– Как он ей скажет? – сказал Квентин. – Она ведь больна. Мы пойдем медленно, стемнеет – и не заметят.

– Пускай замечают, – сказала Кэдди. – Я сама возьму и расскажу. Ему здесь не взойти самому, Верш.

– Джейсон не расскажет, – сказал Квентин. – Помнишь, Джейсон, какой я тебе лук сделал и стрелы?

– Он уже поломался, – сказал Джейсон.

– Пускай рассказывает, – сказала Кэдди. – Я не боюсь нисколечко. Возьми Мори на спину, Верш.

Верш присел, я влез к нему на спину.

«Ну пока, до вечера, до представления», говорит Ластер. «Пошли, Бенджи. Нам еще монету искать надо».

– Если идти медленно – пока дойдем, стемнеет, – сказал Квентин.

– Не хочу медленно, – сказала Кэдди. Мы пошли на гору, а Квентин не пошел. Уже запахло свиньями, а он все еще у ручья. Они хрюкали в углу и дышали в корыто. Джейсон шел за нами, руки в карманы. Роскус доил корову в сарае у двери.

Из сарая метнулись навстречу коровы.

– Давай, Бенджи, – сказал Ти-Пи. – Заводи опять. Я подтяну. У-ух! – Квентин опять пнул Ти-Пи. Толкнул в свиное корыто, и Ти-Пи упал туда. – Ух ты какой! – сказал Ти-Пи. – Ловко он меня. Видали, как этот белый меня пнул. У-ух ты!

Я не плачу, но не могу остановиться. Я не плачу, но земля не стоит на месте, и я заплакал. Земля все лезет кверху, и коровы убегают вверх. Ти-Пи хочет встать. Опять упал, коровы бегут вниз. Квентин держит мою руку, мы идем к сараю. Но тут сарай ушел, и пришлось нам ждать, пока вернется. Я не видел, как сарай вернулся. Он вернулся сзади нас, и Квентин усадил меня в корыто, где дают коровам. Я держусь за корыто. Оно тоже уходит, а я держусь. Опять коровы побежали – вниз, мимо двери. Я не могу остановиться. Квентин и Ти-Пи качнулись вверх, дерутся. Ти-Пи поехал вниз. Квентин тащит его кверху. Квентин ударил Ти-Пи. Я не могу остановиться.

– Подымись, – говорит Квентин. – И сидите в сарае. Не выходите, пока не вернусь.

– Мы с Бенджи теперь обратно на свадьбу, – говорит Ти-Пи. – У-ух!

Квентин опять ударил Ти-Пи. Трясет его и стукает об стенку. Ти-Пи смеется. Каждый раз, как его стукают об стенку, он хочет сказать «у-ух» и не может от смеха. Я замолчал, но не могу остановиться. Ти-Пи упал на меня, и дверь сарая убежала. Поехала вниз, а Ти-Пи дерется сам с собой и опять упал. Он смеется, а я не могу остановиться, и хочу встать, и падаю обратно, и не могу остановиться. Верш говорит:

– Ну, показал же ты себя. Нечего сказать. Да перестань вопить.

Ти-Пи все смеется. Барахтается на полу, смеется.

– У-ух! – говорит Ти-Пи. – Мы с Бенджи обратно на свадьбу. Попили саспрелевой – и обратно!

– Тихо ты, – говорит Верш. – А где вы ее брали?

– В погребе, – говорит Ти-Пи. – У-ух!

– Тихо! – говорит Верш. – А где в погребе?

– Да везде, – говорит Ти-Пи. Опять смеется. – Там сто бутылок. Миллион. Отстань, парень. Я петь буду.

Квентин сказал:

– Подыми его.

Верш поднял меня.

– Выпей, Бенджи, – сказал Квентин.

В стакане горячее.

– Замолчи, – сказал Квентин. – Пей лучше.

– Пей саспрелевую, – сказал Ти-Пи. – Дай я выпью, мистер Квентин.

– Заткнись, – сказал Верш. – Мало еще получил от мистера Квентина.

– Поддержи его, Верш, – сказал Квентин.

Они держат меня. Подбородком течет горячее и по рубашке. «Пей», – говорит Квентин. Они держат мне голову. Мне горячо внутри, и я заплакал. Я плачу, а внутри у меня что-то делается, и я сильнее плачу, а они меня держат, пока не прошло. И я замолчал. Опять все кружится, и вот яркие пошли. «Верш, открой ларь». Медленно плывут яркие. «Стели эти мешки на пол». Поплыли быстрей, почти как надо. «Ну-ка, за ноги берись». Слышно, как Ти-Пи смеется. Гладко плывут яркие. Я плыву с ними наверх по яркому склону.

Наверху Верш ссадил меня на землю. – Квентин, идем! – позвал, смотрит с горы вниз. Квентин все стоит там у ручья. Камешки кидает в тени, где вода.

