Я обхватил руки Марио сзади. Он остервенело колотил меня кастетом в бедро, так что оно сразу же онемело. Я переместил захват и зажал Марио крепче.

— Успокойся, приятель, успокойся.

— Убью гада, — хрипло повторял он, то и дело переводя дыхание. — Пусти меня! — Он резко дернул плечами и чуть не сбил меня с ног.

— Спокойно, Марио, спокойно. Ты свернешь себе шею.

Симми приподнялся и стал на колени. По лицу его текла кровь из глубокой раны на лбу. Покачиваясь, он поднялся на ноги и прислонился к забору. Кровь полилась на его желтую рубашку.

— Получишь за это пулю от мистера Блэйни, Тарантини. — Он сплюнул на гравий.

— А-а-а! — взревел Марио. Мышцы его напряглись, как стальные канаты, и разорвали мой захват. Он снова замахнулся рукой с кастетом, Симми сиганул через забор. Я прижал Марио к забору и вывернул у него кастет. Он попытался двинуть меня коленом в пах, и мне пришлось резко наступить ему на подъем другой ноги. Он сполз вниз по забору и сел, обхватив ногу руками.

Негритянка, которую я видел днем раньше, выбежала из-за угла дома по другую сторону забора. Она стояла первой в кучке чернокожих мужчин и женщин, собравшихся в конце длинной вереницы лачуг и молча смотревших на нас. Один из мужчин держал в руках двуствольный обрез. Симми стал рядом с ним и крикнул:

— Ну что же ты? Лезь сюда, к нам, и попробуй еще раз.

— Ага, — проворчал мужчина с двустволкой. — Полезай, мы тебя ждем.

Женщина со стоном прикоснулась пальцами к окровавленному лицу Симми. Я оглянулся и увидел толпу людей, стоящую полукругом позади меня. Один из них, с лицом-подметкой, крикнул:

— Покажи ему, Тарантини. Оторви голову этому черному ублюдку. — Однако сам он не сделал попытки выбраться вперед из второго ряда зрителей.

Я поднял Марио на ноги и отвел к машине.

— Этот грязный нигер его ударил? — спросила какая-то женщина.

— Да нет, он просто пьян, — ответил я. — Видите, на ногах не держится. Расходитесь, представление окончено.

Я залез в кабину первым и втащил Марио за собой, потом медленно дал задний ход, проезжая сквозь толпу.

— С одним рассчитался, — сказал Марио сам себе. — Здорово я ему кровь пустил, а? И до остальных доберусь.

— Смотри, как бы они сами до тебя не добрались, — предостерег я, но Марио пропустил мои слова мимо ушей.

Какая-то девушка с лихорадочно блестящими глазами побежала за машиной по тротуару и ухватилась за дверцу с той стороны, где сидел Марио.

— Подождите! — крикнула она.

Я нажал на тормоз. У девушки были коротко остриженные белокурые волосы. Казалось, что на голове у нее шапочка из золотистого шелка. Подавшись молодой, упругой грудью в открытое окно машины, она торопливо заговорила:

— Где Джо, Марио? Меня второй день ломает.

— Проваливай! Отстань от меня. — Он попытался оттолкнуть ее.

— Пожалуйста, Марио. — Ее ярко-красный рот страдальчески скривился. — Пожалуйста, Марио, дай порошочку.

— Я сказал — проваливай. — Он наотмашь ударил ее ладонью, но она поймала его руку и не хотела отпускать.

— Говорят, твоя яхта погибла. Я могу кое-что об этом рассказать, честное слово, Марио.

— Врешь, — бросил он и, вырвав руку, поднял стекло. — Поехали отсюда, что-то паршиво мне.

Я довез его до дому. Вылезая из машины, он споткнулся и упал на колени у края тротуара. Я помог ему дойти до двери.

— Тебе надо бы вызвать врача. Пусть осмотрит твою голову.

— К черту врачей, — вяло бросил он. — Отдохнуть нужно малость, и все.

Дверь открыла его мать.

— Где ты пропадал, Марио?! — Голос ее дрожал и срывался от волнения, словно в этом старом расплывшемся теле жила душа пугливого ребенка.

— Нигде, мама, — пробормотал он. — Просто вышел прогуляться, воздухом подышать. Все в порядке.

