Вой знал расположение деревни и на бегу прикинул, где можно будет выйти к лесу. Наткнувшись на глухую стену, которой прежде не было, он рванулся в сторону, обежал двор и почти вплотную столкнулся с людьми. Волк круто повернулся. Три человека с ружьями наперевес гнались за ним. Им была очень нужна, просто необходима его волчья жизнь…
Вой помчался к двум сараям, между которыми был узкий длинный проход на улицу, ведущую к лесу. Вот он уже в знакомом коридоре между черными высокими стенами сараев, впереди — свобода! И вдруг опытный бесстрашный волк оцепенел. Он понял: наступил его конец- выход из коридора был плотно забит досками…
Вожак повернулся лицом к смерти, грозно оскалив клыки.
«В темноте не стрелять!»- крикнул один из людей.
Все трое стояли, полностью закрывая проход, направив ружья во тьму. Волк, конечно, не понял значения слов, но голос человека словно ударил его по ушам. Он стоял, загнанный в ловушку, обманутый, все тело его трепетало от злобы и бессилия.
Вожак знал, что стая ушла, потому что в отдалении не было слышно выстрелов, и теперь сам приготовился встретить последнюю свою пулю.
Внезапно яркий свет ослепил зверя — его осветили фонариком.
— Стой! Не стрелять! — крикнул тот же голос.
— Это почему?
— Ну и волчище!..
— Будем брать живым.
— Здоров он больно…
— Уж не боишься ли?
— Да брось, не болтай…
— Ребята, ждать нельзя, давай сразу!
И три мужика, здоровенных и по-крестьянски крепких, едва успев надеть рукавицы и выдернуть поясные ремни, одновременно быстро и решительно навалились на старого волка.
Он отчаянно, свирепо сопротивлялся, пытался отшвырнуть врагов, исступленно напрягал свои могучие мускулы, на миг отбросил одного, второго человека, но они тотчас навалились снова. Вой рвал зубами все, что мог, захлебывался от надрывного рычания, словно проклинал людей, деревню, свою волчью неудачную судьбу.
Наконец, после долгой и упорной борьбы, его удалось связать.
Люди стояли усталые, в изодранной одежде, окровавленные… — А он не бешеный?! А то ведь смотри: всех нас искусал, изранил, гад.
— Здоровый. Не беспокойся. Не бешенее нас с тобой.
Сбегались люди, везде мелькали огни карманных и переносных фонарей. И в шумной толчее два мужика тяжело несли на плечах толстую жердь, к которой был привязан матерый волчище. Он висел, опутанный ремнями и веревками, измученный, несдавшийся, молчаливый. И только глаза его пронзительно сверкали жгучим огнем непримиримости, неистощимой внутренней силы, данной ему родным лесом, и ненависти.
Блики фонарей метались, выхватывая из тьмы углы домов, заборы, лица людей, собак, которые рычали, гавкали, но все-таки не решались подойти вплотную к связанному полку… А люди спокойно несли его, разговаривая; курили, смачно посасывая сигареты; громко сплевывали на снег. Их голоса, резкие, ненавистные, иглами впивались в мозг зверя; запах людей, табачный дым наполняли его грудь, вызывая удушье. Но он молчал, сжав могучие челюсти. Свисая вниз головой, покачиваясь в такт шагам людей, старый вожак смотрел в бездонное беззвездное небо, раскинувшееся над деревней, над лесом, над бесконечными снежными дорогами. В черное небо последней вольной ночи. Ночи перед великими испытаниями.
4. МАТЬ-ВОЛЧИЦА
Трое суток стая не уходила от деревни. Дневали в лесу, неподалеку, выбирая для отдыха кустарники на открытых склонах и опушках, чтобы подойти к ним незаметно было невозможно.
Отлежавшись, отдохнув днем, волки всю ночь бродили вокруг деревни. Мага не подводила стаю близко к домам, но и покинуть страшное место не могла. Беспокоясь о безопасности семьи, мать-волчица пыталась пресекать даже вой. Но волки все равно выли. Первым теперь начинал волчонок Ко. Вспомнив отца-вожака, он вдруг как-то отчаянно взвывал, тонко, печально, словно плакал. Тотчас подхватывали остальные — они выли громко, протяжно, всей своей волчьей душой зазывая вожака обратно в стаю. Тут и матерая Мага, забыв об осторожности, поднимала голову к небу и присоединяла свой голос к призывному вою стаи. Но только дальний и злобный лай деревенских собак был откликом на этот зов.
