Сквозь шум в ушах Анна расслышала только одно слово. Любить. Она издала протяжный стон, который Винс принял за стон страсти и без промедления он вонзился в нее, задыхаясь от удивления, что она оказалась такой изумительно тесной внутри. Он не слышал ее крика, не видел ее слез, брызнувших из закрытых глаз и осознавал лишь то, что она не сопротивлялась; лежала под ним, как хорошая девочка и она была самой тесной из всех, кого он знал, Винс не мог остановиться, нужно было часто иметь дело с такими девочками, чтобы оторваться от нее. С закрытыми глазами он углубился в нее и содрогнулся от наслаждения, камнем упав на нее, прижавшись лицом к ее шее.

Анна открыла глаза и посмотрела на вершины деревьев, еле видные в вышине. Свет угасал, но еще было видно, как они раскачивались под вечерним ветерком. Качаясь, они поскрипывали. Разве это не похоже на фильм ужасов. Закрой глаза и ты поверишь, что, действительно, сейчас случится что-то ужасное.

На следующий вечер он пришел в ее комнату. Девочка провела здесь весь день, в пижаме и халате, отказываясь от еды, отказываясь видеть Мэриан, когда та стояла за закрытой дверью и просила впустить ее, чтобы измерить Анне температуру.

– Со мной все в порядке, – сказала Анна. – Просто мне ничего не хочется делать. Со мной все в порядке. Я хочу побыть одна!

– Трудно иметь дело с детьми, которые все излишне драматизируют, – прошептала Мэриан сама себе. – Но ведь все мы склонны к чрезмерным переживаниям в тринадцать лет, не так ли? – мудро добавила она и вернулась к работе в саду.

Девочка сидела, съежившись на обтянутой цветастым ситцем подушке стула, стоявшего у окна. Ее окружали яркие цветы: на обоях, на пологе кровати, на краю туалетного столика и большого кресла в углу комнаты рядом с круглым столом, покрытым скатертью в цветочек, доходивший до пола. Повсюду были фотографии ее матери в серебряных рамках. Фотографии Мэриан и Чарльза стояли на каминной доске над маленьким мраморным камином по другую сторону от кровати. На круглом столе были свежие розы, горничная ставила их сюда каждый день. Все было таким ярким и веселым, что Анна не могла вынести это. Она закрыла глаза, чтобы ничего не видеть.

Между ногами у нее все горело. Пульсирующая, сильная боль. Если бы кто-то попросил ее нарисовать эту боль, она сделала бы ее ярко-красной, даже ярче, чем кровь, которая, как обнаружила Анна, раздеваясь вчера вечером, испачкала ее ноги с внутренней стороны. Почти всю дорогу до дома Винс шел с ней, обхватив рукой за плечи, чтобы она не спотыкалась, и рассказывал о какой-то поездке, которую Итан планировал для него.

– Но это будет нескоро, – сказал он, когда они остановились у бокового входа. – Я не мог бы оставить тебя сейчас, – и легонько поцеловал Анну в лоб, потом приподнял ее подбородок. – Ты никому не скажешь об этом. Ты понимаешь? – Винс держал ее подбородок слишком крепко; ноготь его большого пальца врезался в кожу. – Ты понимаешь? – Она кивнула. – Вот так-то, девочка моя, – сказал он и отпустил ее подбородок. – Иди в дом, малышка. А я войду с парадного входа. Я приду к тебе завтра вечером.

На следующий день люди ходили туда сюда под окнами ее спальни, расположенной на втором этаже, как будто все было в полном порядке. Садовники болтали по-испански, подрезая кусты и выкашивая лужайку; сладкий запах свежескошенной травы поднимался к окну Анны. Почтальон протягивал письма и журналы одной из горничных. Мэриан прошла к розарию и, поставив на землю длинную плетеную корзину, натянула перчатки из ситца в цветочек, поправила широкополую соломенную шляпу и стала тщательно осматривать каждый цветок, прежде чем решить, какой срезать и осторожно положить в корзину. Мимо прошла няня с Китом в коляске и Мэриан помахала им садовыми ножницами. В голове у Анны не было никаких мыслей. Она чувствовала себя опустошенной. Девочка хотела довериться Эми, но не смогла. Как бы она ни старалась, Эми не вернулась бы к жизни; почему-то Анна знала, что Эми ушла и никогда не вернется. Она сидела неподвижно, пока текли часы, наблюдая за жизнью внизу. Вернулся домой Фред и потрепал Мэриан по щеке в то время как Анна смотрела на них со стороны. Немного позже Мэриан постучала в дверь.

