— Чемоданы отправим багажом. На это у нас денег хватит. Или попросим присмотреть за ними кого-нибудь, кто поедет с билетом. Сколько километров человек может пройти за день?

— Смотря какой человек.

— Мы, разумеется. Так, пусть четыре километра в час, восемь часов на сон, два на еду, значит, по четырнадцать часов можем идти. Пятьдесят шесть километров в день. Пусть пятьдесят — на случай непредвиденных задержек. А сколько до Южного лагеря? Поезд идет… ну, пусть пятьдесят часов, но тащится он очень медленно и много стоит, так что скорость его километров сорок. Значит, две тысячи километров. Делим на пятьдесят… так, на дорогу нам потребуется сорок дней. Но это в один конец. Отпуска нам явно не хватит. Печальный факт!

Я пришла в себя и оглянулась. Очередь смотрела на меня с восхищением, как на невиданное чудо. Малорослые вставали на цыпочки и вытягивали шеи, а плохо слышащие старательно оттопыривали руками уши. Странные люди! Математика, что ли, не видали? Итак, мое предположение, что я скоро смогу выступать в цирке, явно подтверждалось. Я-то, правда, подумывала об амплуа силача, а теперь перехожу в ранг коверного, но, в конце концов, не место красит человека. Может, именно таким способом мне и удастся заработать недостающую сумму? Это идея…

— Значит, пешком отпадает, — констатировала Настя. — Есть другой вариант. Сделать вид, что отстали от поезда. Говорят, тогда можно, пересаживаясь с поезда на поезд, доехать совершенно бесплатно. Только боюсь, что путешествующие таким образом две девицы вызовут у проводников нездоровые мысли. Ко мне и без того вечно пристают проводники, особенно черные! Они любят пышных блондинок.

— Погоди. — Мои мысли пошли по другому пути. — Деньги можно заработать. Например, на моем попугае.

— Как это?

— У него есть странная привычка — он не может спокойно видеть, как мама раскладывает пасьянс, тут же подлетает, начинает вытаскивать карты, переворачивать картинкой вверх и подавать их нам. Причем вытаскивает обычно откуда-то из середины! Может, мне встать в подземном переходе на Невском и заняться гаданием? Сейчас модно возрождать старинные традиции. Кешка будет вытаскивать билетики с предсказаниями. По крайней мере, люди будут уверены, что все честно — птичка не обманет. Недаром раньше у гадалок всегда были попугаи.

— У моей двоюродной сестры кошка умеет ходить на задних лапах, — задумчиво сообщила Настя. — За рыбу. Можно одолжить. А в подземных переходах мафия. Придется с ними делиться. А то бить будут. Ты как?

Наши грандиозные планы обогащения были разрушены самым бесцеремонным образом.

— Не задерживайте очередь! На какое число билеты и куда?

Оказалось, мы уже стоим у самой кассы. Назвав пункт назначения, мы прежде всего поинтересовались ценой. Названная сумма нас ошеломила. Она в точности совпадала со всей имеющейся у нас наличностью, которую мы до этого тщательно пересчитали, выгребя из кошельков даже самые мелкие купюры.

— Судьба! — возгласила Настя, протягивая внушительную пачку денег. — Два билета туда и два обратно.

— Билеты уже кончаются, — известила нас кассир. — Остались только верхние боковые полки. Или купе.

Купе, естественно, отметалось.

— А нижних боковых нет?

— Только верхние боковые. Берете?

— Берем.

— Хорошо. Да, плюс еще комиссионный сбор.

Я оцепенела, Настя тоже. Первой вышла из оцепенения я, и не без причины.

— Задачник! — застонала я, пытаясь рвать на себе волосы, которые, правда, держались удивительно крепко и никак не хотели покидать насиженных мест. И как только с подобным делом справлялись героини трагедий? — Все из-за задачника! Зачем я его купила! Из-за какого-то задачника лишиться летнего отдыха!

— Мороженое! — вторила мне Настя.

— Нет, мороженое не так обидно! О! О! О!

Очередь была настолько увлечена нашими пассами, что даже нас не торопила. И тут меня осенило. В моем кошельке, в отделении для мелочи, была дырка, которую я по причине склероза уже месяца два не могла зашить. Вспоминала о ней, открывая кошелек, а приходя домой, забывала. Из дырки постоянно выпадали монеты.

