— Трейси, вы можете простудиться. Вот, накиньте мой пиджак.

Она протянула руку, помогая ему накинуть пиджак ей на плечи. В этот момент руки их соприкоснулись, она пожала его ладонь. Что за черт? Бонд придвинулся ближе и почувствовал ее ответное движение. Он бросил взгляд на тех двоих. Они сидели, сгорбившись на ветру, держа руки в карманах, настороженные, но как бы безразличные. Быстро таяла позади, пока не превратилась в "золотистое свечение на горизонте, цепочка огней — это был Руайаль. Правой рукой Бонд нащупал в кармане нож, наличие которого несколько успокаивало, и осторожно провел большим пальцем по лезвию, острому как бритва.

Пока он раздумывал о том, как и когда сможет использовать это оружие, подсознательно проигрывал в памяти все, что случилось с ним за прошедшие сутки, стараясь понять, что бы все это могло значить.

Почти ровно сутки назад Джеймс Бонд осторожно вел свою машину, старенький «Континентл Бентли» — шасси типа "Р" с мощным шестицилиндровым двигателем и задними ведущими, коэффициент полезного действия 13:40, — на котором он ездил уже три года; он вел машину по скоростной, но однообразной трассе № 1, соединяющей Аббевилль с Монтре, по пути, которым туристы из Англии возвращаются домой — самолетом компании «Силвер сити Эруэйз» из Ле-Туке или паромом из Болоньи или Кале.

Он ехал быстро, но с безопасной скоростью, делая 80—90 миль в час, бросив педаль газа и поставив автомат, который встроен во все машины класса «ралли», и мысли его были целиком заняты составлением письма о добровольной отставке, об уходе из Секретной службы.

Письмо, адресованное «лично М.», выглядело уже примерно так: "Сэр, имею честь просить Вас принять мою немедленную отставку из Секретной службы.

Причиной подачи данного прошения, которое я вручаю Вам с большим сожалением, является следующее:

(1) Мои обязанности в Службе до прошлого года были связаны с деятельностью отдела 00, и Вы, сэр, были настолько любезны, что время от времени выражали свое удовлетворение моей работой, от которой и я получал большое удовольствие. Однако, к моему большому огорчению (Бонду очень понравилось это слово — «огорчение»), после успешного завершения операции «Гром» от Вас лично я получил инструкции сосредоточить свои усилия, без указания даты исполнения (еще одна великолепная фраза!), на поисках Эрнста Ставро Блофелда и его задержании вместе с любыми другими членами организации СПЕКТР — Специального исполнительного комитета по контрразведке, терроризму, ответным действиям и принуждению, если эта организация была создана вновь после ее разгрома при завершении операции «Гром».

(2) Я неохотно принял, как вы, наверное, помните, это новое назначение. Мне казалось, и я тогда же об этом заявил, что подобная чисто следовательская работа может быть с равным успехом выполнена при помощи обычных полицейских методов другими отделами Службы — местными резидентами, союзническими зарубежными секретными службами и Интерполом. Мои возражения были отклонены, и почти год я вынужден был заниматься в разных точках земного шара обычной детективной работой, которая заключалась в проверке любых незначительных слухов, любых возможных версий и ни к чему не привела. Я не обнаружил никаких следов этого человека или возрожденного СПЕКТРа, если он вообще существует.

(3) Мои многочисленные просьбы освободить меня от этой утомительной и бесплодной работы, даже когда я обращался к Вам лично, были либо проигнорированы, либо, иногда, даже не выслушаны, мои частые уведомления, выдержанные в критическом духе (тоже неплохое выражение), о том, что Блофелд мертв, расценивались, мягко говоря, недостаточно вежливо. (Ловко! Может, даже слишком ловко!)

