Дружинники, помолясь богу, выбрали якорь. Кормщик приказал поднять все паруса, и лодья быстро набрала скорость. Путь был на юг, к Кенигсбергскому замку, что стоит над рекой Пригорой.
После полудня лодья «Петр из Новгорода» обогнула песчаные берега Самбии и вошла в узкий пролив с быстрым течением. И ветер, и море благоприятствовали плаванию. Всем казалось, что лодья скоро станет у спокойной городской пристани. Но ветер внезапно стих, паруса обвисли, и корабль остановился. Ждать ветра в этих местах опасно: морские разбойники кишат в заливах. Новгородцы спустили большой карбас, на двенадцать весел, привязали толстой пеньковой веревкой лодью за нос и, споро загребая веслами, потащили ее в реку. Старшим на карбасе был Анцифер Туголук. Двенадцать мечей, двенадцать круглых щитов и двенадцать сулиц лежали под руками у гребцов.
Лодейный повар Волкохищенная Собака затянул песню. И полилась удалая русская песня по реке Пригоре, разносясь эхом от лесков и пригорков.
Андрейша прикрыл глаза, и ему показалось, что он видит широкую, могучую реку в весеннем разливе и на ней острогрудый корабль, дремучий лес без конца и края, шумящий на ветру вершинами, снежную равнину и мчащуюся тройку. И еще он видел чистые девичьи глаза, черные ресницы и тяжелые косы.
От такой песни забьется сердце русского человека, закружится голова, и почудится ему, что огромная волна подхватила и понесла куда-то далеко-далеко…
Лодья шла среди низких, болотистых берегов, покрытых кустарником, камышом и высокими травами. Вдали виднелись леса. Пруссы, ловившие на реке рыбу, оборачивались и долго смотрели вслед большому кораблю с медведями на парусах и с орлами на флагах. Рыбаки дивились огромным голубым глазам лодьи «Петр из Новгорода». Их не напрасно нарисовал богомаз ладожского монастыря. Говорили, что корабль с глазами видит скалы и берег и может сам отвернуть от опасности.
Скоро новгородцам густой синей тенью открылся вдали орденский замок, а чуть правее — высокий городской собор.
Андрейша давно собрался в дальнюю дорогу. Вместе с московскими боярами он стоял у передней мачты и смотрел на медленно приближавшиеся стены и башни замка. Он был рад и не рад поездке в Вильню. Ему хотелось подольше задержаться в Альтштадте — там ждала его невеста, дочь литовца Бутрима.
Однако сопровождать московских бояр в Вильню — дело почетное. Андрейша понимал, что ему оказано большое доверие.
Глава четвертая. СЧАСТЬЕ РЫЦАРЯ — НА ОСТРИЕ КОПЬЯ
На орденском ристалище продолжалось единоборство. С лязгом и грохотом сшиблись на всем скаку еще два рыцаря. Копья их разлетелись на несколько кусков. Кони чутко вздыбились, рыцари покачнулись, но усидели в седлах.
Заиграла дикая музыка крестоносцев. Ухали барабаны, звонили колокола и цимбалы, по-звериному трубили трубы.
— Победитель получит боевые доспехи и коня с чепраком? — закричали бирючи.
Собираясь продолжать схватку, рыцари отъехали каждый в свою сторону. К ним бежали оруженосцы с новыми копьями.
Гости, сидевшие на скамейках, оживились, заговорили. Одни утверждали, что победит австрийский рыцарь в красном плаще, с красными перьями на железном шлеме. Другие стояли за француза, рыцаря в зеленом плаще и дорогих доспехах. На его золоченом шлеме развевался кружевной женский платок. Среди гостей прошел слух, что австриец оступился, садясь в седло, а это плохой знак.
Дамы с жадным любопытством смотрели на единоборство и вскрикивали всякий раз, когда раздавался звон оружия.
Орденские братья в белых плащах невинности чинно расселись возле великого магистра; они занимали три ряда скамеек. Братья сидели молча, внимательно наблюдая за каждым движением сражающихся. Борьба опытных рыцарей была хорошей школой. В поединке важна не только победа, но и умение изящно держаться на коне, красиво наносить удары.
Князь Витовт с женой Анной сидели на почетных местах, недалеко от благочестивого капитула, и громко обсуждали с боярами промахи и удачи сражающихся.
