Впереди главных сил, окруженный русскими и литовскими воеводами, гарцевал на горячем коне князь Скиргайла.

Отряд за отрядом подходили отборные войска с хоругвями и знаменами русских городов и княжеств. Медленно ползли невиданные медные чудовища. В каждую пушку было впряжено по двенадцать крепких лошадей. Пушки изготовили русские мастера из Смоленска. На телегах с высокими бортами ехали русские пушкари со снаряжением для стрельбы. На ста двадцати телегах везли порох. А еще на ста двадцати — каменные ядра, обтесанные точно по жерлу пушек.

Великий князь Ягайла, покачиваясь в седле, думал, как он встретит двоюродного брата. Он не верил Витовту и ненавидел его. Но положение в Литве все ухудшалось, жемайты и литовцы толпами бежали к Витовту и вместе с ним разоряли литовское государство. Поднялись старшие гедиминовичи. И в русских княжествах начались колебания.

Немецкие рыцари не пойдут на уступки. С ними только война. Вся надежда великого князя была на помощь будущего тестя. «Если московская княжна София будет моей женой, — думал Ягайла, — Дмитрий заступится». Вот почему Ягайла согласился на уговоры матери помириться с князем Витовтом. «Как только трокский князь станет православным, — говорила старая княгиня, — а уж я постараюсь, чтобы об этом все узнали, он перестанет прельщать язычников и сразу потеряет свою силу. Вот тогда ты возьмешь его голыми руками».

Великий князь понял, что, помирившись с Витовтом, он нанесет чувствительный удар ордену и ослабит самого трокского князя. «Но я не собираюсь забывать, — думал Ягайла, — свои обиды и пригревать на груди змею».

Заиграли медные трубы. Навстречу великому князю ехал Витовт, окруженный кунигасами. Когда Ягайла увидел, что Витовт сошел и идет к нему пеший, он сделал то же самое. За великим князем спешилась вся свита.

Двоюродные братья под одобрительные возгласы литовских бояр и жемайтских кунигасов обнялись и поцеловались.

На совете в шатре великого князя Ягайлы военачальники дружно решили не затягивать осаду: в крепости продовольствия было вдоволь и долгое сидение только бы ослабило осаждавших.

Скиргайла предложил перегородить завалами Неман. Он опасался, что орденские войска подоспеют на помощь к рыцарям.

— Если великий маршал, — сказал он, — переправится на правый берег и станет нас теснить, взять крепость будет трудно.

Сразу после совета несколько сот литовцев и жемайтов отправились на лодках вниз по реке Неману возводить завалы.

Ночью в шатер Скиргайлы воины приволокли вражеского лазутчика. Князь поднялся с постели злой, с красными со сна глазами и стал допрашивать солдата про дела в осажденной крепости. Но немец не хотел говорить.

Скиргайла выбрал с серебряного блюда несколько волошских орехов покрепче — орехами он любил заедать вино — и велел принести молоток. А солдата велел сидя привязать к столбу. Когда молоток принесли, князь стал колоть орехи на его голове. Из разбитого ореха он не торопясь выбирал кусочки ядрышка и ел их.

На четвертом орехе солдат стал рассказывать все, о чем спрашивал его князь.

Утром заработали метательные машины. Каменный ливень обрушился на крепость. Три дня непрерывно продолжался обстрел. Ночи были светлые, и все было хорошо видно. Как только камни перестали сыпаться, ворота открылись, и отряд шотландских стрелков в голубых беретах вышел из крепости. У каждого из-за плеча торчал коричневый конец тисового лука, за поясом виднелся пучок стрел, но мечей не было, их оставил в крепости комтур Генрих Клей.

Вдруг молодой, звонкий голос запел песню: О верный мой, О храбрый мой! Он ходит в шапке голубой. И как душа его горда, И как рука его тверда! Хоть обыщите целый свет — Нигде такого парня нет. Хоть слова этой песни были непонятны, литовцы и жемайты сразу поверили, что шотландские стрелки идут с миром.

В нескольких шагах от литовских пехотинцев с огромными, в рост человека, щитами отряд шотландских стрелков остановился. Замолкла песня.