На четвертый день волчица увела семью. Дальше оставаться возле деревни было опасно.
Многому научил подругу старый Вой. И хотя у нее не было его силы, его стремительности и воли, но мудростью и осторожностью она обладала.
Мага уводила стаю подальше от деревни, однако в пределах своих угодий, своего охотничьего участка. Ва был ее первым помощником. Он пытался заменить вожака и шел в походном строю замыкающим, как почти всегда ходил отец.
Две ночи волки следовали за Магой, пытаясь попутно охотиться, но серьезных удач не было, и старая волчица шла дальше, расширяя и углубляя поиск, готовя стаю к первой большой и серьезной охоте без отца-волка.
Зимний рассвет уже окрасил снега розовато-сиреневым цветом, когда волчья семья пересекла сосновый бор и вышла к опушке. Тут Мага остановилась. Подняв морду, долго и тщательно нюхала воздух, резко повернувшись к своим, издала едва слышный хриплый звук, какой всегда в таких случаях исходил от вожака.
Звери вмиг рассыпались веером и, чуть отставая от матери-волчицы, двинулись развернутой цепью, крадучись, почти совсем бесшумно огибая горбатую малоснежную опушку. Там, пониже, в кустах, у края молодого осинника, рылись в мерзлой земле кабаны… Мага учуяла их издалека, и это позволило ей подвести стаю незаметно.
Довольно большое стадо охраняли два огромных клыкастых секача. Один из них был, несомненно, вожаком. Время от времени он поднимал густо обросшую бурой щетиной голову, прислушивался, нюхал воздух… Не обнаружив опасности, снова устремлял рыло в землю, негромко похрюкивая.
Движением головы Мага подала сигнал, и проворный Ва скользнул по склону, прополз через узкую лощину к осиннику и залег сбоку от стада. Остальные волки притаились с другой стороны.
Особенно беспокоил стаю секач-вожак. А он тем временем старательно поддевал клыками мерзлую землю. Она не поддавалась, твердая, будто окаменевшая; кабан раздраженно всхрюкивал, нажимал, оледенелый грунт лопался, и зверь смачно, с удовольствием, причмокивая и похрустывая, жевал добытый с трудом кусок корня.
Но вот вожак кабаньего табуна, как видно старый и опытный, вновь подняв клыкастую морду, насторожился. Он озирался, видимо уловив первые признаки тревожного запаха.
Маленькие глаза смотрели исподлобья внимательно и зло. Зверь нервно подергивал своим чувствительным пятачком, шумно втягивая воздух…
Ва понял: секач сейчас поднимет тревогу и табун бросится прочь. Нельзя терять ни мгновения, необходимо объявиться первому, испугать стадо и направить его бег туда, где притаились Мага, Зуа и Ко.
До кабана было несколько прыжков, сбоку от него, ближе к переярку, кормилась молодая свинья. Ее-то и выбрал волк для нападения. Быстрый и сильный молодой зверь кинулся на свинью. То ли она шарахнулась в сторону, то ли сам секач заслонил ее — так или иначе, вожак кабаньего табуна оказался напротив волка. Густая седая щетина на крутой кабаньей холке стояла дыбом. Длинные кривые клыки уже были нацелены на врага.
Двухлетний Ва впервые столкнулся нос к носу с секачом, мгновенная заминка едва не стоила ему жизни. Однако в последний момент ловкий Ва стремительно вильнул в сторону, и тяжелое живое бревно, вооруженное страшными клыками, пронеслось мимо.
Табун убегал, гулко топоча по тропе, тревожно хрюкая… Секач бросился вслед за своим стадом, услышав кабаний визг где-то впереди. Это выскочившие из засады волки овладевали своей добычей. Ва сделал свое дело! А догонять секача — хлопотно и опасно: переярок уже узнал силу и неустрашимость этого могучего лесного зверя. И он поспешил туда, где началось пиршество. На снегу лежали две свиные туши. Быстрым и неожиданным оказалось нападение волков на убегающий табун, да и вожака-секача отвлекли вовремя… Это была первая удачная охота после потери отца-полка.