– Кажется, внизу есть какая-то труба, – задумчиво проговорил Дэнни, только сейчас отпустив руку Минны, которую тот сунул для рукопожатия, когда вошел в офис. Все было в нашем доме – молотки, трубы, словом, все, чего душе угодно.

– Этим предметом придется махать, – сказал Минна. – Но давай посмотрим.

Тут зазвонил телефон. Я снял трубку и произнес: «Л amp;Л».

– Скажи, что свободных машин нет, – велел Минна.

– А для этого дела мы нужны все вчетвером? – спросил я. Я как раз раздумывал над тем, как бы избежать этой аферы с ломом, бейсбольной битой и коловоротом и отвезти кого-нибудь в Шипсхед-Бей или еще подальше.

– Да, шут, – кивнул Фрэнк. – Мы поедем все вместе.

Я избавился от звонивших. Уже через двадцать минут мы, вооруженные трубами, коловоротом, молотком и сувенирной бейсбольной битой, выпрошенной у команды «Янки» в День бейсбола, сидели в старой «импале» Фрэнка, которая разительно отличалась от остальных машин «Л amp;Л». Это был плохой знак, если только я умею читать знаки. Минна погнал вниз к Вайкоффу, мимо стройки, обогнул южную часть Четвертой авеню, потом вниз к Президент-стрит и вновь вернулся на Корт-стрит. Он заметал следы и тянул время.

Мы свернули на Смит-стрит, и Минна припарковался в квартале, расположенном чуть ниже пустой стоянки супермаркета. Луна-парк затих на ночь, над нашими головами нависали фанерные конструкции, на земле в лунном свете поблескивали пустые пивные банки и мятые обертки от сосисок. Вооруженные нехитрыми орудиями, не задавая вопросов, мы молча следовали за Минной. Мы больше не ставили под сомнение его роль, он был нашим вожаком, и мы были готовы беспрекословно повиноваться ему, ведь мы – парни Минны. И вот мы поднялись наверх. Фрэнк указал на чертово колесо.

– Уберите его, – коротко приказал он.

– Что?

– Разломайте колесо, вы, тупоголовые болваны!

Гилберт первым понял смысл задания, вероятно, потому, что оно было как раз по его умениям и темпераменту. Размахнувшись, он изо всех сил ударил куском трубы по неоновой трубке, отчего в воздух поднялось целое облако сверкающих осколков. Тони, Дэнни и я вслед за ним взялись за дело. Мы набросились на колесо, поначалу довольно робко, пробуя свои силы, а потом разошлись вовсю. С неоновыми трубками мы справились легко, а вот с остовом чертового колеса пришлось повозиться. Мы садились на части его конструкции, выбирали наиболее хрупкие и уязвимые места, рвали проволоку и колотили, колотили что было сил. Сам Минна, вооруженный бейсбольной битой, крушил ею воротца, удерживающие катающихся на колесе от падения. Он, правда, их не сломал, но погнул основательно. Мы с Гилбертом забрались в кабинку и, напрягаясь, принялись выворачивать из пола одно из привинченных к нему кресел. Потом мы нашли рубильник и смогли крутануть колесо, после чего нашим злодейским усилиям стали доступны другие кабинки. С противоположной стороны улицы за нашими действиями наблюдали два подростка-доминиканца. Мы не обращали на них внимания. Мы были заняты чертовым колесом и старались четко следовать указаниям Минны, хотя и без них отлично справлялись со своим делом. Мы впятером превратились в единое целое, целью которого было уничтожить аттракцион. Это был пик зрелости нашего агентства: не задавая вопросов, мы в едином порыве творили такое, что иначе как преступлением назвать было нельзя.

– Фрэнк любил тебя, Лайонел, – сказал Рокафорте.

– Я… м-м-м… знаю, – промямлил я.

– Именно из-за этого мы тревожимся за тебя, именно из-за этого переживаем, – продолжал он.

– Несмотря на то, что не видели тебя с тех пор, как ты был мальчиком, – вступил в разговор Матрикарди.

– Ну да, мальчиком, который лаял, – добавил Рокафорте. – Мы все помним. Фрэнк привел вас к нам, вы стояли напротив нас, и ты лаял.

– Фрэнк много раз говорил о твоей болезни.

– Он любил тебя, хотя и считал тебя шутом. Да-да, именно этим словом он тебя и называл.

