Она не может быть отделена от Бога, поскольку сама материя, которой она покрывает себя, есть также проявление божественного. Иногда материя нам кажется злом, потому что она тянет нас вниз, связывает наши способности — кажется, что она тормозит нас на нашем пути, но следует помнить, что это лишь потому, что мы ещё не научились управлять ею, не осознали, что она тоже в своей сути божественна, поскольку нет ничего, кроме Бога. Один суфийский мудрец сказал мне однажды, что такова его интерпретация ежедневного крика муэдзина, который звучит с минаретов по всему исламскому миру: "Нет бога кроме Аллаха, и Мухаммед пророк его". Он сказал мне, что по его мнению, истинный мистический смысл первой части этой формулы был "Нет ничего, кроме Бога". И это вечная истина — мы знаем, что всё исходит него, и что к нему в один прекрасный день всё вернётся, но находим затруднительным осознать, что всё находится в нём прямо сейчас, и что это в нём вечно пребывает. Всё есть Бог — даже элементал желания и те вещи, которые мы считаем злыми; ведь от него исходят многие волны жизни, и не все они движутся в одинаковом направлении.

Мы, будучи монадами и принадлежа к ранней волне, являемся в некоторой мере более полными его выражениями, и несколько ближе к нему по сознанию, чем сущность, из которой сделан чувственный элементал. В ходе нашей эволюции всегда есть опасность, что человек будет отождествлять себя с точкой, в которой он наиболее полной мере сознателен. Большинство людей сейчас более сознательны в своих чувствах и страстях, чем где-либо ещё, и из этого элементал желания ловко извлекает выгоду и старается побудить человека отождествлять себя с этими желаниями и эмоциями.

Когда же человек поднимается на несколько более высокий уровень, и его основной деятельностью становится умственная, здесь остаётся опасность отождествления себя со своим умом; и только осознав себя, как «я» и сделав это самым сильным пунктом сосредоточения своего сознания, он сможет полностью с ним отождествиться. Когда он делает это, он достигает цели своих нынешних усилий, но он должен незамедлительно возобновить свои усилия на высшем уровне и попытаться постепенно осознать истинность того положения, которое мы изложили вначале — как личность относится к «я», так и «я» к монаде. Бесполезно на нашем этапе пытаться обозначить шаги, которые он должен будет предпринять с целью сделать это, или стадии сознания, через которые он пройдёт. О них можно составить некоторое понятие, применяя древнее правило, говорящее, что то, что внизу — всего лишь отражение того, что существует в высших мирах; так что шаги и этапы должны быть в некоторой мере повторением на высшем уровне тех усилий, которые были уже предприняты нами на более низком уровне.

Мы можем лишь почтительно предположить (хотя здесь мы выходим далеко за пределы достоверного знания), что когда мы окончательно и полностью осознаем, что монада — это и есть истинный человек, за этим мы снова найдём дальнейшее, более полное и блистательное расширение — мы обнаружим, что искра никогда не была отделена от огня, но как «я» стоит за личностью, как монада стоит за «я», так и сам солнечный логос стоит за монадой. Возможно, так же обстоит и на ещё более высоком уровне, и ещё более непознаваемый, высший логос стоит за солнечным, а за ним, ещё через несколько ступеней, должен покоиться над всеми самый высший. Но тут уже даже мысль изменяет нам, посему по-настоящему почтительным здесь будет только молчание.

Но по меньшей мере на время монада является нашим личным богом, богом внутри нас, который создаёт нас здесь внизу как своё проявление на всех этих бесконечно более низких уровнях. Что у неё за сознание на её собственном плане, мы не берёмся сказать, и не сможем вполне понять его, даже когда она набрасывает на себя первую завесу и становится тройственным духом. Единственный способ понять такие вещи — это подняться на их уровень и стать единым с ними. Сделав это, мы станем их понимать, но даже тогда нам никак не удастся объяснить то, что мы знаем, кому-нибудь другому. Именно на этой стадии, стадии тройственного духа, мы впервые сможем увидеть монаду, и тогда она предстанет как тройной свет ослепляющего великолепия, даже на этом этапе всё же обладающий некоторыми качествами, по которым одна монада чем-то отличается от другой.