– Можно войти?

– Нет, – сказала девочка. Ее комната находилась в дальнем конце холла, за тяжелой дверью, и пришлось повысить голос, чтобы ее услышали.

– Ну, конечно, дорогая, если ты не хочешь, я не буду входить, – она тоже повысила голос. – Пора идти, Анна; Нина любит, чтобы все приходили вовремя. А ведь мы не хотим опоздать на день рождения дедушки?

– Я не пойду, – ответила Анна, все еще глядя в окно.

– Конечно, мы тебе дадим несколько минут, чтобы умыться, если тебе хочется хорошо выглядеть.

– Я не пойду, – повторила девочка.

– Или переодеться. Хорошо, когда все нарядные, так будет, более празднично. И дедушке понравится.

Анна молчала.

– Хорошо, – сказала Мэриан. Ее голос звучал спокойно из-за закрытой двери, Мэриан никогда не расстраивалась. – Разумеется, если ты себя плохо чувствуешь, то можешь не ходить. Я всем объясню и уверена, что дедушка и завтра будет рад твоим поздравлениям. А тебе советую остаться в твоей комнате. Я пошлю тебе обед. Суп. Это всегда хорошо. Хочешь еще чего-нибудь. Может, поговорить с кем-нибудь?

Девочка заплакала.

– Анна?

– Нет.

– Тогда ложись спать пораньше. Завтра утром ты будешь чувствовать себя гораздо лучше.

В доме было тихо. Лучи солнца косо скользили по пустому двору, тени от деревьев и изгородей вытягивались, пока не легли черными полосами, насколько Анна могла их видеть. Вскоре солнце село, и все стало серо-голубым, очень тихим, застывшим в ожидании. А потом открылась дверь и вошел Винс.

– Боже, я скучал по тебе, – он поднял Анну со стула. – Думал о тебе весь день, – он подтолкнул ее к кровати. – Обед длился бесконечно. На Итана напала говорливость, – он усадил Анну на край кровати. – Разденься сама, малышка; я этого за тебя делать не стану. Это первое, чему ты должна научиться.

Анна, не двигаясь, смотрела на него широко открытыми глазами.

Винс шумно вздохнул.

– Боже мой! – сел рядом с ней и обвил ее руками. – Нам нужно подготовиться. Ну же, малышка, расслабься, нечего бояться. Дядя Винс позаботится о тебе. Ты нуждаешься в этом, тебе нужно много заботы. Помнишь, что я тебе вчера вечером говорил? Родственники должны стараться сделать друг друга счастливыми. Как раз этим мы и собираемся заняться. Ты будешь примерной девочкой, мы хорошо позабавимся и будем очень счастливы. И ты узнаешь все о любви.

Он протянул это слово, пока оно не превратилось во вздох, и улыбнулся Анне так нежно, что та качнулась, прильнула к нему; ей хотелось, чтобы ее поддерживали и любили. Он сжал девочку в объятиях, и постепенно ее оцепеневшее тело расслабилось у этой теплой, твердой груди. Винс был ненамного выше ее, фактически, он был самым низкорослым в семье, и она всегда думала, что это его расстраивало, но, может быть, Винса ничто не могло расстроить. Он был таким сильным, подавляя всех. Он один заполнял собою комнату. «Нет никого сильнее Винса», – думала Анна. Она прижалась к нему и закрыла глаза. Ей хотелось заснуть так, чувствуя себя защищенной и согретой.

– Проснись, – бодро сказал Винс. Он приподнял ее подбородок, приблизив ее лицо к своему и поцеловал, как вчера вечером, широко открывая рот и проталкивая язык вовнутрь. Но на этот раз, целуя, он водил руками по ее телу вверх и вниз. Мужчина поднял ситцевую кофточку пижамы и теперь прижимал ладони к ее маленьким грудям; его рука скользнула в пижамные брюки, чтобы сжать ягодицы, и дотронулась до горящей плоти между ногами. Анна вскрикнула, и он оторвался от ее рта.

– Тебе здесь больно?

Она кивнула со слезами на глазах.

– Ладно, не волнуйся; сегодня оставим это в покое. Есть еще много других вещей, которые мы можем делать. Сними пижаму, я хочу посмотреть на тебя.

Ее руки поднялись и опустились.