Знакомый голос заставил князя повернуть голову. «Лютовер, — узнал он, — стремянный боярин Ягайлы. Совсем недавно великий князь наградил его боярской шапкой. Может быть, он убийца моего отца?!»
— Жди меня здесь, — торопливо бросил Витовт княгине.
Волна гнева подняла его с места.
— Убийца! — сказал он, подойдя к Лютоверу и хватаясь за меч. — И ты, холоп, осмелился поднять руку на великого Кейстута!
— Неправда, князь, — спокойно ответил Лютовер и тоже встал.
Ростом он был высок, Витовт рядом с ним казался мальчиком. Лютовер был сильным и бесстрашным, как кабан. Его лицо покрывали многие шрамы от вражеских ударов.
— Я не убивал твоего отца, клянусь… пусть я превращусь в прах! — притрагиваясь к руке Витовта, сказал боярин.
Витовт замолчал, лицо его сделалось спокойнее.
— Хорошо, убил не ты, я верю. Но кто же убийца?
— Не знаю, князь, — глядя в глаза Витовту, твердо сказал Лютовер, — но твоего отца я любил.
— Спасибо, Лютовер, — не сразу ответил Витовт, — спасибо на добром слове… Ягайле я никогда не прощу. А я верил ему! Он говорил хорошие слова, а за спиной готовил нам смерть. Отец боялся зла от Ягайлы и говорил, что у него двойное сердце. Я виноват, я легковерный.
Лютовер молчал, поглаживая толстую золотую цепь на шее, подарок великого князя Ягайлы.
— Знаю, княже и господине, священна твоя месть, и все же скорблю, — Лютовер взглянул в глаза Витовту. — Ради прекрасной земли наших предков прости его.
— Замолчи, безумец, ты не знаешь, что говоришь! — едва слышно сказал Витовт. — Как я могу простить убийцу отца…
Великий маршал Конрад Валленрод, судья ристалища, поднял серебряный жезл.
— Рубите канаты, — резко прозвучал его голос, — пустите рыцарей в бой!
— Надевайте шлемы, надевайте шлемы! — закричали бирючи. — Слушайте, слушайте!
Прозвучал резкий звук трубы.
По утоптанному полю тяжело проскакал рыцарь на черном коне, в железных доспехах. Красные перья на его шлеме содрогались и дрожали.
Навстречу на серой лошади во весь опор мчался француз в зеленом плаще. Его лошадь круто нагнула голову, выставив вперед острый шип налобника.
Над ристалищем клубилась пыль, поднятая копытами лошадей.
— Верность, верность, верность! — пронзительным голосом выкрикивал боевой клич французский рыцарь.
Умолкла музыка, смолкли выкрики зрителей. В тишине, нарастая, гремел яростный топот рыцарских коней.
Князь Витовт и боярин Лютовер перестали разговаривать.
Всадники сшиблись, с диким ржанием вздыбились жеребцы. Пика рыцаря в зеленом плаще со звоном ударила в шлем противника и сорвала его с головы. Два красных пера взлетели в воздух и закружили на ветру. А рыцарь упал с лошади и покатился по земле, как чурбан. Он с трудом поднялся на колени, вынул меч и, опираясь им о землю, встал. Все увидели залитое кровью лицо австрийца.
— Он хочет продолжать поединок пешим, — сказал Витовт. — Будет ли толк?
К рыцарю в зеленом плаще подбежали оруженосцы и сняли его с лошади. Тяжело передвигая ноги в железных башмаках, француз зашагал к противнику, положив двуручный меч себе на плечо.
Красное кудрявое перо, покружившись над головой великого магистра, медленно опустилось ему на колени. Все удивились и не знали, хороший это или плохой знак.
А раненый австрийский рыцарь, потеряв много крови, не дождался соперника, пошатнулся и упал навзничь.
Заиграли трубы конных бирючей. Они объявили решение великого магистра: победителем стал рыцарь с кружевным платочком на золоченом шлеме. К нему подбежали оруженосцы и усадили на коня.
— Слава, слава! — закричали бирючи.
Гости громко приветствовали победителя, загремела музыка. Склонив к земле пику и сняв шлем, рыцарь проехал вдоль скамеек. Дамы неистово вопили, размахивали платками, бросали под копыта рыцарского коня шляпы, перчатки и туфельки.
Посредине ристалища рыцарь спешился и на коленях вознес молитву небу за дарованную победу…