Брат схватил его за руку и крепко стиснул.

- Иди домой. Я не шучу, мать твою.

Холодный ужас пронесся по телу Рейджа, понижая температуру всего тела... и все же он вновь покачал головой.

- Отвали нахрен, Вишес. Серьезно.

Он не заинтересован в еще одной порции магии от Девы Летописецы. Он не...

- Ты нахрен умрешь этой ночью.

Сердце Рейджа остановилось. Он смотрел на лицо, которое знал годами, смотрел на эти татуировки, поджатые губы, суровые черные брови... и блестящий ум, обычно выражавшийся посредством сарказма, острого, как меч самурая.

- Твоя мать дала мне слово, - сказал Рейдж. Нет, он что, серьезно говорил ему свалить? - Она пообещала, что когда я умру, Мэри сможет отправиться со мной в Забвение. Твоя мать сказала...

- Нахрен мою мать. Отправляйся домой.

Рейдж отвернулся, потому что должен был. Или так, или его башка взорвется.

- Я не оставлю братьев. Не бывать этому. Ты можешь и ошибиться, один-то раз.

Ага, и когда это в последний раз случалось? В восемнадцатом веке? В семнадцатом?

Никогда?

Он заговорил с Ви.

- И я не собираюсь в страхе бежать от Забвения. Я начал думать так, и я закончу с оружием в руке, - он зажал рукой козлиную бородку, чтобы брат его не перебил. - А в-третьих, если я не буду сражаться сегодня, едва ли я просижу целую ночь в особняке взаперти. Моему пурпурному дружку пора выйти на завтрак, обед и ужин, понимаешь?

Ну, есть еще и «в-четвертых». И четвертый аргумент... был очень плохим, настолько плохим, что он не мог выносить его дольше секунды, требующейся для того, чтобы на ум пришла всякая дурь.

- Рейдж...

- Ничто меня не убьет. У меня все под контролем...

- Нет, не под контролем! - прошипел Ви.

- Ладно, хорошо, - выплюнул Рейдж, подаваясь вперед. - И что, если я умру? Твоя мать даровала нам с Мэри величайшую милость. Если я отправлюсь в Забвение, Мэри просто встретится со мной там. Мне не приходится беспокоиться о разлуке с ней. Мы с ней будем в полном порядке. Кому вообще нахрен есть дело, если я сдохну?

Ви тоже наклонился ближе.

- А ты не думал, что Братьям будет не все равно, мать твою? Серьезно? Ну, спасибо, мудак.

Рейдж посмотрел на часы. Оставалось две минуты.

С таким же успехом могло оставаться две тысячи лет.

- И ты доверяешь моей матери, - с издевкой произнес Ви, - в таких важных вещах. Я не думал, что ты настолько наивен.

- Она умудрилась дать мне альтер-эго гребаного тираннозавра! Это внушает доверие, черт подери.

Разом из темноты до них донеслись несколько птичьих голосов. Несведущий человек мог решить, что просто кучка ночных сов решили устроить свою версию «Идеального голоса»⁴ .

Проклятье, они говорили слишком громко.

- Проехали, Ви, - прошептал он. - Беспокойся о своей шкуре, умник ты эдакий.

Его последняя мысль, перед тем как его мозг сошел на нулевую видимость, и ничего нельзя было распознать за пеленой агрессии, была о Мэри.

Он вспомнил, когда они в последний раз были наедине.

Это было его личным ритуалом перед выпусканием зверя на волю, ментальным талисманом, который он поглаживал на удачу. И сегодня он видел ее стоящей перед зеркалом в их спальне - перед тем, что висело над высоким бюро, где они хранили наручные часы и ключи, ее украшения и его леденцы, их телефоны.

Она стояла на цыпочках, немного наклонившись, пытаясь вдеть жемчужный гвоздик в ухо и не попадая в дырочку. Голова ее была наклонена, темно-каштановые волосы спадали на плечо, и Рейдж захотелось зарыться лицом в эти свежевымытые и пахнущие шампунем волны. И это лишь половина того, что впечатлило его. То, как изящный изгиб ее подбородка подчеркивался светом хрустального бра; то, как кремовая шелковая блузка волнами спадала с ее груди и обвивала узкую талию; то, как слаксы облегали бедра. Никакого макияжа. Никакого парфюма.