Недолго думая, я перевернула свою сумку, высыпав ее содержимое прямо на пол. Задачник и студенческие работы, припорошенные сверху таблетками анальгина, кучей мелочи и парой по рассеянности не съеденных мною конфет, образовывали живописную гору. Я судорожно стала собирать монеты — их оказалось немало.

— Вот! — гордо протянула я Насте горсть денег. Она глянула на меня невменяемым взором, издала странный крик, больше всего похожий на мое чисто умозрительное представление о боевом кличе индейцев, и жестом фокусника вытащила откуда-то из недр собственной одежды измятую купюру. Кассирша, ругаясь, на чем свет стоит, взяла купюру и принялась считать монетки. Загребя все без остатка, она выдала нам билеты и перешла к обслуживанию следующего клиента. А мы остались, изнеможенные и счастливые, над грудой хлама из моей сумки.

— А вот и работа того парня, — обрадовалась я. — Лежит себе спокойненько!

— И вся почеркана красным, — добавила Настя, с отвращением беря двумя пальчиками исписанные листы. — А ты ему зачла как правильную.

— Значит, ему повезло. Не буду же я теперь идти на попятный. А вот эту пачку работ давно пора выкинуть. А я еще удивлялась, что сумка такая тяжелая.

— А это что за гадость? Ты позволяешь им сдавать тетради в таком виде? Обложки нет, все вкривь и вкось, посреди формул какие-то дурацкие картинки. Хоть бы рисовать умел, а то нацарапал, словно курица лапой!

— Отдай! Это тетрадь, в которой я пишу план занятий. А картинки рисую для отдыха. Ну, не умею, так я ж их не на выставку отдаю! Смотри-ка, расческа! Любимая! А я уж рукой на нее махнула, даже новую купила. Интересно, а что в этом пузырьке?

— Рутин, — прочла Настя.

— Нет, рутин — это таблетки, я их знаю, а тут явно порошок. Слушай, это же растворимый кофе, — оживилась я. — Видимо, я брала с собой, а потом про него забыла. Ладно, если будем по одному предмету складывать, вовек отсюда не уйдем. Сейчас запихаю все скопом, а дома разберу.

— Дома опять забудешь. Да не суй ты в сумку вот это, ты собиралась это выкинуть! Боже, а тени для век тебе зачем? Ты же ими не пользуешься. По крайней мере, веки не красишь.

— Кажется, подарил кто-то. На восьмое марта, что ли? А мне они не нужны, я сунула в сумку и забыла. Давай тебе отдам! Как раз под цвет глаз.

— Давай. Слава богу, кажется, все. Ну и денек! Пойдем сядем на лавочку в сквере.

Цвела сирень, светило солнышко, жизнь была прекрасна.

— Жутко есть хочется, — призналась я. — Но денег нет.

— У меня тоже. Выгребла все. Хорошо, что у нас проездные, а то домой бы шли пешком.

— Сорок дней, — захихикала я. — Признавайся, а откуда ты взяла еще купюру? Стащила у соседа?

— Понимаешь, — смутилась Настя, — я решила, что должна купить Костику шоколадку. За путевки. Специально положила деньги во внутренний карман, чтобы случайно не истратить. И забыла. Не все ж тебе забывать! А потом вдруг вспомнила. В экстремальных обстоятельствах память всегда обостряется.

— Ничего. Что ни делается, все к лучшему. А Костику мы подарим даже две шоколадки. Завтра.

Моя подруга вздохнула:

— Найти бы в тюбиках, как у космонавтов.

— У космонавтов шоколад в тюбиках? — изумилась я. — Тогда это, наверное, не шоколад, а шоколадный крем. Знаешь, продается такой в банках. Очень вкусно.

— Да при чем тут шоколад! Я вообще об еде. Меня волнует проблема питания.

— Почему? По-моему, питание — скорее удовольствие, чем проблема.

— Да? А как ты себе представляешь питание в течение двух дней на верхних боковых полках?

Я задумалась:

— Ну, мы же не все это время будем питаться.

— А что еще делать в поезде?

— Спать. И вообще, мы сможем слезать вниз. Внизу нам положены два сидячих места.

Настя скептически хмыкнула.

— Тот, кто внизу, сразу разложит полку и завалится на нее. Это уж я заранее чувствую! А мы будем куковать наверху.