– Ты помогал ему в становлении его личности, ты был одним из его парней, а теперь ты мужчина и стоишь тут перед нами в час боли и растерянности.

Когда я был подростком, Матрикарди и Рокафорте показались мне похожими на зомби – оживших мертвецов; сейчас они выглядели ничуть не хуже: их кожа ссохлась, будто мумифицировалась, жидкие волосы сероватой паутиной покрывали бугорчатые черепа. У Матрикарди были большие плоские уши и нос со вмятинкой, а чуть более пухлое лицо Рокафорте по форме напоминало картофелину. Одеты оба были одинаково, как близнецы, в черные костюмы, то ли случайно, то ли в знак траура. Матрикарди и Рокафорте сидели рядышком на туго набитом диване. Когда я входил в комнату, мне показалось, что они держатся за руки, но едва старики заметили меня, как их руки расцепились и легли им на колени. Я стоял довольно далеко, так что у меня не было соблазна похлопать их по плечам, погладить их руки или то место на диване, где они только что покоились.

Богатый дом на Дегроу-стрит не изменился за все эти годы, разве что на мебели, картинах и ковре в гостиной темнел толстый слой пыли. Воздух здесь был спертым, сильно пахло пылью, как будто Матрикарди и Рокафорте приехали сюда всего за несколько мгновений до меня. Похоже, заключил я про себя, они стали реже, чем прежде, бывать в своем бруклинском особняке. Мне было интересно, кто их сюда привез из Джерси, удалось ли им проникнуть в дом незамеченными, или это их мало волновало. Впрочем, к чему им скрываться? Все равно в Кэролл-Гарденз никто, кроме нас, не знал, как они выглядят.

Знатные соседи иногда бывают Невидимками.

– Так что там у тебя с Тони? – спросил Матрикарди.

– Я хочу найти убийцу Фрэнка. – Я уже столько раз произнес эту фразу, что она постепенно теряла свое первоначальное значение. И грозила перейти в своего рода моральный тик: «найтиубийцуфрэнка».

– Почему бы вам с Тони не действовать вместе? – поинтересовался Рокафорте. – Разве вы не должны действовать сообща, как братья?

– Я был там. Когда они схватили Фрэнка. Тони… госпиталъбейли… А Тони там не было.

– Ты говоришь это таким тоном, словно он должен в расследовании подчиняться тебе.

– Ему не следует вставать у меня на пути… Эсспуть! Неправильныйпуть.

Я заморгал, проклиная себя за тик, кореживший меня перед Матрикарди и Рокафорте.

– Ты расстроен, Лайонел.

– Разумеется, я расстроен. – А почему я должен скрывать свое недоверие к человеку, которому не доверяю? Чем чаще Матрикарди и Рокафорте упоминали имя Тони, тем сильнее становилась моя уверенность в том, что он как-то с ними связан и бывал в этом склепе, в этом мавзолее еще не раз с тех пор, как мы заезжали сюда с Минной много лет назад. И почему я должен перед ними ломаться? Вместо этого я прищурился, повернул голову, сжал губы, пытаясь сдержать неудержимое, и наконец, словно подчиняясь власти Клиентов, громко залаял.

– Ты в отчаянии, и мы тебя понимаем. Человек не должен убегать, не должен выть, как собака. Он должен обрести покой.

– Почему Тони не хочет, чтобы я искал убийцу Фрэнка?

– Тони хочет, чтобы все было сделано правильно, четко и аккуратно. Сотрудничай с ним, Лайонел.

– Почему вы говорите от имени Тони? – Я заскрежетал зубами, едва произнеся эти слова. Дело в том, что этот вопрос не был подсказан мне тиком – я, похоже, попался на приманку Клиентов и включился в их игру, невольно выдавая то, что хотел бы утаить.

Матрикарди вздохнул и посмотрел на Рокафорте. Рокафорте приподнял брови.

– Тебе нравится этот дом? – спросил Матрикарди.

Я обвел взглядом пыльную гостиную, громоздкие старинные панели между ковром и потолочным орнаментом, скрывающие прочерневшую кладку. Я почувствовал присутствие прошлого, матерей и сыновей, дух сделок и договоренностей, рукопожатий мертвых рук. Мертвые руки вообще в изобилии водились здесь, в особняке на Дегроу-стрит. Включая и руки Фрэнка Минны.

Все здесь было мне отвратительно настолько, что о чем бы я ни начал говорить, я непременно оскорблю хозяев.