Почему-то у графа было предчувствие, что Калиста не умеет плавать, и никто бы не заметил, если бы она действительно бросилась в озеро.

Ведь был очень удачный момент для того, кто хотел остаться незамеченным. Все были увлечены предстоящим зрелищем и столпились на площадке вокруг воздушного шара; даже если бы она вдруг невольно закричала, никто не услышал бы ее и не пришел ей на помощь.

Но почему? Почему?

Вопрос этот сверлил его мозг, преследовал неотступно, повторяясь все снова и снова, сводя с ума своей неразрешимостью.

На протяжении первых нескольких миль дорога из Кале была неровной и ухабистой, и граф устал от тряски, тем более что лошади ему попались — хуже некуда, а других взять было негде.

Если бы у него было в запасе побольше времени, он взял бы на борт фаэтон с собственной упряжкой лошадей, которые довезли его до Дувра, но он по опыту знал, что перевозить лошадей морем — дело хлопотное и требует тщательной подготовки.

Поэтому, высадившись в Кале, он дал указания капитану «Гиппокампа» вернуться в Дувр и погрузить на борт его фаэтон, лошадей и грумов, которые уже успели все подготовить к переезду через Ла-Манш.

Несмотря на весьма непрезентабельный вид французских лошадей и их недостаточную породистость, граф сумел все же выжать из них вполне приличную скорость; в конце концов, они оказались довольно хорошо выезженными и шли легко, даже резво.

На следующем постоялом дворе графу повезло больше: лошади, полученные им здесь, были не хуже, если не лучше тех, которых удается достать на таких же почтовых станциях в Англии.

Однако близился уже вечер, когда он наконец подъехал к Парижу и начал отыскивать ту поляну, где собирался приземлиться Чарльз Грин.

Граф петлял по узким тропинкам, спрашивал встречавшихся по пути крестьян, которые показались ему на редкость тупыми и несообразительными, не видели ли они где-нибудь поблизости воздушного шара — все безрезультатно. В конце концов, когда он уже совершенно отчаялся, волнуясь, что планы его сорвутся, Трэвис, указывая куда-то пальцем, вдруг воскликнул:

— Там, милорд! Я вижу его! Граф вгляделся в просвет между деревьями и действительно заметил нечто громадное, покрытое красными и белыми полосами, осевшее на землю и напоминавшее не то шар с наполовину сдутым воздухом, не то какую-то непонятную бесформенную массу. Это была «Королевская коронация» Чарльза Грина.

Вокруг шара толпились люди, так что графу легко удалось узнать, что аэронавты отправились в ближайшую гостиницу «Колокол», которая, как ему сообщили, находится совсем недалеко, всего лишь в миле отсюда.

Усталые лошади сделали последний рывок; они взмокли, с них падали клочья пены, когда экипаж графа остановился перед маленькой, но уютной гостиницей, какие часто можно встретить в окрестностях Парижа.

Бросив поводья Трэвису, граф вышел из лан»— до и прошел на постоялый двор.

Хозяйка, вся в черном, вышла навстречу гостю, и граф, едва успев ответить на ее приветствие, быстро спросил на безукоризненном французском языке:

— Остановились ли у вас аэронавты, мадам, и с ними ли молоденькая девушка?

— Аэронавты в Salle a manger15, мсье, — ответила женщина, отворяя дверь в длинную с низкими потолками залу, всю уставленную столами, за одним из которых граф заметил Чарльза Грина.

Граф направился прямо к нему, и воздухоплаватель, увидев его, поднялся из-за стола, весьма удивленный.

— Возможно ли, чтобы вы добрались сюда так быстро, милорд? — спросил он.

— У меня были для этого веские причины, — ответил граф. — Моя невеста, мисс Чевингтон, нечаянно оказалась в вашей гондоле.

— Ваша невеста? — удивленно переспросил Чарльз Грин, затем быстро добавил:

— Могу только выразить, милорд, мое величайшее сожаление, что так случилось. Когда шар взлетел, юную леди подняло с земли, и, я надеюсь, вы понимаете, что единственное, что мы могли для нее сделать, — это взять ее с собой.