Часто изучающий спрашивает: "Но что же нам делать с этим, когда мы здесь, внизу — с этим неизвестным великолепием, которое так далеко над нами?" Это естественный вопрос, но на самом деле он противоположен тому, который должен быть задан; поскольку истинный человек — это монада, то скорее следовало спросить "Что могу сделать я, монада, с моим «я», а через него — со своей личностью?" Это будет верным отношением, поскольку это выразит действительность, но мы не можем искренне принять это, поскольку не можем этого осознать. Всё же мы можем сказать себе: "Я знаю, что я — монада, хотя сейчас и не могу это выразить; я знаю, что я — высшее я, всего лишь часть этой монады, но всё же неизмеримо б`ольшая, чем то, что я знаю о себе, как о личности здесь. Всё больше и больше буду я стараться осознать себя этой высшей и большей сущностью; больше и больше я буду пытаться сделать это низшее представление себя достойным своего истинного назначения; больше и больше я буду заботиться, чтобы это моё низшее я было готово схватить малейший намёк или шёпот сверху, чтобы следовать предложениям «я», которые мы называем интуицией, чтобы различить Голос Безмолвия и повиноваться ему".

Ведь Голос Безмолвия всегда не один и тот же, он изменяется по мере того, как мы сами эволюционируем; или скорее лучше будет сказать, что на самом деле он всегда один — голос Бога, но приходит он к нам на разных уровнях по мере нашего подъёма. Сейчас для нас это — голос «я», обращённый к личности, потом он будет голосом монады, обращённым к «я», а позднее — голос логоса, говорящий монаде. Возможно, что между этими двумя последними этапами может быть промежуточный, на котором голос одного из семи великих "министров"[4] логоса может говорить монаде, а сам логос — своему «министру»; но всегда Голос Безмолвия по сути своей божественен.

Полезно, чтобы мы научились различать этот голос — голос, который говорит сверху, и в то же время изнутри; ведь иногда говорят и другие голоса, и их советы не всегда мудры. Медиум сталкивается с этим — ведь если он не натренировался различать, то часто думает, что каждый голос, приходящий с астрального плана, должен быть обязательно божественным, и ему надо следовать без колебаний. Поэтому способность различать так же необходима, как бдительность и послушание.

Совершает ли монада, в случае обычного человека, что-либо, что действует или может действовать на его личность? Я думаю, мы можем сказать, что такое вмешательство необычно. «Я» пытается, в интересах монады, достичь полного контроля над личностью и использовать её как инструмент, и поскольку это ещё не полностью достигнуто, то монада чувствует, что не время ещё ей вмешиваться со своего собственного уровня и задействовать всю свою силу, поскольку та, что уже в действии, более чем достаточна для достижения требуемой цели. Но когда «я» начинает преуспевать в своих попытках управлять низшими телами, истинный человек иногда вмешивается, оставаясь на заднем плане.

В ходе различных исследований нам пришлось изучить несколько тысяч человеческих существ, но мы нашли следы такого влияния лишь в немногих. Наиболее яркий пример этого приводится в двадцать девятой жизни Алкиона, когда он принёс перед Господом Гаутамой обет посвятить себя в будущих жизнях достижению степени будды, чтобы помочь человечеству. Это показалось нам столь важным и интересным, что мы решили провести исследование. Это было обещание на отдалённое будущее, так что очевидно, что личность, через которую оно было дано, никак не могла сдержать его; и когда мы поднялись проверить, какую роль в этом играло «я», то обнаружили, что само оно, хотя и относилось к этой идее с энтузиазмом, было побуждёно к этому более могучей силой изнутри, которой оно не могло сопротивляться, даже если бы и захотело. Следуя далее по этой нити, мы обнаружили, что побуждающая сила пришла несомненно от монады. Она решила и огласила своё решение, и её воле, действуя через «я», будет нетрудно привести в гармонию и все последующие личности.

вернуться

4

Министры — для русского языка слово не вполне удачное, иначе они называются "духами перед престолом". — прим. пер.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: