У Нептунова трона, где под жгучие латиноамериканские ритмы в синтезаторном исполнении моториста Андрея Мацугайлова лихо отплясывал полуголый, в пестрой набедренной повязке, размалеванный Пятница — старший матрос Арунас Тамашаускас, — я был повержен на колени. Лицо мне тут же выпачкали какой-то гадостью, замешанной на графите, да так, что ни вздохнуть, ни выдохнуть, не говоря уже о том, чтобы хоть что-то видеть. Но честь и хвала Брадобрею — мотористу Валерию Пименову: он, как видно, из жалости кинулся протирать мне лицо мокрой тряпкой. Не успел я, однако, прозреть, как черти поволокли меня в чистилище — тоже местечко не приведи Господи. И лишь потом долгожданная купель — бассейн, сшитый из парусины руками молодого парусного мастера Иосифа Барисевича. На этом все муки для меня закончились — я был посвящен в братство пересекших экватор. Для меня — но не для других. Через чистилище и купель прошли все юнги и курсанты. Сия горькая чаша не миновала и штурманов — тех, кто проходил экватор впервые. И даже тех, кто его проходил, но забыл дома соответствующую справку. Угодил в купель и «дед», старший механик Юрий Сапрунов, причем при полном параде — в форменной голубой рубашке с короткими рукавами и белых шортах. Хотя экватор, по его собственным словам, он переходил раз сто, никак не меньше...

В четверть третьего, едва закончились игрища и забавы, взревел сигнал громкого боя, возвестивший о подготовке к очередному — пятьдесят восьмому по счету — парусному авралу. Постановка парусов!

И вот, спустя полчаса, «Крузенштерн», гонимый свежим пассатом, уже мчится под парусами на юго-запад к островам Фернанду-ди-Норонья.

Эти вулканические острова лежат в двухстах милях к востоку-северо-востоку от мыса Калканьяр — северо-западной оконечности Южной Америки. Самый крупный из них, который так и называется — Фернанду-ди-Но-ронха, холмистый и покрыт скудной растительностью. Берега его, крутые и обрывистые, сильно изрезаны и местами окаймлены песчаными пляжами. Единственные обитатели острова — это ссыльные заключенные; лагерь их стоит к югу от форта Ремедиус, который хорошо просматривается с моря. Однако пресноводных источников здесь, как и на Сан-Паулу, нет. Заключенные употребляют для питья дождевую воду: они собирают драгоценную влагу во время редких ливней в специальные резервуары. Самая приметная точка на острове — гора Пику; она возвышается на 323 метра над уровнем моря и очень напоминает поднятый вверх большой палец. В прибрежных водах архипелага простирается трехмильная заповедная зона. Поэтому здесь запрещено становиться на якорь, ловить рыбу, охотиться — другими словами, заниматься тем, что может нанести ущерб и без того уязвленной среде. Нам нечего было делать у этих унылых берегов. И «Крузенштерн» продолжил путь по безмятежному океану все дальше на юго-запад, к берегам Бразилии.

1 декабря, в девять часов утра, на горизонте показался атолл Рокас. Он лежит в 125 милях к северо-востоку от мыса Калканьяр. В визир пеленгатора, на капитанском мостике, я четко видел, как у атолла грохочет и пенится прибой и колышатся на ветру кроны семи пальм — это все, что осталось от некогда пышной растительности. В лагуне атолла расположены два островка. На самом крупном — Фароле виднеются вышка маяка, развалины дома. А на западной его оконечности — маленькая хижина. Люди заглядывают на Рокас нечасто, здесь постоянно обитают только крысы, скорпионы да большие колонии пернатых.

Утром 2 декабря «Крузенштерн» подошел к северо-восточному побережью Бразилии — от берега нас отделяли какие-нибудь 30-50 миль. Потом, изменив галс, барк устремился на юг в сопровождении стайки дельфинов. До Рио-де-Жанейро, следующего пункта назначения, «Крузенштерну» осталось пройти 1120 миль. Однако, если читатель полагает, будто этот переход был нудный и муторный, он ошибается. Скуку, овладевшую было экипажем и курсантами, скрасило одно презабавное обстоятельство. В общем, дело было так.

