Стратфордъ на тихомъ, меланхолически-красивомъ Авонѣ, гдѣ Шекспиръ провелъ дѣтство, отрочество и отчасти юность, до 18–19 лѣтъ, и въ настоящее время представляетъ собою крошечный городокъ съ 8000 жителей, съ десяткомъ улицъ, который изъ конца въ конецъ можно пройти въ 15–20 минутъ, Во времена Шекспира число жителей въ Стратфордѣ не превышало 1400 человѣкъ, такъ что собственно это было большое село. И теперь Стратфордъ какъ-бы стоитъ незначительнымъ клочкомъ среди полей, a тогда смѣсь «города» съ деревней была, очевидно, еще сильнѣе. Улица, на которой прошла самая впечатлительная пора жизни Шекспира, имѣла особенно деревенскій характеръ: она потому называлась улицею Генли, что въ сущности это была дорога, которая вела въ сосѣдній городокъ Генли.
"Несомнѣнно, слѣдовательно, и безъ всякихъ индивидуальныхъ свѣдѣній о Шекспирѣ, что выросъ онъ, какъ и всякій деревенскій мальчикъ, рѣзвясь и бѣгая по полямъ и лѣсамъ. Этимъ объясняется то превосходное знаніе природы, которымъ поражаютъ произведенія Шекспира. Спеціалисты ботаники, садоводы, зоологи и энтомологи составили длиннѣйшіе перечни травъ, деревьевъ, плодовъ, птицъ, насѣкомыхъ, о которыхъ Шекспиръ говорилъ, хотя и мимоходомъ, но съ необыкновенною точностью и мѣткостью характеризаціи. Точность усвоенія и вообще-то составляетъ одну изъ самыхъ замѣчательныхъ сторонъ во все углубляющагося генія Шекспира. Моряки, напримѣръ, совершенно поражены тѣмъ точнымъ знаніемъ столь чуждаго ему морского дѣла, которое онъ проявилъ въ "Бурѣ". Ему, очевидно, достаточно было однихъ разговоровъ съ какими-нибудь моряками, чтобы превосходно усвоить все существенное. Тѣмъ проникновеннѣе, конечно, изображеніе того, что онъ самъ вычиталъ изъ великой книги природы. Чарующая поэзія картинъ природы y Шекспира (особенно богатъ ими "Сонъ въ лѣтнюю ночь") глубоко пережита и перечувствована; въ нихъ всегда видно не только знаніе, но и глубокая любовь. Оттого, между прочимъ, даже въ такихъ условныхъ произведеніяхъ его, какъ миѳологическая поэма "Венера и Адонисъ", мало той «пастушеской» сентиментальности, которою отличаются "сельскія", созданныя по классическимъ образцамъ, произведенія его современниковъ.
Несомнѣннымъ отголоскомъ почти деревенскаго быта, среди котораго прошла юность Шекспира, является и тотъ яркій отпечатокъ фольклора, который лежитъ на всѣхъ его произведеніяхъ. Они полны намековъ на многочисленные веселые обряды и повѣрья, которые отличаютъ Англію на рубежѣ перехода отъ дававшаго просторъ фантастическому элементу католицизма къ мрачному пуританству, съ такою неумолимостью вышучиваемаго Шекспиромъ (особенно въ "Двѣнадцатой ночи", фигура Мальволіо). Еще не наступилъ святошескій режимъ аскетическихъ сектъ XVII вѣка, изгнавшихъ изъ Англіи "бѣсовскія" навожденія «языческихъ» переживаній, еще живъ былъ духъ той "веселой старой Англіи" (Old merry England), который сообщаетъ столько заразительной жизнерадостности и искрящагося смѣха тѣмъ пьесамъ и отдѣльнымъ сценамъ, гдѣ Шекспиръ не предается своимъ пессимистическимъ настроеніямъ. Одновременно съ обрядами и повѣрьями, въ памяти Шекспира живо запечатлѣлись постоянно мелькающія въ его драмахъ старыя народныя пѣсни и баллады, чуждыя уже большимъ городамъ, но еще распѣваемыя странствующими пѣвцами по базарамъ мелкихъ городовъ и селъ.
Къ числу дѣтскихъ впечатлѣній Шекспира, несомнѣнно, принадлежатъ и отголоски вѣковой кровавой распри Алой и Бѣлой Розы. Стратфордъ находится въ центрѣ графства, носящаго имя одного изъ самыхъ грозныхъ главарей междоусобія — могучаго Варвика. Едва-ли можно считать простою случайностью тотъ ореолъ, которымъ въ хроникахъ Шекспира окружено имя владѣльца великолѣпнаго замка, и до настоящаго времени составляющаго одну изъ главныхъ достопримѣчательностей окрестностей Стратфорда.
