Этот ценный свидетель — Сатуров, терпеливо дожидавшийся в коридоре, — уже был допрошен Горюновым. Я просмотрела протокол допроса, поговорила со свидетелем и поняла, что очень хочу посмотреть на задержанного. Подозреваемым оказался Али-Дианат-оглы Сабиров, который перепуган был смертельно. Твердил он одно: какая девушка, какое убийство, его в городе не было две недели, это может подтвердить все землячество; ни с какой девушкой во дворе не стоял, ходил в тот двор к земляку.

В кабинете начальника убойного отдела сидел Валентин Петрович Боценко, заместитель начальника секретного Управления, представительный, даже красивый мужчина, с благородным лицом, густым зачесом седеющих волос. Прямо голливудский герой второго плана. На нем, что называется, лица не было.

— Ну что, — спросил он, страдальчески глядя на меня. — Будете задерживать?

— Валентин Петрович, а какие у вашей дочери были отношения с черными?

— Да никаких, — ответил Боценко, вдавливая в пепельницу окурок.

— Вы же знаете, наверное, что свидетель видел ее с двумя кавказцами?

— Я ума не приложу, какая у нес была с ними связь. Юля была такой домашней девочкой, без всяких вредных привычек. Вроде бы с ее внешностью,

Да и умом, она могла бы жить более насыщенной жизнью, а она все дома сидела.

— А жениха у нее не было?

— Нет, никого, она и не встречалась ни с кем.

— Так уж и «ни с кем»! Может быть, вы просто не все знали?..

— Конечно, возможно и такое, но думаю, что я все же знал бы. Юлина мать умерла несколько лет назад, и у Юли остался только я. У нас были доверительные отношения, я старался быть в курсе ее дел, и Юля мне многое рассказывала. Но, повторяю, я мог что-то не знать.

— Валентин Петрович, Юля ведь с вами вместе работала?

— Да. После института очень тяжело устроиться на работу — распределения-то теперь не бывает, и Юля около года не работала, хотя она девочка трудолюбивая. Была, — поправился он. — Нам, конечно, на жизнь хватало. Случайные заработки у нее были: она подрабатывала моделью, но ей хотелось постоянной работы. Я устроил ее к себе. А что, она получила звание, льготы у нас хоть и несущественные, но для женщины это ведь значение имеет, я же не вечный. А так я был спокоен: случись что со мной, у Юли будет кусок хлеба.

— А что, вы боялись чего-то? — быстро спросил Стас.

— Чего я мог бояться? — недоуменно взглянул на него Боценко. — Только одного: умру внезапно, а Юлька останется совсем одна. А получилось совсем наоборот…

— Валентин Петрович, вы не связываете происшедшее с вашей служебной деятельностью? Это не могло быть местью вам, например?

— Местью? Да за что же? Я же сам по заданиям уже давно не работал, да и, как вы знаете, мы — работники секретной службы, наши данные неизвестны тем, кто мог бы мне мстить. Это вам мстят, — неожиданно резко заключил он, в упор глядя на меня, — с нами такого не бывает.

— Ну хорошо, не по служебной линии, а в частной жизни у вас не было врагов? Которые могли это сделать?

— Нет, таких врагов у меня нет. Да и почему тогда не меня убили, Юля-то при чем?

— Хотели, скажем, воздействовать на вас, предупредить…

— Чушь. Извините. И я еще хотел сказать, что у дочери не могло быть никаких дел с черными: она вращалась совершенно в других кругах. Вы же знаете, наверное, она была победительницей конкурса красоты, получила там приз, машину себе купила, правда скромную, ее приглашали на всякие презентации, торжества, она общалась с очень приличными людьми. Я просто ума не приложу, если это правда, что могло связывать ее с какими-то кавказцами.

— Валентин Петрович, а почему до приезда следователя забрали се сумочку?

— Видите ли, когда водитель обнаружил Юлю на лестнице, он сразу связался со мной по рации; я находился на работе, заканчивал суточное дежурство ответственным от руководства и, естественно, тут же уведомил начальника Управления и дежурную часть, туда со мной вместе выехали другие руководители Управления. Они тоже не исключали возможности какой-то провокации, как и вы, да и в сумочке у Юли было удостоверение, надо было предотвратить его пропажу, мало ли что.

— А что, у Юли действительно пропали деньги из сумочки?

— Да, у нее должно было быть около трехсот тысяч, но в сумочке их не оказалось.

— А сумочка была закрыта? И где был кошелек?

— Сумочка лежала рядом с ней, застегнутая, кошелек в сумке, закрытый, — лицо у Боценко дрогнуло. — Простите… Еще пропал перстень с изумрудом, он был у Юли на безымянном пальце, она всегда его носила, не снимала.

Что же это за грабитель, подумала я, который, достав из сумочки деньги, аккуратно закрывает кошелек и кладет обратно в сумочку? Все, конечно, бывает, но обычно так рано грабители по парадным не промышляют, если только не ждут конкретного человека.

— Ас кем Юля дружила, вы знаете?

— Самой близкой ее подругой была Катя, я дам вам ее телефон. Были еще знакомые по институту девочки, но с ними она в последнее время меньше общалась.

— А мужчины?

— Я же говорил, что у нее никого не было. Меня это даже расстраивало, все-таки ей было уже двадцать три.

Интересно, знает ли Боценко, что при вскрытии у Юли была обнаружена четырехмесячная беременность — шестнадцать недель?

— Вы задержите его? — с надеждой спросил меня Боценко. — Если он не признается, с ним по камере нужно поработать, может быть, есть соучастники…

— Думаю, что задержим, — ответила я. Протокол задержания был уже написан. Все равно нужно проводить обыск у Сабирова, искать тех земляков, на которых он ссылается. Три дня наши.

— Допроси его, Стас, — сказала я, когда мы вышли из кабинета, — а я поеду встречаться с вице-губернатором.