— С ней все в порядке? — спросил граф. Чарльз Грин мгновение поколебался, прежде чем ответить.

— Она очень страдала от холода, милорд. Мы прибыли сюда полчаса назад, и ее сразу же проводили наверх и уложили в постель. Думаю, хозяйка уже послала за доктором.

Граф резко повернулся и выбежал из зала. Хозяйка ждала его в небольшом холле.

— Не могли бы вы проводить меня к молодой даме, той, которая больна? — обратился к ней граф.

— Пожалуйста сюда, мсье.

Она стала подниматься по лестнице впереди него, указывая дорогу.

Гостиница была очень старая, и граф решил, что в ней не более двух-трех свободных комнат, которые сдаются постояльцам.

Хозяйка открыла дверь одной из них.

В маленькой спальне с низким потолком, на громадной, необыкновенно широкой кровати, высоко на пуховой перине лежала Калиста.

Рядом стоял какой-то мужчина в сюртуке — очевидно, доктор; ему помогала пожилая женщина в белом фартуке и чепце.

Врач считал пульс Калисты и даже не поднял головы, когда вошел граф.

— Это вы, мадам Бовэ? — спросил он. — Мне нужно поговорить с вами по поводу этой молодой дамы. Ей необходим заботливый уход и внимание.

— Именно это я и собираюсь ей обеспечить, мсье, — сказал граф. Врач взглянул на него.

— Это ваша жена, мсье? — поинтересовался он.

— Нет, мсье, моя невеста.

— В таком случае, вам надо получше заботиться о ней, — отрывисто произнес врач. — Из того, что мне стало известно о том, как она попала сюда, я сказал бы, что юной леди необыкновенно повезет, если болезнь ее окажется простой простудой и не перейдет в воспаление легких!

Калиста беспокойно пошевелилась и слегка застонала.

Граф тут же поднялся с кресла и подошел к постели.

Он увидел, что она все еще не пришла в сознание, лицо ее пылало. Он наклонился и, слегка прикоснувшись пальцами к ее лбу, почувствовал, что у нее сильный жар.

Врач объяснил ему, к чему он должен быть готовым.

— Сколько времени она пробудет без сознания, мсье? — спросил у него граф.

— Трудно сказать, милорд, — ответил доктор. — Надеюсь, что все обойдется и простуда не перейдет в пневмонию, однако в любом случае следует ожидать лихорадки.

— Мне бы хотелось найти опытную сиделку, одну или даже нескольких, — озабоченно сказал граф.

Врач заколебался.

— Пожалуй, сегодня вечером мне не удастся выполнить вашу просьбу, милорд, — ответил он наконец, — но завтра я обязательно пришлю вам одну монахиню, необыкновенно опытную сиделку, лучшую из всех, кого я могу вам порекомендовать.

— Благодарю вас, сегодня я справлюсь сам, — сказал граф.

— Очень рад, — ответил доктор.

Он снабдил графа подробными указаниями, какие лекарства следует дать Калисте в случае, если она придет в себя. Затем, напоследок еще раз пощупав ее пульс, заметил:

— Мадемуазель молода, и организм, я полагаю, у нее крепкий. Думаю, что испытания, которые она перенесла, не скажутся на нем губительно.

— Остается только надеяться, что вы правы, мсье, — ответил граф.

— Все в руках Божьих, милорд, — бодро ответил доктор.

Трэвис просил, просто умолял графа позволить ему подежурить около Калисты.

— Вам необходим отдых, милорд, — убеждал он своего господина. — Вчера у вас был тяжелый день, и вы почти не спали ночью, когда мы плыли через Ла-Манш.

— Я прекрасно выспался, — возразил граф, — и предпочитаю сам ухаживать за мисс Чевингтон.

— Если вам понадобится моя помощь, милорд, позвоните, и я сразу приду.

— Я нисколько не сомневаюсь в этом, Трэвис, — ответил граф. — Спасибо тебе за все.

Камердинер помог ему раздеться и накинуть длинный роскошный халат, великолепие которого производило несколько странное впечатление в стенах маленькой, скромной гостиницы. Пройдя в спальню Калисты, граф проверил, приготовлено ли на ночь все, что может ему понадобиться, все ли у него под рукой.