Понятно одно: ему нужна я. Мурашки пробежали у меня по спине.

Сейчас Марк Ротлэнд наблюдал за мной, и следовало быть осторожной.

– Странное ты создание. Самое странное из всех, кого мне доводилось встречать.

Я опустила глаза.

– Ты в самом деле так думаешь?

– Если судить по твоему рассказу, ты мало общалась с другими людьми. Занималась верховой ездой – понимаю. Но остальное время? Ведь ты жила так больше двух лет. И у тебя не было друзей?

– У меня не было приятелей. Я мало кого знала. Но не чувствовала себя одинокой. Мне всегда было чем заняться.

– Но так же жить нельзя. Ты слишком замкнута.

– Меня это устраивает.

– Или одиночество помогает тебе сочинять столь захватывающие истории? Помню, как ты рассказывала мне о своем муже. Как потрясла тебя катастрофа, в которую он попал на мотоцикле, и как ты не могла оставаться больше в Кардиффе. Очень трогательно!

– Не напоминай, пожалуйста. Мне очень стыдно.

– Неужели? Надо же! А насчет родителей в Сиднее, как тяжело они переносят жару в летние месяцы? Или как твой отец смотрит матчи на кубок Дэвиса? Ведь это все нужно было придумать!

– Прости, мне очень жаль.

– Интересно, сколько из твоих сегодняшних рассказов – такие же придумки?

Я подняла голову.

– Теперь я не лгу! Это совершенно разные вещи! Я была дурой, но мне и в голову не приходило, что придется с кем-то близко сойтись на работе. Я говорила тебе уже, что люблю уединение! Когда оказывается, что нужно знакомиться с людьми, я вынуждена что-то добавлять к тому, что рассказывала о себе прежде. Это как снежный ком, который все растет…

– Обычный результат, Марни. Но объясни, зачем отправлять родителей в Австралию, если их уже нет в живых? Какой тут прок?

Впервые он назвал меня моим настоящим именем.

– Дело не в пользе. Просто я хотела придумать жизнь, ничем не похожую на мою собственную.

– Бывают патологические лжецы. Ты из таких?

– Не знаю. Но ты можешь проверить все, что я тебе сегодня рассказала, и убедиться сам.

Марк как-то странно смотрел на меня, взглядом отчасти врача психиатра, отчасти влюбленного.

– Я не могу проверить все. Не могу проверить самое важное из того, что ты мне сегодня сказала.

– Что именно?

– Ты сказала, что хотела сбежать от меня, боялась, что слишком привяжешься и будешь страдать.

– Но это правда!

– Хотел бы верить.

– Марк, это правда! Неужели ты думаешь, что я вообще не способна ни на какие чувства!

– Уверен, что способна, но не знаю, на какие.

Какая мука была смотреть все время на него, и знать при этом, что попадаешь в новую ловушку. Но выхода не было.

– Поражаюсь, как при твоей сообразительности, не пришло в голову действовать иначе, – заметил Марк.

– Как именно?

– Просто не знаю, радоваться или обижаться, что ты этим не воспользовалась.

– Не понимаю, о чем ты…

Слава Богу, он вдруг резко отодвинулся от стола. Галстук его сбился, он тяжело дышал.

– В следующий раз, если подвернется зеркало, посмотри на себя. Неужели ты никогда не замечала, как смотрят на тебя мужчины?

– Да, но я…

– Неужели тебе никогда не приходило в голову, что я два года как потерял жену и в некотором смысле вполне подходящая кандидатура для близких отношений?

– На работе только об этом и говорили.

– Вот как? Ладно, пока не станем разбирать, почему ты не сочла меня достойным кандидатом, но неужели не сообразила, что, подцепив меня, можно было взять гораздо больше, чем тысяча двести фунтов?

– Все зависит от того, что ты называешь словом «подцепить».

– Выйти за меня замуж.

Часы в зале пробили полночь. Били они долго, и хотя совсем не походили на часы в маминой кухне, тоже отбивали удары по голым нервам.

– Это невозможно! – меня залила волна панического страха.

– Почему нет?

– Мы совершенно разные люди.

– У тебя довольно старомодные представления о сословиях.

– Может быть. Может, я просто дура. Но мне кажется менее стыдным добывать деньги, как это сделала я, чем продавать ради них себя.

– Я тебе не нравлюсь?

