Руварац зарычал, схватил его за плечи и вытолкал в спальный отсек.

— Пристегнитесь, — приказал он. — И сидите здесь, пока я за вами не пошлю. — Вилер отшатнулся от пилота, послышалось всхлипывание, Руварац что-то проворчал и вернулся в главный отсек.

Часа через два его гнев немного остыл. Он должен выловить все обломки, провести общее обследование, приварить запасные пластины обшивки и пустить, воздух из запасного накопителя. Это было нелегкой задачей для одного человека, даже заранее подготовленного и умеющего сохранять хладнокровие.

Он не торопился. Корабль двигался под действием сил, которые будут существовать до тех пор, пока все звезды галактики не сгорят дотла. Это было чудовищное, почти совершенно невероятное невезение, что корабль с чем-то столкнулся в таком глубоком космосе. Вероятность повторного столкновения была, образно выражаясь, астрономически малой. Поэтому он в конце концов вызвал Вилера. Необходимо было рассчитать, что же привело их к столкновению.

Прозвенели сигнальные звонки. Члены экипажа устремились к своим постам. Были отправлены сообщения кораблям, направляющимся в район Ахерона. «Шикари» реконструировал два поврежденных отсека и продолжил путь

Корабль двигался осторожно. Он бороздил космос со скоростью 100 километров в секунду и больше всего напоминал огромную, уязвимую для любого воздействия руину. Его приближение к темной звезде, торможение и выход на орбиту выполнялись со всеми возможными предосторожностями.

Командир Натан был вымотан нервным напряжением еще до того, как пришло сообщение о катастрофе. Вглядываясь в сверкающую миллионами звезд тьму космоса, он чувствовал себя очень старым.

«Ты забрал себе двух хороших людей, — думал он. — И теперь хочешь взять и остальных?»

У Янис Фальконе в тот момент не было никаких дел. Все на корабле обязаны были быть профессионалами, но ее работа заключалась в том, чтобы содержать в порядке научные приборы. Но сейчас она могла просто сидеть в своей каюте, окруженная со всех сторон вибрирующим металлом переборок, и стараться не плакать, хотя ей это не очень-то удавалось.

К ней вошла Маура О'Кейси, биомедик. Она чувствовала, что девушке сейчас необходимо, чтобы кто-нибудь был рядом.

— Не убивайся так, дорогая, — шептала она, пока белокурая головка лежала у нее на плече. — Мы еще не проиграли. Мы вернем их.

— Мы обязаны! — воскликнула Янис.

— А теперь… — Маура умолкла. Сейчас было не время напоминать о том, что нужно быть готовым к новым потерям. Холод и пустота космоса, слепая жестокость мертвой материи, потоки радиоактивных частиц, несущие кораблю невидимую смерть… И вдруг она поняла, что страдания Янис вовсе не от страха.

— Ты хочешь сказать, что здесь что-то личное? — спросила она.

— Да-да, ведь это наши друзья. Мы должны быть друзьями здесь

— мы все здесь одиноки… — Янис выпрямилась и крепко зажала глаза ладонями.

— Сомневаюсь, чтобы ты так волновалась из-за доктора Вилера, — сказала Маура.

Янис посмотрела на нее. Ее плечи снова вздрогнули.

— Неужели ты нанялась на эту работу из-за Карла Рувараца?

Ответом Мауре было лишь прерывистое дыхание.

— Ну что ж, — сказала Маура, — Результат тот же самый, как если бы эта привязанность появилась уже здесь. Но знаешь, ты не должна слишком увлекаться.

— Почему? — с вызовом спросила Янис.

— Ты сама прекрасно это знаешь. Нам это не раз объясняли, прежде чем отправиться в полет. Наша возможность выжить слишком мала, мы не должны ввязываться в конкуренцию, ревность, интриги, не должны даже горевать о поводу чьей-нибудь смерти. Можно поддерживать компанейские отношения, но вступать в очень уж личные — не следует. — На мгновение Маура задумалась. — Я уже все это пережила. И может быть, я просто забыла, что такое — быть молодой.

Янис посмотрела на свои руки, сжатые на коленях. Потом ответила:

— Виновата, — тихо сказала она. — Но я иногда мечтаю о том, как все будет, коща мы вернемся домой.

— А Карл разделяет твои мечты?

— Не знаю. Он не из тех, кто любит откровенничать. Большую часть времени он разговаривает и шутит, как все остальные. Но иногда он молчит. И никогда не говорит о чем-либо значительном.

— Ты хочешь сказать, значительном с точки зрения женщины? — улыбнулась Маура. — Мы ведь собирались исследовать Ахерон не меньше года, а потом будем долге ползти назад. У тебя достаточно возможностей, чтобы воздействовать на мужчину, если, конечно, ты будешь соблюдать при этом правила приличия.

— Я постараюсь, — жалко произнесла Янис. До нее дошел скрытый смысл сказанного. Она усмехнулась. — Что вы имели в виду, коща сказали «не меньше года»?

— Трудно сказать, как долго мы сможем здесь задержаться. Корабль замкнутая экологическая система. Если мы наткнемся на что-нибудь интересное…

— Нет! Они не посмеют! Мы заключили контракт на определенный период. Что же, состаримся здесь?

— Не спеши, малышка, не все сразу, — успокоила Маура. — Сначала мы должны спасти наших мужчин.

«Если мы сможем что-нибудь сделать, — подумала она. — Я лично не вижу, каким образом мы поможем им».

Корабль продолжал двигаться по орбите диаметром около 4,5 млн. километров. Холод окутывал его, бледный солнечный свет падал на металл обшивки. Млечный Путь очерчивал границы видимой вселенной. В контрольном отсеке едва слышались звуки работы аппарата. Между этими звуками и нормальным шумом обитаемого корабля лежала напряженная тишина, подобная барабанной перепонке. Руварац с удивлением осознавал, что почти успокоился.

Буюеваливантовые штормы, пламя билось за тонкой скорлупой обшивки, свет и огонь не один миллиард лет истекали из неистового жерла, именуемого звездой. Ни секунды нельзя было прожить в этом аду. Никому. И тем не менее его датчики регистрировали снаружи вакуум, обычную космическую радиацию, слабое, порожденное плазмой магнитное поле. Его радиоприемник принимал сигналы с «Шихари», трещал космическими помехами, шелестел далекими голосами туманностей и галактик.

— Я тебя не понимаю, — произнес Руварац. Какая-то часть его существа недоумевала. Неужели он был самой заурядной личностью, откровенно посредственным, почему он не мог понять и оценить ситуацию? Ну что ж, острые ситуации — тоже один из способов оценки человеческого характера. Он посмотрел на Вилера. Астрофизик сидел рядом с ним на аварийном сидении помощника пилота. Должно быть, они разговаривали по внутренней связи, но присутствие соседа помогало.

— Расскажи подробнее о своей теории.

— Сначала объясните, что с нами случилось? — возразил Вилер. Теперь его надменность казалась беззлобной, это была всего лишь маска, защита. Лицо у него было белое, как мел, веко дергалось.

— В нас врезалась исследовательская ракета, — ответил Руварац.

— Одна из тех, что мы выпустили, как только вошли в сферу притяжения. Батареи сели, и она не подавала никаких сигналов. Вспомните, несколько ракет-зондов на ближних орбитах имели телеметрию на борту, чтобы можно было следить за их траекториями и сообщить математикам, как выглядит Ахерон.

— Пожалуйста, не будьте ко мне чересчур снисходительны! — Вилер замолчал и вдруг сказал: — Нет. Знаете, мои нервы на пределе, извините меня. Говорите, как считаете нужным.

— Прежде, чем передачи прервались, был произведен расчет орбит ракет. Неизвестно почему, но эти орбиты выглядели довольно странными. Мы вычислили кривую сближения, которая не должна была пересекаться ни, с одной из этих орбит. Но тем не менее это случилось, кто-то ошибся. И мне кажется, я знаю почему.

— Я тоже, — резко кивнул Вилер. — Предположительное местонахождение ракет рассчитывалось с учетом того, что Ахерон является нейтронной звездой, небольшой и ультраплотной. А поскольку, видимо, дело обстоит иначе, — что ж, орбита претерпела искажения, кроме того, само силовое поле непредсказуемо меняется с изменением плотности звезды. Я был бы… нет, пожалуй, нет, поскольку траектории были непредсказуемы, мыс вами должны были пойти на риск.