— Наличных денег у нее много никогда не было — она расплачивалась практически всегда карточкой, есть пара картин, они довольно дорогие, но не такие уж, чтобы… Эти картины подарил ей еще когда мы жили в Алма-Ате один очень модный художник. Он ухаживал за Полиночкой. Кстати, он тоже был женат… Злой рок что ли преследовал мою девочку всю жизнь? За что? За что? Что касается драгоценностей… У нее был старинный ювелирный комплект с бриллиантами и изумрудами — колье, браслет, серьги и два кольца. До сокровищ «Оружейной палаты» им далеко — бриллианты и изумруды не очень крупные, но ювелирная работа необыкновенно красивая. Драгоценностям не одна сотня лет, они переходят в нашей семье от матери к дочери. Моя мать сберегла эту семейную реликвию в самые тяжелые годы, не продала во время голода. Когда она умирала, я еще был ребенком, и она сказала мне: подаришь своей жене, а потом — дочери. Я выполнил ее последнюю волю, эти драгоценности после гибели жены передал Полиночке…

— Полина часто носила драгоценности?

— Что ты! Она вообще не любила выделяться. В театр иногда одевала, и то не все сразу…

— И все это было на месте… в тот день?

— Картины точно были, я бы сразу заметил, если бы стена оказалась открытой. А драгоценности… честно говоря, не думал я в тот момент о них. Полицейским сказал, что все на месте.

— А мы могли бы сейчас подъехать туда, чтобы вы еще раз посмотрели, ничего ли не изменилось в квартире?

— В общем, можем подъехать. Ключ у меня есть, квартиру не опечатали. Полицейские взяли все со стола — чашки, бутылку, еду… Наверное, они делают анализ на наличие яда?

— А еще у кого-нибудь есть ключ от квартиры Полины?

— Третий набор ключей у соседки со второго этажа. Она тоже русская, сидит дома с маленьким ребенком, так что Полиночка отдала ей ключ на всякий случай — вдруг дверь захлопнет или цветы полить, когда она уезжает.

— А у Эдгара ключей нет?

— Насколько я знаю — нет. Когда Полиночка поселилась в эту квартиру, ей выдали только три набора ключей.

— А с этой соседкой Полина дружила?

— Нет, дружбой никак это не назовешь. Просто общались по-соседски.

— Ну что, поехали?

— Поехали!

— Сейчас, минуточку, я найду официанта…

— Алиночка, разреши, я заплачу! Неудобно как-то, когда расплачивается женщина…

— Я вас пригласила, значит плачу я!

— Тогда я заранее приглашаю тебя в следующий раз!

— С удовольствием!

Алина вывезла инвалидную коляску из лифта на третьем этаже, где была квартира Полины. Она прекрасно понимала, как тяжело отцу еще раз переступить порог квартиры, где он в последний раз увидел свою дочь. Вальдемар Берг держал в руках стопку писем, рекламок, журналов и каталогов, которые за три дня собрались в почтовом ящике Полины.

— Письма пишут, не знают, что ее нет уже, — произнес он еле слышно и громче добавил:

Надо, наверное, заявить на почте, чтобы всю корреспонденцию пересылали по моему адресу. Пока… пока еще не всем сообщили, что… что произошло. Вот ключи, открывай, Алиночка!

Алина осторожно закатила инвалидную коляску в комнату и осмотрелась. Уютная квартирка, со вкусом обставлена, ничего лишнего. Из большой комнаты можно попасть в кабинет, где кроме компьютерного столика с монитором и компьютером все свободное пространство вдоль стен от пола до потолка заполнено полками, до отказа забитыми книгами, папками с бумагами, подшивками журналов и разнообразной мелочевкой.

«Тут она наверняка чувствовала себя в своей стихии. Интересно, а компьютер и бумаги Полины кто-нибудь просматривал? Возможно, там можно найти какую-то зацепку… Впрочем, для этого понадобилось бы все это везти в полицию, чтобы русскоговорящие сотрудники могли прочитать записи…» — размышляла Алина.

— Вальдемар Генрихович, — произнесла она вслух, — разрешите мне просмотреть бумаги Полины и включить компьютер?