Когда я вернулся к «Арене», Симми нигде не было видно. Кассир, продавший мне билет, сам его надорвал и махнул рукой в сторону входной двери. Толпы перед входом уже не было, если не считать нескольких мальчишек, ждавших случая проскочить без билета. Они проводили меня огромными, полными зависти глазами, точно там, за этой заветной дверью, должны были сойтись в поединке Ахилл и Гектор или Иаков собирался сразиться с архангелом.

Когда я вошел, схватка уже была в полном разгаре. Не меньше тысячи человек наблюдали сейчас за еженедельной битвой между добром и злом. Добро в этот день представлял молодой острогрудый парень итальянского типа, сплошь поросший густой черной шерстью. Зло персонифицировал средних лет славянин с круглой блестящей плешью и рыжей бородой, которая должна была компенсировать нехватку волос на макушке. У него был тяжелый, отвисший живот, похожий на готовую упасть слезу. Очевидно, злодеем его делали именно борода и живот.

Я нашел свое место в третьем от ринга ряду и минуты две-три наблюдал за поединком. Рыжебородый захватил пучок волос на груди итальянца большим и указательным пальцами и резко дернул к себе. Острогрудый взвыл от боли и ужаса и бросил умоляющий взгляд на судью. Рефери — маленький круглый человечек в майке с длинными руками — резко отчитал рыжебородого за неэтичное поведение по отношению к коллеге. Но тот лишь презрительно покрутил бородой. Толпа взревела от возмущения.

Рыжебородый прошел в угол ринга, где острогрудый мужественно преодолевал мучительную боль, и слегка шлепнул юного героя кулаком по плечу. Итальянец рухнул на колени, потрясенный ударом. Рыжебородый торжествующе стукнул себя кулаками в грудь и вызывающе посмотрел на толпу.

— Вышиби ему мозги, Джино! Дай, чтоб не встал! — завопила благообразная старушка рядом со мной. Судя по ее виду, совет был подан всерьез. Другие зрители выдвигали похожие предложения.

Воодушевленный поддержкой, Джино с трудом поднялся на ноги. Рыжебородый нанес новый удар с быстротой и силой падающего перышка, но на этот раз Джино увернулся и дал сдачи. Зрители взвыли от восторга: «Бей его, Джино!» Злодей съежился и попятился назад: еще бы, ведь все громилы — трусы. Пожилая матрона рядом со мной утверждала, что он вот-вот наделает под себя.

Поскольку добро торжествовало, я мог с легким сердцем ненадолго оторвать глаза от ринга. Я легко нашел девушку, которую искал. Ее золотистая головка поблескивала в первом ряду по другую сторону ринга. Она сидела рядом с мужчиной средних лет в несколько легком для этого времени года габардиновом костюме и панаме с красно-сине-желтой лентой. На лацкане у него красовался значок делегата на съезде демократической партии. Девушка практически сидела у него на коленях. С расчетливой игривостью пальцы ее сновали вверх и вниз по его руке, теребили пуговицы его жилета и галстук. Лицо джентльмена было красным и отекшим, точно он выпил лишнего.

Теперь Рыжебородый ползал на карачках у канатов. Джино требовал, чтобы судья заставил его встать и продолжить бой. Рефери ухватил злодея за бороду и поднял на ноги. Джино атаковал стремительно и беспощадно. Он подпрыгнул в воздух и нанес сокрушительный удар обеими ногами, едва задев кончиком борцовки торчащую вперед бороду. Сметенный сотрясением воздуха, злодей грохнулся на спину. Итальянец ловко приземлился на плечи и, спружинив, вскочил на ноги. Рыжебородый лежал до тех пор, пока судья не закончил счет и не объявил Добро победителем. Толпа радостно заулюлюкала. Зло тут же очнулось и заспорило с судьей, энергично тряся бородой. «Старый обманщик! — взвизгнула старая леди. — Вон с ринга!»

Золотоволосая девушка и мужчина в панаме встали и направились к выходу. Я подождал, пока они не скроются из виду, и пошел за ними. Воодушевленные победой Добра, остальные зрители смеялись и болтали, покупали пиво, жареные орешки и кока-колу у разносчиков в белых кепи, сновавших по проходам. Добро и Зло ушли с ринга вместе.

Выйдя на улицу, я увидел, что мужчина и девушка стоят у кассовой будки, а кассир вызывает им такси по телефону. Она льнула к своему спутнику, как лишайник к утесу. Лицо ее было искажено болью и отчаянием. Толстая рука мужчины обнимала ее тонкую талию.