– Что же на самом деле случилось, Марни?

Я рассердилась, что он мне не верит, и вновь принялась за свою историю во всех подробностях, описывая и велосипед, и мальчишку на нем, и женщину, которая помогла мне подняться, и в чем она быта одета, и что сказала я, и что говорили другие; к тому времени я сама уже почти в это поверила.

Дядя Стивен не выдержал:

– Хорошо, милая, я просто спросил.

Но по его тону я поняла: он все равно мне не поверил, и рассердилась ещё больше. Весь путь домой я угрюмо молчала, пока у самой двери он спросил:

– Ты уже думала, чем будешь заниматься, когда окончишь школу? Что хочешь делать?

И я ответила:

– Мне хотелось бы работать с животными, лучше всего с лошадьми.

– Этого хотят многие девочки. А если не получится?

– Тогда не знаю.

– А что тебе лучше дается в школе?

– Ну, честно говоря, не многое.

– Ты не скромничаешь? Мама говорит, у тебя способности к математике.

– Да, считать я умею.

– И только? Ну ладно, Марни, на следующий год посмотрим. Я бы хотел помочь, послать тебя, скажем, на курсы секретарей, дать возможность повидать мир. В жизни много интересного, Марни. Тебе следует уехать отсюда.

В четверг, пятнадцатого, я одна начисляла зарплату. Правда, мне в помощь предложили Дженнифер Смит из технологического отдела, но я отказалась. В два часа дня я выписала чек на тысячу сто пятьдесят фунтов стерлингов и отнесла на подпись мистеру Холбруку. Потом отдала его вахтеру Говарду, который в сопровождении мастера Стетсона отправился в банк. Вернувшись, они принесли мне два голубых пакета наличных. К этим тысяче ста пятидесяти фунтам я добавила ещё двести пятьдесят – выручку от розничной торговли, потом принялась рассчитывать зарплату и раскладывать её по конвертам. Меня никто не беспокоил. К пяти часам три четверти работы были сделаны, и мистер Уорд, запирая деньги и готовые конверты в сейф, язвительно осведомился, уж не собираюсь ли я оставить мисс Клейбоун без работы.

Прошла ещё одна неделя. Я получила открытку от Сюзан.

Встретится она со мной, как бы не так!

Во вторник я подошла к одному из парней, работавшему на бумагорезке.

– Не мог бы ты мне оказать услугу? Я занимаюсь организацией вечеринки в субботу, и мы хотим устроить там игру. Мне нужно много небольших листочков бумаги, чтобы на них писать. Нарежешь?

– Конечно. Скажи только размер. И из какой бумаги?

– Из любой, только без линеек и не очень толстой. Размером примерно с почтовую открытку или чуть длиннее, на дюйм длиннее. Может быть, мне самой выбрать?

– Конечно, выбирай.

И я пошла за бумагой, а он её нарезал так, как я просила.

В четверг, двадцать второго, день выдался ветреный, по улицам несло пыль и листья. Осень наступала рано, мне было жаль тех, кто, отдыхал на море и теперь жался по углам, спасаясь от ветра. Но для конных прогулок погода вполне подходящая. Именно такая и нужна. Сегодня я принесла в сумочке тысячу двести чистых листков бумаги подходящего размера, скрепленных резинками в пачки по пятьдесят штук.

Марк облегчил мне задачу, уехав сразу после обеда. Говорили, поехал на аукцион в Сотби. Наверное, там выставили на продажу какой-нибудь древнегреческий прощальный кубок.

Выручка от розничной торговли за неделю составила немного – около трехсот пятидесяти фунтов, но мистеру Холбруку не обязательно было это знать. Я нахально выписала чек на тысячу сто девяносто фунтов, и эта сумма не вызвала у него никаких сомнений. Потом я даже жалела, что не рискнула на большее. Чек я отнесла Говарду, они со Стетсоном пошли за деньгами. Вернулись к двум тридцати, и я сразу принялась за работу: взяла первый конверт, открыла сумочку, вытащила восемнадцать листков бумаги из пачки и положила их вместо денег. А восемнадцать фунтов отправились в кармашек моей сумки. Дома я уже сравнивала одинаковое количество чистых листков бумаги и однофунтовых купюр в конвертах – на ощупь просто невозможно определить, где что.

Работала я в открытую, ничуть не прячась. Как я уже говорила, в комнате рядом стояли ксерокс, несколько шкафов с документами и картотекой и сидела девушка, мисс Гарри. Перегородка между нами из матового стекла не доходила до потолка, но увидеть что-то через неё было невозможно; я только слышала тихий шелест копировального аппарата, а она, возможно, – щелканье кнопок на моем калькуляторе да звяканье монет. Чтобы войти ко мне, нужно было сначала попасть в соседнюю комнату и сделать шагов шесть до моей двери, поэтому в моем распоряжении всегда имелось несколько секунд, необходимых, чтобы закрыть сумочку и принять невинный вид. Ведь если не считать небольшого изменения в конце каждой процедуры, я работала как обычно.

За весь день меня прерывали лишь трижды. Когда в пять часов пришел мистер Уорд, у меня оставалось всего двести шестьдесят фунтов.

– Даже лучше, чем в прошлый раз, – заметил он. – Придется увольнять мисс Клейбоун.

Я улыбнулась…

– Не выйдет. Она очень хороший бухгалтер. Я только этот конверт закончу, ладно?

Он стоял, разглядывая ногти, пока я заканчивала, потом потянулась, распрямляя уставшую спину, а Уорд забрал коробку с аккуратно разложенными, пронумерованными и подписанными конвертами и отнес её в сейф. Пока он это делал, я собрала остатки серебра и бумажных купюр, скрепила банкноты резинками и положила в ящичек. С ними и конторскими книгами я пошла к сейфу и придерживала дверцу, пока Уорд складывал все внутрь. Затем он запер дверцу сейфа, положил ключ в карман и достал пачку сигарет, собираясь закурить, но спохватился и предложил сигарету и мне.

И как этот порыв великодушия его не убил? Я улыбнулась и покачала головой.

– Что? Никаких пороков? – сказал мистер Уорд.

– Не этот.

– Ну просто образец добродетели!

– Да нет, – опять улыбнулась я. – Вы меня не любите, мистер Уорд?

Сегодня мне хотелось подразнить его.

С нарочито сосредоточенным видом он принялся чиркать спичкой, разглядывать пламя и тонкий дымок.

– От меня не требуется любить или не любить наших служащих, миссис Тейлор. Мое дело – следить, чтобы они хорошо работали.

– Но должно же быть у вас свое мнение.

– Да, конечно. – Он скосил глаза на сигарету. – Но ведь это мое мнение, верно?

У него явно не было желания откровенничать.

– Тогда я рада, что вы ничего против меня не имеете.

– А с какой стати? Работаете вы хорошо, никто не отрицает.

Я взяла сумочку, которая вдруг показалась мне толще, чем следовало, и посмотрела на часы. Пять двадцать. Сегодня не работали сверхурочно, и большинство рабочих уже уходили домой. Если хоть один решит сейчас зайти и попросить выдать зарплату сегодня, мне конец.

Я направилась к выходу.

– Вы завтра будете, мистер Уорд?

– Нет, еду на конференцию оптовых торговцев бумагой. А что?

– Мистер Ротлэнд вернется?

– Да, он будет здесь. И Холбруки тоже.

Я вышла из бухгалтерии и нарочно задержалась в коридоре, поправляя туфлю, пока не услышала, что мистер Уорд запирает дверь. Соседка тоже надевала жакет и вышла вслед за мной. Мы вместо дошли до туалета, где ещё несколько девушек пудрились. Я остановилась с ними поболтать, пока мистер Уорд не вышел из здания. И уже двинулась к выходу, когда вдруг у меня попросили спички, и я чуть не раскрыла сумочку… Но вовремя спохватилась и отрицательно покачала головой.

Мы уходили почти последними. Вы не поверите, как быстро пустеет здание, когда кончается рабочий день.

Добравшись домой и заперев за собой дверь, я достала деньги и пересчитала. Тысяча двести семьдесят фунтов. Если точнее, тысяча двести семьдесят два фунта десять шиллингов. Это была моя лучшая за все время добыча.