— Делай все, что считаешь нужным.

— Спасибо за доверие. А вы посмотрите, может, заметите что-нибудь непривычное?

Алина отправилась в кабинет и первым делом включила компьютер. В любом случае, самая важная информация должна храниться именно там. Алина чувствовала себя неловко — ей как будто предстояло копаться в чужой сумке. Раньше, когда она добывала факты для своих «Историй», никакие угрызения совести ее не мучили. Единственное, что тогда ее подстегивало, так это азарт. Но сейчас… сейчас — совсем другое дело. Алина не успела познакомиться с Полиной и очень сожалела об этом. Они ведь прожили в одном городе почти два года!

Доступ в компьютер оказался свободный. «От кого ей было прятаться в собственном доме? — резонно рассуждала Алина. — Теперь надо найти папку с частной корреспонденцией, записками или дневником. Если и есть что-то, имеющее отношение к убийству, то я думаю, это должно находиться именно в этой папке».

Алина открыла папку частной корреспонденции и ахнула: «Столько писем, чтобы просто просмотреть, не читая, надо заниматься этим дня два. Пожалуй, я скопирую письма на компакт-диск и почитаю их дома. Не сидеть же тут, в чужой квартире, неизвестно сколько. К тому же, Вальдемару Генриховичу наверняка каждая минута в этой квартире дается с трудом. Он и так не спит уже три дня, а я его держу здесь. Надо собираться. Кстати, что-то не слышно старика, не случилось ли чего?»

Алина вышла в большую комнату, но Вальдемара Генриховича там не увидела. Выбежала в коридор, заглянула на кухню. Вот еще одна дверь. Алина приоткрыла ее. Небольшая спаленка. Старик, вплотную подкатив коляску к краю кровати, тщательно раскладывал содержимое разных коробочек и шкатулочек. Покрывало было сплошь усеяно какими-то побрякушками, заколками, косметикой, пузырьками, флаконами духов.

— Что случилось, Вальдемар Генрихович?

— Пропали драгоценности. Наши фамильные драгоценности!

Инна Пащук уже часа два бесцельно слонялась по маленьким магазинчикам, расположенным в старой части центра города. В некоторых бутиках ее встречали как хорошую знакомую — впрочем, это было не далеко от истины. Таких клиентов, как Инна, надо лелеять, холить, а главное — помнить в лицо.

Напрягая память, Инна пыталась вспомнить, на каком жакете она прошлый в раз остановила свой выбор в бутике «Пако Раббани». Дома она не потрудилась даже вытащить обновку из пакета, поэтому сейчас никак не могла вспомнить ее цвет.

«Ладно, зайду туда, может, вспомню. Заодно присмотрю юбку к новому жакету. Все равно надо чем-то заняться еще хотя бы час…»

По понедельникам и четвергам дом Пащуков посещала приходящая уборщица. Инна не любила присутствовать при процессе уборки. Нельзя сказать, что она страдала какими-то комплексами или ей неудобно было перед Валентиной, вылизывающей ее жилище — с какой стати? — она за это деньги получает… но, тем не менее, Инна предпочитала на это время удаляться.

Поводов сомневаться в честности Валентины у нее не было, тем более что она досталась им «по наследству» от прежних владельцев. Двухэтажный дом, который Пащуки приобрели четыре года назад, по российским меркам смотрелся более чем скромно. Однако в старой Европе несколько другие представления о комфорте и эстетике, да и земля здесь стоит несравнимо дороже, чем в России, так что стать владельцем недвижимости в одном из самых престижных районов Дюссельдорфа — несомненный показатель жизненного успеха.

Обставили и оформили свой дом Пащуки на российский манер. То, что в России принято называть «евроремонтом», на самом деле показалось бы жителям Западной Европы чересчур кичливым, аляповатым и безвкусным. Но для Игоря и Инны это было символом благополучия.

Дубовые двери с резьбой, гипсовая лепка, бронзовые дверные ручки, хрустальные вазы и люстры, золоченые багетовые рамы пейзажей с русскими березками и обнаженными красавицами — у сдержанных немцев такой кич вызывал недоумение. Зато гости с бывшей родины не скрывали своего восхищения убранством дома.