече Нового года, ей было очень хорошо рядом с ним. Даже расстроивший ее уход Юры ненадолго омрачил ее настроение. Илья Очень деликатно ухаживал за ней и явно хотел понравиться, произвести хорошее впечатление своей воспитанностью и даже, как показалось Маше, каким-то рыцарством. Это понравилось ей тогда, но потом, на другой или, может быть, на третий день, она задумалась над этим и что-то встревожило ее. Чем-то неестественным, похожим на какую-то игру, представилось вдруг ей поведение Ильи. И она потеряла к нему прежний интерес…