Кто бы ни вспоминал, ни толковал о Симоняне, обязательно упоминал о его безукоризненной корректности. Он и в разговоре, даже если вспыхнет жаркая, дерзкая перепалка, вежлив, никого не заденет неосторожным словом, в обращении с людьми, будь то приятели или случайные встречные, неизменно выдержан, терпелив, любезен. Человеку не дано уйти от самого себя: Симонян и на поле был такой же. В его движениях, прежде чем сила и быстрота, сначала бросались в глаза мягкость, плавность, какая-то даже застенчивость из-за того, что попал он в общество, где все как один резкие, не церемонятся. Словом, на первый взгляд оставлял он впечатление человека не от мира сего, не от футбольного мира.

Уже во время работы над этими очерками, повстречав Симоняна, я спросил: «Как бы вы сами объяснили, благодаря чему забивали так много?» И он, нисколько не удивившись вопросу, чуть подумав, сказал следующее: «В молодые годы я не был полезен в середине поля, в подыгрыше. А как только возникал голевой момент, что-то во мне преображалось, менялось, я весь собирался в кулак, чувствовал уверенность, все видел, знал, что нужно сделать. Позже я перестроился, больше стал участвовать в командной игре и к завершению атаки шел вместе со всеми…»

Итак, Симоняна преображал голевой момент. Здесь кончалась его кажущаяся расслабленность, его «вежливость». Дальше – никаких колебаний, быстрый скользкий рывок и удар в ту точку, которую он успел выбрать. Симонян был не из тех, кто бьет и бьет при малейшей возможности, надеясь, что когда-нибудь мяч попадет куда надо. И не из тех, кто под игом сомнений то подправляет себе мяч под ногу еще получше, то ищет глазами партнера да так ни разу за весь матч и не ударит. Симонян бил не часто, а забивал чаще других. И это не парадокс, это стиль, сначала человеческий, а затем футбольный. Он знал себя и не пытался быть каким-то другим.

В молодости ему крупно повезло с партнерами. Иметь рядом Игоря Нетто и Николая Дементьева – это значило получать постоянно в подарок голевые моменты. И им, разумеется, было удобно знать, что, если Никита пошел на удар, дело будет. Потом, в 1955 году, в «Спартак» вернулся Сальников. И ему и Симоняну было «в районе тридцати», оба – искушенные и закаленные, они нашли друг в друге людей одного игрового направления и, получив в товарищи молодых форвардов Бориса Татушина, Анатолия Исаева и Анатолия Ильина, стали опорой пятерки нападающих, можно смело сказать, образцовой, которая украшала в те годы наш футбол и в «Спартаке» (чемпионы 1956 и 1958 годов) и в сборной страны (в полном составе – олимпийские чемпионы в Мельбурне).

Способность к разгадке голевых моментов, сделавшая молодого Симоняна снайпером, с возрастом как бы расширилась, став способностью решать многоплановые тактические задачи. Но и сохранилась. Вот цифры его последних чемпионатов: 1956-й – 16 мячей в 20 матчах, 1957-й – 12 (в 18), 1958-й – 9 (21).

Год 1958-й был, по существу, прощальным в карьере Симоняна-форварда. Летом того года наша сборная выезжала на финальную часть чемпионата мира в Швецию. И там, в самом первом матче, со сборной Англии, сыгранном вничью – 2:2, счет четким низовым ударом открыл центрфорвард Никита Симонян. Мне приходилось от него не раз слышать, что он гордится этим своим ударом. Понять его можно: и сборная Англии не рядовой противник, и первый наш чемпионат мира, и удар нанесен был классно (я тому свидетель), а форварду как-никак тридцать два, и для «эндшпиля» ход, признаем, был эффектный.

Тонкость в любом проявлении: в области ли чувств, в ремесле ли, в искусстве – не бывает очевидной, не лезет в глаза. Ее надо уметь различить и оценить по достоинству. Иной раз, сидя на трибуне, можно было не сообразить, откуда взялся Симонян и как сумел он отправить мяч в сетку. Это и была его особенность игрока в высшей степени тонкого, обнаруживавшего себя в угаданные им считанные мгновения.

Много лет он отдал тренерскому занятию. И в нем он умел угадывать «голевые моменты»: дважды «Спартак» и один раз «Арарат», находившиеся под его началом, мало того что становились чемпионами – остались в памяти командами с красивой, атакующей игрой. Не сомневаюсь, что во всех этих случаях хороший вкус Симоняна, его наставления мастера мастерам были той отделкой, которая придавала законченность, блеск и лоск. Когда же он сталкивался с необходимостью в решительной коренной перестройке, в переучивании, в наведении железного порядка, ему это оказывалось как бы не с руки. То ли он был смолоду избалован своими благополучными игровыми сезонами, своим талантливым, само собой сложившимся спартаковским окружением или проявлялись врожденные мягкость и деликатность, тренеров не выручающие, как бы то ни было, Симоняну многотрудное, упорное, терпеливое строительство не давалось. А в отделочных работах его рука, его футбольная тонкость легко угадывались.