8 декабря, на сороковой день плавания, 2-й помощник капитана Сергей Тупиков и спецкор «Комсомольской правды» Юрий Львов придумали вот какую штуку. Утром на доску объявлений в столовой экипажа вывесили карту Южной Америки с ядовито-красной пунктирной линией, соединившей побережья Атлантического и Тихого океанов — Уругвая и Чили. Под картой было начертано «Обращение к членам экипажа, а также к перманентному составу УС «Крузенштерн». Оно гласило: «Тому, кто опасается пройти проливом Дрейка на УС «Крузенштерн», предлагается альтернативная программа перехода из Монтевидео в Талькауано сухопутным путем с использованием лошади Киомамоту. Нужны 12 добровольцев. Время перехода — 2 недели. Встреча с «Крузенштерном» в Талькауано — на причале номер 2453, в местечке Эль-Дурейка»...

И надо же, клюнули: на собрание, посвященное организации и проведению перехода, народ буквально валом повалил — и умудренные опытом моряки, и безусые курсанты с юнгами. Строгой судейской комиссии предстояло решить нелегкую задачу: отобрать из немалого числа желающих самых достойных. И таковые живо определились — те, кто сумел на одной-двух страницах «мотивировать» свое желание и успешно прошел физический тест — отжимание на руках и приседание до упаду.

До самого последнего мгновения эти пятьдесят, что участвовали в конкурсе, стояли рядком на шкафуте и ждали приговора. А приговор был суров: все до единого — и победители, и проигравшие — так или иначе пойдут с остальными штурмовать «крутой» мыс Горн, со шквалами и штормами споря...

Когда все наконец разъяснилось, главного зачинщика турнира — штурмана Туликова призвали к ответу. Озорник держал его тут же, на шкафуте, в окружении обманутых. Думал, будут бить. Однако обошлось: Сергей сказал, что учинил розыгрыш не коварства окаянного ради, а лишь из чувства бескорыстной любви к хохме. И ему поверили. Наверное, потому, что такие глаза, полные чистосердечного раскаяния и уважения к ближнему, просто не могли лгать. Победителям же конкурса, получившим немудреное, но весьма точное название — «Наивняк», вручили шутейные почетные грамоты и хвосты от кобылы Киомамоту — обрезки тонкого пенькового каната. Ни больше ни меньше...

9 декабря, на сорок первый день плавания, «Крузенштерн» был в 170 милях от Рио-де-Жанейро. Завтра заходим в порт...

Игорь Алчеев, Юрий Масляев (фото)

Борт «Крузенштерна», Рио-де-Жанейро

Велоэкспедиция «Украинский кордон», о которой журнал писал в номерах 4-м за 1994 год и 3-м за 1995 год, — продолжается. Прошлым летом ее участники проехали многие сотни километров по дорогам степной Украины и Крыма, знакомясь с бытом и культурой живущих здесь людей, исследуя прошлые и настоящие связи этих мест и пути, по которым двигались когда-то чумацкие обозы. Экспедиция называлась «Чумацкий шлях».

…Был день. Мы лежали на пляже, который тянулся на север слепящей белой полосой, — отходили от тряской езды по волнистой, как стиральная доска, дороге. С юго-запада дул ровный азовский ветер-«полуденка». Волны лениво, будто спросонья, тыкались в берег, с шипеньем впитываясь в ракушечник. Едва слышно потрескивал на ветру песчаный колосняк. Ежом катился по пляжу клок сухой морской травы-камки. Выброшенная на берег медуза блестела, как бутылочное стекло, и исчезала, таяла на глазах. Так, наверное, когда-то жизнь на планете пробивала свою первую робкую тропку.

И был вечер длинного знойного дня. Отполыхал закат над Сивашом. Словно каменной плитой, его придавило сумерками и тишиной. Моря — близкого и смирного — тоже не слышно. Две светящиеся точки, ощупывая дорогу усиками лучей, запрыгали вдалеке — грузовик ушел на Геническ. Это чуть больше пятидесяти километров, а кажется — противоположное полушарие. Мы сидели у костра. Мой спутник, киевский скульптор, увлеченный Скифией, пытался воплотить на бумаге какое-то свое видение. Мы подхлестнули воображение и вдруг увидели дикого кочевника, который круто осадил коня и стал вглядываться в воспаленный закат. Где конец этой полынной земли? Куда исчезает солнце? Он не знал. И никто из его племени и из всех народов, населяющих степь у большой соленой воды, не мог ведать этого. Кочевник выхватил из колчана стрелу и пустил ее в малиновое солнце. Стрелу уносило все дальше и дальше и наконец, обессилевшая, она тихо легла на гребни волн и стала Арабатской стрелкой — дорогой, которая соединила берега и столетия.