(4) Упомянутые выше неблагоприятные обстоятельства достигли своего апогея, когда я выполнял секретное задание (см. Дело R'S РХ 437/007) в Палермо, охотясь за неким невероятно вероломным зайчиком. Животное это приняло облик некоего Блоэнфелдера, весьма респектабельного немца, занимающегося виноградарством — в частности прививками мозельского и сицилийского сортов, дабы увеличить содержание сахара в последнем, который, между прочим, да будет Вам известно (здесь, пожалуй, без соответствующей редакции не обойтись!), может прокисать. Расследование деятельности указанного субъекта обратило на меня внимание мафии, и миссия моя на Сицилии закончилась, мягко выражаясь, бесславно.

(5) Сэр, обращая Ваше внимание на вышеизложенное и в особенности на факт продолжительного использования моих возможностей не по назначению — пусть возможности эти скромны, хотя прежде они позволяли выполнять трудные, а для меня и более интересные задания, связанные с деятельностью отдела 00, я нижайше прошу принять мою отставку.

Примите уверения в моем почтении, 007".

Конечно, размышлял Бонд, пока плавно вписывал длинные корпус своей машины в крутой поворот, ему придется переписать большую часть письма. Некоторые места слишком напыщенны, в двух-трех предложениях надо будет избавиться от сарказма и несколько смягчить тон. Но это было главное из того, что он продиктует своей секретарше, когда послезавтра вернется в офис. А если она разревется, ну и черт с ней! Он так хотел. Ей-богу, хотел. Он был сыт по горло погоней за тенью Блофелда, и уже в зубах у него навяз этот СПЕКТР. Организация была разгромлена, и даже человек такого ума, как Блофелд, если, конечно, предположить невозможное и считать, что он жив, никогда не сможет возродить дело, поставив опять на колеса машину такого класса.

Произошло это как раз на том участке дороги длиною в десять миль, что проходит через лес. Усиленно сигналя, так что могли лопнуть барабанные перепонки, мимо него промчалась низкая двухместная белого цвета «Ланция фламиниа загато спайдер» с опущенным верхом. «Ланция», резко подрезав его, проскочила у самого капота и исчезла на бешеной скорости; призывный звук ее двойной выхлопной трубы эхом откликнулся среди деревьев. За рулем сидела девушка в ярко-малиновом шарфике на голове, шарфик развевался на ветру, стелился изящной красноватой змейкой.

Если и было что-то в жизни Бонда, что могло вывести его из равновесия, не считая «забав» с применением оружия, так это ситуация, когда тебя на большой скорости обгоняет хорошенькая девчушка, а по опыту он знал, что девчушки, носящиеся с такой скоростью, всегда чертовски милы — мимо не пройдешь. Стремительный ураган, только что унесшийся прочь, отключил мозг, сразу вышиб все мысли; заставил перейти на ручное управление. Растянув губы в улыбке, он до конца прижал к полу педаль газа, заложил крутой вираж и помчался вслед за ней.

На спидометре 100, 110, 115, а он все еще не поравнялся с ней. Бонд нажал красную кнопку на приборной доске. Раздался тонкий пронзительный звук двигателя, больно резанувший слух, и «Бентли» рванулся вперед. 120, 125! Теперь он нагонял ее. 50 ярдов, 40, 30! Он уже видел в зеркале заднего обзора ее глаза. Но хорошая дорога кончалась. Одно из тех предупреждений, которыми французы обозначают опасный участок, промелькнуло справа от него. Впереди, за подъемом, виднелся шпиль церкви, группа домов какой-то деревушки, расположившейся у подножия крутого холма, мелькнул еще один знак, предостерегающий о целой серии поворотов. Обе машины сбавили скорость — 90, 80, 70. Бонд видел, как вспыхивали задние габаритные огни ее машины, как правая рука переключала рычаг передач; сам он почти одновременно делал то же самое. Затем оба они оказались на резком вираже на булыжной мостовой, и ему пришлось притормозить; с завистью следил он за тем, как дионовский ведущий мост ее машины мгновенно адаптировал задние колеса к езде по неровной дороге, в то время как его примитивная механика позволяла чувствовать каждый ухаб и вырывала руль из рук. И вот уже деревья остались позади, идущая впереди машина, вильнув хвостом, вышла из поворота и понеслась по прямой дороге, как будто за ней черти гнались, — он отстал ярдов на 50.