Информация, приводящаяся в теософической литературе на тему монады, скупа, и это неизбежно. Мы не находимся сейчас в таком положении, чтобы значительно её расширить, но изложение этой темы, как мы понимаем её сейчас, может избавить изучающих от некоторых неясностей и непонимания, которые часто проявляются в присланных нам вопросах.

Заблуждения по этому вопросу неизбежны, поскольку мы пытаемся понять физическим мозгом то, что не может быть выражено в понятиях, ему доступных. Монада обитает на втором плане в нашей системе планов, который иногда называют паранирваническим или анупадака. Для столь высокого уровня нелегко составить какое-то определённое представление, связанное со словом «план» или «мир», поскольку всякая попытка даже символически показать соотношение планов и миров одного к другому требует громадных усилий воображения в направлении, совершенно нам незнакомом.

Позвольте нам предположить, что должно существовать сознание логоса[1] — сознание нашего солнечного логоса всецело вне каких-либо миров, планов или уровней, которые мы только можем себе представить. Мы можем только неопределённо думать о таком типе трансцендентального Сознания, для которого пространства более не существует, для которого всё (по меньшей мере в Солнечной Системе) присутствует одновременно, не только в текущем состоянии, но и во всех стадиях эволюции от начала до конца. Мы должны думать об этом божественном сознании как о создающем для своего пользования эти миры различных типов материи, а затем — о том, что оно по своей воле облекает себя этой материей, при этом сильно ограничивая себя. Принимая на себя покрытие из материи даже высшего из этих миров, оно явно налагает на себя определённое ограничение; и почти так же ясно, что любое дополнительное покрытие, вовлекающее его всё глубже и глубже в материю, должно это ограничение увеличить.

Один способ попытаться выразить это символически, который может нам помочь, связан с тем, что мы называем измерениями пространства. Если мы сможем представить бесконечное количество этих измерений, то можно предположить, что каждое опускание с высшего уровня на низший лишает нас сознания одного из этих измерений, пока, по достижении ментального плана или мира, у нас не останется способность наблюдать только пять из них. Нисхождение на астральный уровень отнимет ещё одно, а дальнейшее опускание на физический уровень оставит лишь три знакомые нам. С целью только получить представление о том, что значит потеря дополнительных измерений, мы должны представить жизнь существа, чьи чувства способны воспринимать только два измерения, и в каком отношении его сознание будет отличаться от нашего — тогда можно понять, что такое потеря одного измерения в нашем сознании. Такое усилие воображения быстро убедит нас, что двухмерное существо вообще никогда не сможет получить адекватного представления о нашей жизни, оно будет осознавать её по частям, и его представление даже об этих частях будет сплошным заблуждением. Это позволяет нам видеть, насколько неадекватным должно быть наше представление даже о плане или мире, непосредственно высшем, чем наш; и нам сразу же становится очевидна безнадёжность ожидания полного понимания монады, которая на много планов или миров выше той точки, с которой мы пытаемся её рассматривать.

Нам может помочь рассмотрение метода, которым логос первоначально построил эти планы. О его методе мы говорим со свей почтительностью, полностью сознавая, что можем рассмотреть только незначительный фрагмент его работы, при том ещё, что нам этот фрагмент виден снизу, в то время, как он смотрит на него сверху. И всё же достаточно справедливо будет сказать, что он посылает от себя волну силы или влияния особого рода, которая формует существовавшую первобытную материю в определённые формы, которым мы дали название атомов.

В этот мир, план, или уровень, изготовленный таким образом, приходит вторая жизненная волна энергии логоса; для неё ранее созданные атомы являются объективно существующими вне её, и она строит из них формы, которые она населяет. Тем временем первая, направленная вниз, волна приходит снова, спускаясь через только что сформированный план или уровень, и делает уже другой, низший план, с атомами, несколько более крупными и плотными, но намного более тонкими, чем самая тонкая материя, о которой мы можем иметь представление. Тогда в этот второй мир приходит второе излияние и снова находит материю, являющуюся для него объективной, и снова строит из неё свои формы. И так процесс повторяется, и материя становится всё плотнее и плотнее с каждым миром, пока наконец мы не достигнем физического уровня. Эта идея поможет нам, если мы будем помнить, что на каждом из этих уровней одушевляющая жизнь второго излияния находит материю, из которой она строит свои формы, уже оживлённой первой.

Этот процесс одушевления форм, выстроенных из уже оживлённой материи, продолжается на протяжении минерального, растительного и животного царств, но когда мы подходим к моменту индивидуализации, которая отделяет высшее животное проявление от низшего человеческого, имеет место любопытное изменение: то, что до этого было одушевляющей жизнью, само становится объектом одушевления — оно строит форму, в которую входит «я», и становится зависимым от него. Это «я» поглощает в себя весь опыт, который имела материя каузального тела, так что при этом ничего не пропадает, и несёт его через века своего существования. Оно продолжает процесс формирования тел на более низких планах из материала, одушевлённого первой волной третьего аспекта логоса, но достигает наконец уровня эволюции, на котором каузальное тело — самое плотное из тех, что ему требуются; когда этот момент достигается, мы и наблюдаем монаду, которая представляет третье проявление первого аспекта логоса, находящееся в теле, состоящем из материи, одушевлённой его вторым проявлением.

На значительно более поздней стадии развития вышеописанный процесс повторяется ещё раз, и «я», которое одушевило столько форм в течение этого периода, становится само лишь проводником и одушевляется в свою очередь теперь полностью активной и пробуждённой монадой. И здесь, как и ранее, в «хозяйстве» природы вовсе ничего не теряется. Весь разнообразный опыт, накопленный «я», все блестящие качества, развитые им — всё это переходит в монаду и находит там гораздо более полную реализацию, чем могло дать «я».

Мы не можем иметь верного представления о состоянии сознания солнечного логоса вне планов его системы. О нём говорят, как о божественном огне — если принять это символическое обозначение, то можно представить, как искры этого огня падают в материю наших планов — это искры сущности этого огня, но они временно от него отделены. Аналогию тут нельзя проводить слишком далеко, поскольку обычные искры, будучи отделены от породившего их огня, постепенно затухают и гаснут, в то время как эти медленно эволюционируют в пламя и возвращаются к огню, от которого произошли. Это развитие и это возвращение, очевидно, и являются той целью, ради которой они вышли, а процесс развития и есть то самое, в чём мы пытаемся в настоящий момент разобраться.

Похоже, такая искра не может облачить себя более определённой степени — она не может спуститься ниже того, что мы называем вторым планом, сохранив при этом свою цельность. Трудность, с которой мы сталкиваемся, заключается в том, что мы пытаемся составить своё представление о предмете, в то время как никто из исследователей не может поднять своё сознание до этого второго плана. В принятой сейчас терминологии мы называем его монадическим, поскольку он является домом для монады, но никто из нас ещё не может осознать эту монаду в её собственной обители — можно только видеть её в том состоянии, когда она спустилась на план или уровень, который ниже её собственного, где она проявляет себя как тройственный дух, который в наших ранних книгах назывался атмой в человеке. И даже тогда её природу затруднительно понять — имея три вполне определённых аспекта, которые кажутся различными, она в то же время в основе своей едина.