– Дело не в том!

– А в чем же? Ты сказала, что хотела сбежать от меня, поскольку боялась, что слишком привяжешься и будешь страдать. Значит, ты была ко мне не совсем равнодушна. Тогда почему же замужество кажется тебе продажей себя ради денег?

Меня загнали в угол!

Ситуация для меня совершенно невероятная, ведь я никогда не терялась, если нужно было найти объяснение, или предлог, или выход из положения. Второй раз за вечер Марк оказывался явно умнее меня, и мне это не нравилось.

Чтобы выиграть время, я прикрыла лицо руками. Нужно подумать как следует, чтобы найти выход. Через минуту Марк подошел и положил руку мне на плечо; впервые за весь вечер он коснулся меня.

– Ответь, Марни.

– Как я могу ответить, если сама не знаю? – с отчаянием воскликнула я. – Я думала, это невозможно. И теперь уже поздно об этом.

– Но разве можно заранее знать, что возможно, а что невозможно?

Я чувствовала, что нужно взглянуть на него. Средство спасения было не лучшее, но делать нечего. Если я отвергну Марка, остается одно – полиция.

Момент был просто ужасный. Рука его сжала мое плечо. Я подняла глаза, надеясь, что они не выдадут моих истинных мыслей.

– Марк, ведь я воровка. Не обманывай себя. От этого никуда не деться. Прости меня, если можешь, и отпусти.

– Ты хочешь так?

– Я думаю, так будет лучше.

– Для кого? Для тебя? Или для меня?

– Я уверена, для тебя.

– А я считаю иначе. Или ты не понимаешь, что я люблю тебя? Думаю, ты догадывалась, правда?

– Нет.

– Нет? Тогда знай: я люблю тебя, Марни.

– Марк, ты… ты сошел с ума.

– Может быть.

В отчаянии я сказала:

– Послушай, будь благоразумен… Ведь я вас обокрала, лгала тебе. Их этого ничего хорошего не выйдет. Ты мне веришь?

– Нет, – улыбнулся он. – Пока ещё нет.

– Вот видишь. И что получится? Любови нужно доверие.

– Чушь. Любовь случается, как случается. И что ей нужно, все решают по-своему.

Я не ответила. Он снова загнал меня в угол.

– Неужели ты думаешь, – сказал Марк, – что я исколесил половину Англии, чтобы найдя тебя, отпустить?

Ну, невозможное случилось, и в понедельник я вышла на работу, как ни в чем не бывало. Никто меня не расспрашивал, только двое-трое поинтересовались, лучше ли я себя чувствую, а Сэм Уорд задирал нос больше обычного. Сюзен Клейбоун переполняли впечатления об острове Уайт, и это помогло скоротать день. В корзине для мусора я обнаружила листочки бумаги, которые Марк вытряхнул из конвертов и выбросил.

В четверг мы с Марком съездили в Суиндон и забрали все деньги. А в субботу он сделал мне предложение.

С той воскресной ночи эта беда надвигалась на меня словно поезд, а я стояла на переезде, связанная по рукам и ногам, и не могла увернуться.

Выхода просто не было.

Марк так и не сказал, как ему удалось меня выследить меня, и я не знала, где совершила ошибку. Но понимала, что копни он основательнее поиск, из Сайенчестера ниточка приведет прямиком к маме. И приходилось лгать, что мама умерла. Ведь если Марк узнает, что она жива, все пропало. Когда маме станет известно, что я воровка, что она жила все эти годы на краденые деньги, её это просто убьет, она никогда не сможет пережить такой позор. Если Марк Ротлэнд когда-нибудь встретится с ней, вся история про мистера Пембертона и его миллионы пойдет крахом, все сразу поймут, каким образом я уже три года добываю деньги. Маму тогда хватит удар, а я тут же загремлю в тюрьму. Даже замужество не столь ужасно.

Значит следовало любой ценой удержать Марка от дальнейших поисков, а для был только один способ – заставить поверить, что я его люблю. Многое из того, что я говорила ему, было правдой, просто я оставляла пробелы, опускала детали и изо всех сил старалась дать ему те доказательства, которых он жаждал. Если я смогу подтвердить свои слова, показать свидетельство о рождении и остальные документы, он, возможно, и не станет копать дальше. Марк действительно многое принимал на веру, видимо полагая, что так положено, раз он меня любит.