Форвард, сколько бы он ни забил за свою жизнь, хранит в памяти избранные голы. У Ильина таких голов целая коллекция, в музее для них понадобился бы отдельный стенд.

1955 год. Впервые к нам приехала команда – чемпион мира, сборная ФРГ. Наша сборная ее побеждает 3:2, третий, решающий, гол забил левый крайний Ильин.

1956 год. Финал I Спартакиады народов СССР Москва – Грузия 2:1. Гол Ильина делает москвичей чемпионами.

1956 год. Мельбурн, финал турнира Олимпиады СССР – Югославия. Удар Ильина – 1:0. С этой минуты и навсегда одиннадцать наших футболистов – олимпийские чемпионы.

1958 год. Дебют советской сборной на чемпионате мира в Швеции. После группового турнира дополнительный матч за выход в четвертьфинал СССР – Англия 1:0. Гол забит Ильиным.

1958 год. Драматическая развязка чемпионата страны. После его окончания переигрывается матч «Спартак» – «Динамо» (Киев). Если спартаковцы проигрывают, чемпионом становится московское «Динамо». За четверть часа до конца счет 1:2. Удар Ильина выравнивает положение, выглядевшее безнадежным, а вскоре Сальников забивает победный гол. В том сезоне «Спартак», выиграв и Кубок, сделал третий в своей истории «дубль».

Больше чем уверен, если переворошить «простые» матчи «Спартака» в чемпионате и розыгрыше Кубка, отыщется еще немало голов Ильина, обеспечивших выигрыш. Моя уверенность основывается на общем представлении об этом форварде. Его удачи не имели ни малейшего оттенка везения, в нем всегда звенело желание забить, он был как натянутая струна. Некоторые футболисты, обычно играющие вроде бы неплохо, в матчах повышенного значения уходят в тень, их на поле и не сыщешь. Другие сникают в международных встречах, у третьих не клеится в сборной, хотя в своих клубах они центральные фигуры. Ильин из тех, кого ничто не смущало. Ему требовалось получить мяч, увидеть перед собой ворота, и он знал, что делать дальше, пусть даже на поле команда марсиан. Невозмутимость, хладнокровие и прямо-таки магнитное притяжение к воротам противника были определяющими его чертами. Мне не помнится, чтобы Ильин отвлекался по пустякам, хватался за голову, бегал ябедничать судьям: атака сорвана, надо поскорее затевать следующую, только и всего.

Само собой разумеется, Ильин знал свою игру левого крайнего. И скорость умел варьировать, и финты у него были легкие, на ходу, и по воротам бил без колебаний с привычных точек. В «Спартаке», да часто и в сборной, на левой стороне он входил в треугольник, который вместе с ним составляли Игорь Нетто и Сергей Сальников. Эти мастера комбинационной вязи умели находить дело для Ильина, он не томился без мяча, не простаивал в ожидании. Ему такое соседство было как нельзя кстати, оно одаривало его возможностью заниматься тем, к чему лежала душа – проскальзывать к воротам.

В одном интервью Ильин выразился так: «Форварды не должны быть очевидны». Мысль интересная сама по себе. Она тем более обращает на себя внимание, что ее высказал нападающий эпохи «дубль-ве», когда властвовало строгое разделение труда. Скорее всего Ильин имел в виду, что его собственная игра на позиции левого крайнего в самом деле не была очевидной. Испытывая потребность забивать, послушный этому внутреннему велению, он то и дело уклонялся от испытанных тактических образцов, нарушал их, выбирая свои решения и пути. Скажем, вместо рекомендованного всеми наставлениями ухода от крайнего защитника и передачи мяча вдоль ворот – рывок к воротам наискосок, который заставал врасплох. Не исключаю, что в то время такие зигзаги поведения могли в иных случаях, если мяч прокатывался мимо или его ловил вратарь, вызывать недовольство партнеров и тренера. Возможно, иногда Ильин, ненасытный до остроты, слишком много брал на себя, переиначивал принятый рисунок. Но он – в Клубе, да и заветная коллекция подтверждает его право на внеочередной, лишний завершающий удар. По сути дела, Ильин был скрытым, затаенным еще одним центральным нападающим.