— Мы не хотим воевать за неправое дело, рыцари пришли на чужую землю. Просим нас пропустить, мы возвращаемся на родину, — сказал командир отряда.

Гонцы принесли радостную весть великому князю Ягайле. Он призвал к себе командира стрелков, благородного рыцаря Грейсланда.

— Хочешь ли ты воевать под нашими знаменами? — спросил Ягайла.

— Я дал слово не обнажать оружие против немецких рыцарей в течение одного года, — ответил Грейсланд, — и не могу его нарушить.

— Но тогда дай рыцарское слово, что не будешь воевать против нас, литовцев, — сказал князь Ягайла.

Благородный рыцарь Грейсланд дал рыцарское слово не воевать против литовцев и был хорошо принят и обласкан Ягайлой. Шотландские стрелки на славу угостились пивом, а утром с восходом солнца двинулись на Вильню. Путь на родину им предстоял долгий. Думали они пробираться через Мазовию, Польшу и Нормандию; идти через Пруссию стрелки не решались, боясь мести рыцарей.

Русские мастера огневого дела приготовили к стрельбе пушки. Перед обстрелом великий князь Ягайла предложил комтуру сложить оружие. Из крепости ответили оскорблениями.

В замковой церкви братья рыцари и священники молили пресвятую деву о даровании победы над язычниками. Шестьдесят три брата священника помогали служить замковому капеллану. Ярко горели жертвенные свечи. Вдохновенно и умилительно пел хор из братьев священников. Крестный ход с распятиями и хоругвями под перезвон колокольчиков обошел крепостной двор. В шествии участвовали вся орденская братия и горожане, за исключением стоящих на стенах. Комтур Генрих Клей усердно молился и отбивал поклоны.

Ночью началось моление в храме Патримпоса. Несколько тучных быков с золочеными рогами были принесены в жертву. Криве Палутис долго совещался с богами и предсказал великому князю Ягайле победу. Народ в храме ликовал, люди поздравляли друг друга. Радостная весть быстро облетела литовские и жемайтские войска.

В эту душную ночь луна ярко светила. С барабанным боем и завыванием дудок от шалаша к шалашу жрецы несли знамена с золотым петухом. Петуха с распущенными крыльями, выкованного из чистого золота, вынес из храма сам криве Палутис.

В лунном свете желтые одежды жрецов выглядели необычно, и казалось, что они были вытканы из золотых ниток.

Вымаливая у бога победу, дымили кадильницами и возносили к небу молитвы русские попы.

Медленно уплывала ночь. С первыми лучами солнца русские пушкари открыли огонь по крепостным стенам. В замок снова полетели каменные ядра. Огонь всех пушек был сосредоточен на небольшом участке стены.

Целый день без перерыва ухали бомбарды. Стреляли по очереди, десятками, чтобы не накалялись стволы. К вечеру в стене образовалась изрядная брешь.

Как только замолкли пушки, литовские войска пошли на стены. Их повел князь Скиргайла. Но рыцари защищались храбро и отбили атаку.

Прорвавшийся во двор замка высокий литовец толчком опрокинул лошадь вместе с железным рыцарем и растоптал ногами всадника. Литовца зарубили набежавшие кнехты.

В это время князь Витовт отбивал правый берег Немана от наступавших войск великого маршала. Находясь на левом берегу, Конрад Валленрод не мог оказать помощи осажденным, а переправляться ему не давал Витовт. Несколько раз великий маршал пытался достичь правого берега, но отступал с большим уроном.

В том, что Витовт захватил все немецкие крепости на правом берегу, сказалась его военная мудрость. А сейчас он соорудил своеобразную крепость на берегу: вдоль реки поставил в один ряд пять сотен телег одна к одной. С наружной стороны к телегам навесили дощатый забор с бойницами. Лучники на телегах были хорошо защищены от стрел и копий.

Не раз видел князь Витовт за рекой высокого мужчину с белыми большими крыльями на золоченом шлеме. «Ну-ка, великий маршал, доберись до крепости, — со злорадством думал князь, — пожалуй, и крылья свои здесь оставишь».

Немецкие рыцари собрали огромное войско. Но силы их разбивались о твердую решимость литовцев изгнать врагов со своей земли.