– Пускай трусишка остается, – сказала Кэдди. Взяла мою руку, идем мимо сарая, в калитку. Дорожка выложена кирпичом, на ней лягушка посредине. Кэдди переступила через нее, тянет меня за руку.

– Пошли, Мори, – сказала Кэдди. Лягушка все сидит, Джейсон пнул ее ногой.

– Вот вскочит бородавка, – сказал Верш. Лягушка упрыгала.

– Пошли, Верш, – сказала Кэдди.

– У вас там гости, – сказал Верш.

– Откуда ты знаешь? – сказала Кэдди.

– Все лампочки горят, – сказал Верш. – Во всех окнах.

– Как будто без гостей нельзя зажечь, – сказала Кэдди. – Захотели и включили.

– А спорим, гости, – сказал Верш. – Идите лучше черной лестницей и наверх, в детскую.

– И пускай гости, – сказала Кэдди. – Я прямо к ним в гостиную войду.

– А спорим, тогда твой папа тебя выпорет, – сказал Верш.

– Пускай, – сказала Кэдди. – Прямо в гостиную войду. Нет, прямо в столовую и сяду ужинать.

– А где ты сядешь? – сказал Верш.

– На бабушкино место, – сказала Кэдди. – Ей теперь в постель носят.

– Есть хочу, – сказал Джейсон. Перегнал нас, побежал дорожкой, руки в карманах, упал. Верш подошел, поднял его.

– Руки в карманах, вот и шлепаешься, – сказал Верш. – Где тебе, жирному, успеть их вынуть вовремя и опереться.

У кухонного крыльца – папа.

– А Квентин где? – сказал он.

– Идет там по дорожке, – сказал Верш. Квентин идет медленно. Рубашка пятном белым.

– Вижу, – сказал папа. Свет падает с веранды на него.

– А Кэдди с Квентином друг на дружку брызгались, – сказал Джейсон.

Мы стоим ждем.

– Вот как, – сказал папа. Квентин подошел, и папа сказал: – Сегодня ужинать будете в кухне. – Замолчал, поднял меня на руки, и сразу свет с веранды упал на меня тоже, и я смотрю сверху на Кэдди, Джейсона, на Квентина и Верша. Папа повернулся всходить на крыльцо. – Только не шуметь, – сказал он.

– А почему, папа? – сказала Кэдди. – У нас гости?

– Да, – сказал папа.

– Я говорил, что гости, – сказал Верш.

– Совсем и нет, – сказала Кэдди. – Это я говорила. И что пойду…

– Тихо, – сказал папа. Замолчали, и папа открыл дверь, и мы прошли веранду, вошли в кухню. Там Дилси, папа посадил меня на стульчик, закрыл передок, подкатил к столу, где ужин. От ужина пар.

– Чтоб слушались Дилси, – сказал папа. – Не позволяй им шуметь, Дилси.

– Хорошо, – сказала Дилси. Папа ушел.

– Так помните: слушаться Дилси, – сказал за спиной у нас. Я наклонился к ужину. Пар мне в лицо.

– Папа, пускай меня сегодня слушаются, – сказала Кэдди.

– Я тебя не буду слушаться, – сказал Джейсон. – Я Дилси буду слушаться.

– Если папа велит, будешь, – сказала Кэдди. – Папа, вели им меня слушаться.

– А я не буду, – сказал Джейсон. – Не буду тебя слушаться.

– Тихо, – сказал папа. – Так вот, все слушайтесь Кэдди. Когда поужинают, проведешь их, Дилси, наверх черным ходом.

– Хорошо, сэр, – сказала Дилси.

– Ага, – сказала Кэдди. – Теперь будешь меня слушаться.

– А ну-ка тише, – сказала Дилси. – Сегодня вам нельзя шуметь.

– А почему? – сказала Кэдди шепотом.

– Нельзя – и все, – сказала Дилси. – Придет время, узнаете почему. Господь просветит.

Поставила мою мисочку. От нее пар идет и щекочет лицо.

– Поди сюда, Верш.

– Дилси, а как это – просветит? – сказала Кэдди.

– Он по воскресеньям в церкви просвещает, – сказал Квентин. – Даже этого не знаешь.

– Тш-ш, – сказала Дилси. – Мистер Джейсон не велел шуметь. Ешьте давайте. На, Верш, возьми его ложку. – Рука Верша окунает ложку в мисочку. Ложка поднимается к моим губам. Пар щекочет во рту. Перестали есть, молча смотрим друг на друга и вот услышали опять, и я заплакал.

– Что это? – сказала Кэдди. Положила руку на мою.

– Это мама, – сказал Квентин. Ложка поднялась к губам, я проглотил, опять заплакал.

– Перестань, – сказала Кэдди. Но я не перестал, и она подошла, обняла меня. Дилси пошла, закрыла обе двери, и не стало слышно.

– Ну, перестань, – сказала Кэдди. Я замолчал и стал есть. Джейсон ест, а Квентин – нет.