И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды… И назвал Бог твердь небом. И был вечер, и было утро: день второй…

И назвал Бог сушу землею… И сказал Бог: да произрастит земля зелень, траву, сеющую семя, дерево плодовитое, приносящее по роду своему плод… И стало так… И был вечер, и было утро: день третий…

И создал Бог два светила великие: светило большее, для управления днем, и светило меньшее, для управления ночью, и звезды… И увидел Бог, что это хорошо. И был вечер, и было утро: день четвертый.

И сотворил Бог рыб больших и всякую душу животных… И увидел Бог, что это хорошо… И был вечер, и было утро: день пятый…

И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему, и да владычествуют они… над всею землею… И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Боясию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их…

И увидел Бог все, что Он создал, и вот, хорошо весьма. И был вечер, и было утро: день шестой.

Так совершены небо и земля и все воинство их. И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмой от всех дел Своих, которые делал».

Разве вам это не нравится? Разве вам не по душе эти убедительность и определенность, придающие чувство уверенности?

Друзья мои, знайте, что если в Библии и есть какой-то элемент неопределенности, то он связан с человеческими поступками. Сотворив человека, Господь наделил его свободой воли. И Он никогда не посягал на эту свободу. Он вообще никогда не вторгается в те священные пределы души, где человек принимает решения.

В Библии вам много раз встретится слово «если». Но эти «если» имеют отношение к человеку, а не к Богу. Они касаются человеческих решений, в том числе моих и ваших. Все люди, вы и я, — вот единственный неопределенный элемент Божественной книги!

Разве вы не хотите незамедлительно покончить с этой неопределенностью относительно своего будущего решения?

Дилемма Дарвина

В ту ночь, когда Финн случайно наткнулся на Анну, лондонские доки были плотно окутаны туманом. Девчушке едва исполнилось четыре года. Финн был ростом под два метра и весил чуть больше ста килограммов. Анна не смогла сказать ему, где она живет, но объявила, что пойдет с ним и будет жить у него. Поэтому Финн привел ее к себе домой; его мать всегда подбирала бездомных — будь то собаки, кошки или люди.

Но Финн никак не думал, что эта малышка сыграет в его жизни такую важную роль. В четыре года она обладала неотразимым очарованием и имела совершенно особые отношения с «Мистером Богом». Уже к шести годам она стала богословом, математиком и настоящим философом. Финн считал себя хорошо образованным, но, пытаясь ответить на вопросы Анны, чувствовал себя последним двоечником.

Однажды вечером они сидели на железнодорожной насыпи и смотрели на проходящие поезда. Анна пила лимонад. Внезапно она начала хихикать. Она хохотала до икоты. Когда девочка наконец успокоилась, Финн спросил, что ее так рассмешило.

«Я просто подумала о том, — ответила девочка, — что смогла бы ответить на сквиллион вопросов». Слово сквиллион она изобрела для чисел, которые так велики, что их невозможно выразить никаким другим способом.

«Я тоже», — сказал Финн, ничуть не удивившись.

Анна взволнованно повернулась к нему: «И ты тоже?»

«Конечно, — ответил Финн. — Ничего особенного в этом нет. Но заметь, я могу дать на половину сквиллиона неправильные ответы».

Девочка была разочарована: «Я-то на все вопросы отвечу правильно».

Это уже слишком, надо девчонку поставить на место. И Финн строго сказал: «Нет, не ответишь. Никто не может ответить правильно на сквиллион вопросов».

«А я могу, — настаивала Анна. — Я могу ответить правильно на сквиллион сквиллионов вопросов».

«Это просто невозможно. Никто не способен на это». «А я способна — в самом деле способна!» Финн уже готов был ее отругать. Он взял Анну за плечи и повернул к себе лицом. И встретился с ее спокойным, уверенным взглядом. «Могу и тебя научить», — сказала она. И прежде чем он успел что-нибудь ответить, она начала: «Сколько будет один плюс один плюс один?» «Три, конечно». «Сколько будет один плюс два?» «Три».

«Сколько будет восемь минус пять?» «Снова три». К чему она клонит? «Сколько будет восемь минус шесть плюс один?» «Три».

