Очень это было для нее унизительно, брат принял её холодно, надменно, точно они не родные. Но Лавра взял и постепенно прикипел к нему душой. Мальчик изредка писал матери скупые письма, из которых она жадно черпала сведения о событиях, происходивших в петербургском доме брата. Только из этих писем она и узнала о том, что Викентий женился, а потом и о рождении племянника Пети. Пока брат оставался холост, в душе Василисы грелась неясная надежда, что через сына она сможет проникнуть в утраченную ею жизнь. Стоит только Лавруше покрепче привязать к себе дядю. Но с женитьбой последнего её планы рухнули. И лишь когда Лавр заболел, Василиса решила, что ни за что своего не упустит, махнула рукой на мужа, на покосившийся домишко, и помчалась в столицу. А муж? Что с ним сделается, за ним полиция приглядывает!

Ей не составило труда, как показалось на первый взгляд, быстро укрепиться в роли домоправительницы и совершенно завладеть положением. Удача вскружила Василисе голову. Юная невестка казалась совершенно безобидным и жалким противником, которого она победит без особых хлопот.

Горничная Соболевых несколько раз видела, как новая родственница жадно подсматривает за хозяйкой дома: то ненароком войдет к ней в спальню, то в чуть приоткрытую дверь сунет свой нос.

– Барыня, голубушка, вы сглазу не боитесь? – однажды, спросила девушка Серафиму Львовну, расчесывая её волосы.

– Кто же его не боится, Луша! Боюсь!

– Вот и я говорю! – с жаром продолжала горничная. – А у ентой, Василиски, глаз нехороший. Злой! Она на вас так смотрит, так смотрит, будь её воля, наверное, пронзила бы глазами-то!

– Да? Ты тоже заметила? – Серафима невольно повернулась к девушке. – Вот, а я все думала, что мне мерещится, что я возвожу на неё напраслину!

Жизнь в доме мужа стала для Серафимы тягостной. Она и без того чувствовала себя не совсем хозяйкой, не совсем женой, была полна неуверенности и страхов. А теперь и вовсе затосковала. Как-то, собравшись с духом, она попыталась донести до супруга свои страхи и страдания. Но он нашел их пустыми. А что до Василисы, то на сей счет профессор оказался даже доволен, искренне полагая, что сестра действительно помогает молодой и неопытной жене по хозяйству. Он не видел между женщинами раздора и считал, что все совершенно счастливы и довольны.

Однажды профессор получил приглашение в Москву выступить со своими лекциями. Соболеву было лестно, он нередко получал такие приглашения, его знания, его статьи, его лекции, его книги вызывали у коллег восторг и зависть. Он был совершеннейшим кумиром в глазах молодежи, студенты ловили каждое его слово, на его лекции приходили слушатели других факультетов.

Викентий Илларионович сообщил жене о грядущей поездке. Разумеется, её он с собой взять не может, так как Петя опять куксится и видимо вот-вот снова разболеется. Серафима поникла головой, ей так хотелось посмотреть на Москву! Она так устала от ненавистных стен детской и постоянного плача сына!

Её печаль еще усилилась, когда она узнала, что Викентий берет с собой Василису и Лавра. Василиса смогла убедить брата, что будет замечательно навестить втроем своих московских родственников, которых уже сто лет никто не видел, и неизвестно, живы ли они. Соболев понимал, что жена наверняка расстроится, разобидится, и даже ожидал слез. Однако, к его удивлению, она промолчала, посмотрела на него странным, незнакомым ему взглядом, и что-то непонятное мелькнуло в её глазах. Он увидел перемену, но не придал этому значения.

Потом Викентий будет помнить этот взгляд всю жизнь, и когда он снова вспыхнет в её прекрасных глазах, Соболев уже будет знать, что впереди его ждет буря, смерч, после которого может остаться только пустыня.

Сборы в Москву были долгими, шумными, бестолковыми. Прислуга бегала по дому, Василиса кричала и суетилась. Лавр тоже пребывал в радостном оживлении. Его веселье подкреплялось неосознанным ощущением победы над противником, торжеством, которое ни он, ни его мать не могли скрыть. В этой суматохе только молодая госпожа Соболева не принимала участия. Да в этом и не было надобности. Камердинер почистил и сложил вещи барина, книги и необходимые бумаги Соболев упаковал сам.

Накануне отъезда вечером за чаем Викентий Илларионович, видя, что жена его совершенно удручена, принялся её утешать, полагая, что она расстроена близкой разлукой. Серафима не выдержала и, резко поднявшись из-за стола, вышла прочь, глотая слезы, хлынувшие по её прекрасному лицу. Викентий проводил её недоуменным взглядом и собрался было пойти следом утешить, как вдруг его остановили слова сестры:

– Полно, братец! Негоже вам за ней бегать, словно она дитя малое и капризное! Ей-богу, точно Петя! Да только я полагаю, что слезы эти просохнут, как только мы отъедем. Быстро найдется утешитель. Неужто в её-то годы взаперти сидеть и слезы точить о муже, который на двадцать лет старше!

Василиса шумно отпила горячего чая из блюдечка и с удовлетворением наблюдала за остолбеневшим Викентием. Она давно сомневалась в непорочности и благопристойности Серафимы. Нет, такого не может быть! Не может среди обычных людей жить само совершенство, стало быть, её пороки просто скрыты от посторонних. Муж, конечно, как это всегда бывает, ничего не видит у себя под носом. Да и когда ему? Он весь в науке, постоянно в университете. Вот она, Василиса, и принялась присматривать за невесткой. И так как ничего не обнаружила, то еще больше укрепилась в своих подозрениях о глубоко скрытой порочности Серафимы. Но как сказать брату, коли ничего нет? Отъезд в Москву пришелся как нельзя удачно. Ведь молодая женщина оставалась совершенно одна, предоставленная сама себе!

Викентию стало душно, и он поспешно расстегнул ворот. Он ли не думал об этом, он ли не боялся! Да, жена никогда, никогда не давала ему повода. Но ведь такие вещи обычно падают, как снег на голову! Ох, нет! Зачем, зачем он так плохо думает о своей бедной девочке! Она такая чистая, наивная, доверчивая, нежная. Пугливая трепетная Серна! Нет, плоский ум сестры не допускает иного развития событий, как банальная гадкая измена. Он же будет выше низменных подозрений и не позволит Василисе сомневаться в чистоте своей жены.