Это все равно что подкрашивать Мону Лизу или брызгать на куст роз освежителем воздуха.

Физические особенности его пары можно было подмечать ста тысячами способов, но ни одно предложение или даже целая книга не могли в точности описать ее.

Она была часами на его запястье, ростбифом, если он был голоден, бутылкой лимонада, когда он умирал от жажды. Она была его церковью и его хором, альпийским лугом для его «лихорадки странствий», библиотекой для его любопытства, и каждым закатом и рассветом его жизни. Одним взглядом или единственным слогом она могла изменить его настроение, дать ему силы взлететь, хоть его ноги и оставались на земле. Одним прикосновением она могла усмирить его внутреннего дракона или заставить кончить до того, как он успел затвердеть. Она обладала всеми силами вселенной, заключенными в одном живом и дышащем существе, чуде, дарованном ему, хотя долгие годы он заслуживал лишь проклятия.

Мэри Мадонна Льюс была той самой девой, приход которой напророчил ему Вишес - и она сумела превратить его в богобоязненного вампира.

И с этой мыслью...

Рейдж сорвался с места, не дожидаясь сигнала от своей команды. Рванув через поле сломя голову, он выставил перед собой пушки и понесся так, будто в мышцах его ног курсировал лучший бензин премиум-класса. И нет, не нужно ему было слышать ругательства и проклятья за спиной, потому что он нарушил их прикрытие и атаковал слишком рано.

Он привык, что мальчики на него вечно злятся.

А с его демонами сложнее управиться, чем с братьями.

Безопасное место, офис Мэри

Положив трубку, Мэри Мадонна Льюс задержала руку на гладком корпусе телефона. Как и многое оборудование и мебель в «Безопасном месте», аппарат был десятилетней давности - бывшее в употреблении наследие какой-нибудь страховой компании или агентства по недвижимости. Та же история со столом. С ее креслом. Даже с ковром под ее ногами. В единственном вампирском убежище для женщин и детей, пострадавших от домашнего насилия, каждый пенни, перечисленный из щедрой казны Короля, тратился на поддержку, лечение и реабилитацию.

Жертвам разрешалось приходить сюда бесплатно. И сколько угодно оставаться в огромном просторном доме.

Персонал, конечно, был самой большой статьей расходов... и учитывая новости, только что сообщенные ей по этому старому телефону, Мэри была нереально благодарна Мариссе за ее приоритеты.

- Пошла ты к черту, смерть, - прошептала она. - Пошла ты нахрен далеко и надолго.

Кресло скрипнуло, когда она откинулась на спинку, и Мэри вздрогнула, хоть и давно привыкла к жалобному звуку.

Уставившись в потолок, она чувствовала непреодолимое желание начать действовать. Но первое правило терапевта - контролировать свои эмоции. Неподготовленность и суетливость не приносили ничего хорошего, усугубляя и без того стрессовую ситуацию личной драмой, которая была абсолютно неприемлема и непрофессиональна.

Если бы у нее было время, Мэри пошла бы к другому социальному работнику, чтобы ее выслушали, помогли вновь собраться и сконцентрироваться. Но когда происходит такое, она могла найти лишь минутку для фирменного глубокого дыхания по Рейджу.

Нет, не в сексуальном плане.

Скорее, его подобие йоги - наполнить легкие тремя отдельными вздохами, задержать кислород, а затем выдохнуть и вместе с тем выпустить все напряжение из мышц.

Или попытаться выпустить это напряжение.

Так, ладно, это не помогало.

Мэри встала и вынуждена была довольствоваться двумя «почти получилось» в разделе «спокойствие» - во-первых, она снова заправила шелковую блузку в слаксы и провела пальцами по волосам, которые пора бы постричь; а во-вторых, она скрыла лицо за своей версией Хэллоуинской маски, изображавшей сочувствующую, теплую девушку, вовсе не психующую из-за своей травмы в прошлом.

Когда она вышла в коридор второго этажа, ее окутал запах тающего шоколада, выпечки из сахара, масла и муки, говоривший о том, что «Ночь печенюшек с шоколадной крошкой» в самом разгаре. И на мгновение у нее возникло безудержное желание раскрыть все окна и позволить холодному октябрьскому воздуху унести эти запахи прочь.