Въ двухъ-трехъ часахъ ходьбы отъ Стратфорда находятся развалины другого замѣчательнаго замка — Кенильвортъ, имя котораго преданіе особенно тѣсно связываетъ съ именемъ Шекспира. Здѣсь, въ 1575 году происходили устроенныя графомъ Лейстеромъ въ честь Елизаветы великолѣпныя празднества, отзвуки которыхъ хотятъ видѣть въ "Снѣ въ Иванову ночь" (см. предисловіе къ этой комедіи въ I томѣ). По преданію, ихъ видѣлъ 11-тилѣтній Шекспиръ, и въ своемъ нѣкогда знаменитомъ романѣ "Замокъ Кенильвортъ" Вальтеръ Скоттъ описалъ впечатлѣнія геніальнаго мальчика.
Лѣтъ 7–8 стратфордскія дѣти поступали въ школу. Незначительный городокъ-село Стратфордъ обладалъ, однакоже, помѣстительною «грамматическою» школою (Gramat School; соотвѣтствуетъ нашей гимназіи), въ которой и по настоящее время стратфордцы получаютъ свое образованіе. Здѣсь преподавалась мудрость вѣка — классическіе языки и литература. Шекспиръ не принадлежалъ къ числу особенно прилежныхъ учениковъ. Объ этомъ свидѣтельствуетъ его другъ и великій почитатель — извѣстный писатель Бенъ-Джонсонъ, сообщающій, что изъ школы Шекспиръ вынесъ "немного латыни и еще менѣе греческаго языка" ("Small Latin, and less Greek)". Однако классическихъ цитатъ не мало разсѣяно въ произведеніяхъ Шекспира, особенно раннихъ, и къ числу того немногаго, что осталось непосредственно отъ великаго писателя, относится экземпляръ Овидія (въ Бодлеянской библіотекѣ), принадлежавшій Шекспиру и носящій его грифъ на заглавномъ листкѣ. Самое преподаваніе классической премудрости, очевидно, не внушило Шекспиру особеннаго почтенія: къ числу наиболѣе смѣхотворныхъ фигуръ его комедій принадлежатъ школьные «педанты» — учителя: Олофернъ въ "Безплодныхъ усиліяхъ любви", пасторъ Эвансъ въ "Виндзорскихъ кумушкахъ" и другіе.
Позднѣе Шекспиръ, очевидно, практическимъ путемъ, пріобрѣлъ нѣкоторыя познанія во французскомъ языкѣ, о чемъ свидѣтельствуютъ, напримѣръ, французскіе разговоры въ "Генрихѣ V". Почти несомнѣнно, что онъ былъ знакомъ и съ моднымъ тогда въ придворныхъ и свѣтскихъ сферахъ итальянскимъ языкомъ. Основаніе для такого предположенія даютъ сюжеты нѣкоторыхъ его произведеній, которые онъ изъ англійскихъ источниковъ почерпнуть не могъ. Если, напримѣръ, совершенно несомнѣнно, что съ Плутархомъ, давшимъ ему чрезвычайно обильный матеріалъ для римскихъ трагедій ("Юлій Цезарь", "Антоній и Клеопатра", "Коріоланъ") Шекспиръ познакомился по англійскому переводу, то есть нѣсколько драмъ его и при томъ такихъ знаменитыхъ, какъ "Венеціанскій купецъ" и «Отелло», фабула которыхъ заимствована изъ итальянскихъ новеллъ Джовани ("Реcorone") и Чинтіо ("Hecatommithi"), на англійскій языкъ не переведенныхъ. Не исключена, правда, возможность того, что содержаніе этихъ итальянскихъ новеллъ Шекспиръ могъ узнать отъ кого-нибудь изъ своихъ многочисленныхъ свѣтскихъ знакомыхъ. Нѣкоторыя въ книгахъ не находимыя подробности итальянской жизни, изображенной имъ многократно, онъ даже навѣрное могъ знать только по устнымъ разсказамъ лицъ, путешествовавшихъ по Италіи. Мѣстный колоритъ итальянской жизни такъ ярокъ y Шекспира, что создалась даже цѣлая теорія о томъ, что Шекспиръ — въ какой-нибудь труппѣ славившихся тогда англійскихъ актеровъ — въ молодости побывалъ въ Италіи. На самомъ дѣлѣ, Шекспиръ, конечно, никогда не былъ въ Италіи, иначе онъ не заставилъ бы Валентина изъ " Двухъ Веронцевъ" отправляться изъ Вероны въ Миланъ морскимъ путемъ, или Проспера изъ «Бури» садиться на морской корабль въ миланской «гавани». Яркость мѣстнаго колорита итальянскихъ драмъ Шекспира представляетъ собою, такимъ образомъ, только одно изъ многочисленныхъ проявленій необыкновеннаго дара его все усваивать и органически перерабатывать. Этимъ же путемъ могъ онъ по устной передачѣ усвоить сюжеты, взятые изъ итальянскихъ новеллъ. Но, все таки, точное сравненіе содержанія новеллъ первоисточниковъ и заимствованныхъ изъ нихъ драмъ, совпаденіе многочисленныхъ и притомъ очень мелкихъ подробностей, почти не оставляетъ сомнѣнія, что Шекспиръ имѣлъ передъ глазами, при созданіи этихъ драмъ, книгу.