«Сколько будет сто плюс три минус сто?» «Хватит, — возмутился Финн. — Конечно, три, но ты пытаешься меня одурачить, верно?» «Нет, не пытаюсь».

«Но ведь ты могла бы задавать такие вопросы бесконечно».

При этих словах Анна прыснула, а он недоумевал, не понимая, что она нашла в этом смешного. И вдруг до него дошло, что задавать вопросы бесконечно — это и есть сквиллион вопросов!

Но Анна продолжала загибать пальцы. «Сколько будет половинка плюс половинка плюс половинка плюс…» Он прикрыл ее рот рукой. Отвечать не было необходимости. Он все понял.

Анна закончила вопросом: «А сколько примеров дают ответ три?»

Справедливо наказанный, Финн ответил: «Сквиллионы». Он отвернулся и стал смотреть на поезда. Через минуту Анна прижалась к его плечу и сказала: «Правда, забавно, Финн? Любое число — это ответ на сквиллион вопросов!»

Это стало началом игры, которой они забавлялись долгие месяцы. Начать с ответа. Найти вопрос. Любое число, любая фраза, все, что вы произносите, — готовый ответ на какой-то вопрос. Для Финна это была не просто игра, а своеобразное обучение вспять. Его всегда учили традиционно — сначала вопрос, потом ответ. Но эта рыжеволосая малышка обучила его новому подходу. Она научила его пятиться, пока он не наткнется в конце концов на вопрос!

Пятиться — это не всегда самый безопасный способ движения!

Но придуманная Анной игра вовсе не нова. Защитники эволюции играют в нее уже на протяжении многих лет. Предполагая, что время обладало в прошлом волшебной силой, они нашли ответ, какой им захотелось, и теперь всякий раз к нему возвращаются. Как и Анна, они двигаются не от вопроса к ответу, а, начав с ответа, пытаются найти подходящий вопрос.

Может быть, я преувеличиваю? Отнюдь нет. Теория эволюции, несомненно, основана на предположениях. И эти предположения никем еще не доказаны. Теория эволюции предполагает, что 1) природа всегда себя проявляла так же, как сейчас, и 2) единообразие проявлений природы никогда не прерывалось катастрофами.

Другими словами, у теории эволюции есть ответ, который ей нравится, и она пытается сформулировать вопросы и найти факты, которые ее устроят!

Не будет ли лучше — и легче — принять простое, ясное, членораздельное и понятное утверждение Книги Бытие о том, что «в начале сотворил Бог небо и землю»? (Быт. 1:1.)

Снова и снова Господь отождествляет Себя в Писании с Тем, Кто создал всё. Кто сотворил небо и землю. И противопоставляет Себя «богам, которые не сотворили неба и земли» (Иер. 10:11).

Он вопрошает: «Есть ли Бог кроме Меня? нет другой твердыни, никакой не знаю» (Ис. 44:8).

Господь бросает вызов всем ложным богам: «Представьте дело ваше, говорит Господь; приведите ваши доказательства, говорит Царь Иакова» (Ис. 41:21).

У богов случая и произвола, так же как и у деревянных и каменных идолов, есть хороший повод продемонстрировать свои творческие способности. Говорят, что в далеком прошлом они совершали удивительные чудеса превращения, чудеса эволюционного прогресса. Но никто не может заставить их совершить эти чудеса сегодня. Даже самыми темными ночами, в самых отдаленных пустынях, в тропической жаре или в арктической стуже, в воздухе или в морских глубинах — нигде кошки не превращаются в собак, а дрозды в чаек!

Это напоминает мне одно из многочисленных судебных разбирательств по поводу права Александра Грэхема Белла на патент, подтверждающий, что именно он изобрел телефон. По ходу дела адвокаты принесли в зал суда аппарат конструкции немецкого изобретателя Раиса, модель 1860 года, который, правда, не был телефоном. Они надеялись продемонстрировать в суде, что аппарат Раиса может «говорить», и, следовательно, патент Белла недействителен. Однако, к удивлению присутствующих, эксперты так и не смогли заставить это устройство работать. Оно и пищало, и скрипело, но только не говорило. Тогда один из адвокатов в бешенстве воскликнул: «Оно может говорить, но не хочет!»


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: