Они отплыли едва стало светать, около четырех утра. Море было спокойным по сравнению с тем, что она видела, когда прибыла в Дувр. Мария была веселой и румяной. На прощанье она поцеловалась со своим братом.

– Пусть маленькая Болейн сядет рядом со мной, – сказала она. – Она меня забавляет.

Корабль покачивался. Анну охватила дрожь. Она успокаивала себя тем, что с ней плывут ее отец, дедушка и дядя. Но она была рада, что сидит с Марией Тюдор, а не с мужчинами, многие из которых были ей незнакомы. Эти важные люди не будут уделять внимания маленькой девочке, самой незначительной среди всей этой свиты.

– Как бы ты чувствовала себя, Анна, – спросила у нее Мария, – если бы ехала к мужу, которого никогда не видела раньше?

– Думаю, я бы очень боялась, – ответила Анна, – но я хотела бы стать королевой.

– Выйди замуж за короля и будешь королевой! Ты ведь умная девочка. Ты хочешь стать королевой? Как ты считаешь, старик будет меня любить и баловать?

– Да, да.

Мария поцеловала ее.

– Говорят, француженки очень красивы. Посмотрим. О, Чарлз, Чарлз! Если бы ты был королем Франции. Что я собой представляю, Анна? Ничего! Пункт договора. Пешка в игре моего брата, Его Величества короля, и моего мужа, короля Франции… Как качает корабль.

– Ветер усиливается, – заметила Анна.

– Ты права, душа моя. И мне это не нравится.

Анна испугалась. Раньше она никогда такого не видела. Корабль бросало из стороны в сторону. Казалось, он неуправляем. Волны бились о борт. Анна легла, укрылась мантильей. Она боялась и в то же время жаждала смерти.

Но когда тошнота утихла, а море все продолжало бушевать, и казалось, что их утлый корабль вот-вот перевернется и все матросы и пассажиры будут поглощены бездной, Анна заплакала, потому что умирать все же не хотела. Грустно умирать, когда тебе всего семь лет и мир открывается перед тобой, как красочный праздник, в котором тебе уготована пусть и незначительная, но все же интересная роль. Она думала о том, как спокойно жилось в Хивере, о широких улицах Бликлина и тихонько шептала:

– Я никогда больше не увижу всего этого. Бедная моя мамочка, как она будет грустить… И Джордж тоже. А может быть, даже и мой отец, если останется в живых. А Мария услышит об этом и заплачет. Бедная Симонетт. Она будет грустить еще больше, чем тогда, когда прощалась со мной.

Потом Анна стала вспоминать о своих грехах.

– Я обманула Симонетт, когда она спросила меня о моем вышивании. Я никому не причинила зла, но я сказала неправду. И я плохо себя вела, когда открыла дверь в зале для танцев и показала Маргарет вход в подвал. Маргарет испугалась. И я была не права, когда отвела ее туда и сделала вид, что хочу бросить ее там одну… Господи! Если я не умру, я больше не буду так вести себя. Я была злой девочкой и буду гореть в аду.

Она была уверена, что погибнет. Она слышала, что они затерялись, отстали от остальных. Умереть такой молодой и не раскаяться в своих грехах! Какой ужас!

Позже, когда ее совсем перестало тошнить, настроение улучшилось, потому что по натуре она была любительницей приключений, а это было очень интересное приключение. И даже когда корабль зашел в Булонский порт и Анна вместе с другими пересела в маленькую лодку, возбуждение не оставляло ее. Ветер трепал ее длинные черные волосы, пряди которых закрывали ей лицо, как будто злился, что море не поглотило ее навсегда. Морская соль жгла лицо. Она была очень утомлена и обессилена.

Но уже через несколько дней, наряженная в малиновый бархат и сидя верхом на белой лошади, вместе с другими участвовала в процессии, направлявшейся в Аббефил.

– Малиновый цвет очень идет маленькой Болейн, – шептались между собой фрейлины. Они завидовали ее красоте, хотя она была еще совсем маленькой девочкой.

В то время двор французского короля еще не блистал своим великолепием и весельем. Правивший в то время Людовик отличался скупостью. Он предпочитал, чтобы его считали скупым, чем расточительным, и не хотел обременять свой народ налогами. Это был почти идеальный мужчина: пил и ел он в меру, был спокоен и лишен воображения. Правда, умом не блистал, зато его лозунг гласил: вначале Франция, Франция превыше всего. Двор его отличался скромностью, что не соответствовало замашкам его подданных. Скромность была присуща покойной королеве и ее двум дочерям – Клавдии, которая была инвалидом, и младшей Рене. Потому не было ничего удивительного в том, что все ждали восхождения на трон Франциска, его наследника, которого называли Великолепным. Франциск, как и Людовик, принадлежал к ветви герцога Орлеанского, и хотя являлся прямым наследником престола, взойти на трон он мог только в том случае, если у Людовика не будет сыновей. Франциск вместе с матерью и сестрой с нетерпением ждали смерти Людовика, который, по их мнению, жил слишком долго. Они ужасно огорчились, когда он женился на молоденькой девушке. Их нетерпение сменил гнев, потом отчаяние и, наконец, страх.

Луиза Савойская, мать Франциска, была смуглой и темноволосой, к тому же очень энергичной и честолюбивой, если дело касалось ее сына – ее Цезаря, как она его величала. Это было странное семейство – мать, сын и дочь. В их привязанности друг к другу ощущалось что-то нездоровое, их всегда видели вместе, всегда обособленно. Луиза обращалась за советами к звездам, ища благоприятных предзнаменований для своего сына. Маргарита, герцогиня Алансонская, одна из самых образованных женщин своего времени, очень волновалась при малейшей угрозе, могущей помешать ее брату стать королем Франции. Сам Франциск был моложе сестры – ему исполнилось всего двадцать лет. Это был смуглый и очень худой юноша с носом с горбинкой и чувственным ртом, что говорило о его сексуальности. К сексу он относился так же естественно, как к еде, и был безмерно предан матери и сестре. Уже в пятнадцать лет любовные приключения стали для него обычным делом. Он был очень щедр, остроумен, недурно писал стихи. К тому же отличался умом и искренностью. Он постоянно влюблялся, и ему нравилось, когда его окружение предавалось таким же усладам. «Любовь вечна! – восклицал он. – Руки прочь от любви! Несчастливы только дураки. А что такое счастье, как не удовлетворение любовной страсти? Только недалекие люди не пользуются даром, ниспосланным им богами. Только тупицы гордятся своим целомудрием. Девственность – большая глупость».

Луиза восхищалась своим Цезарем. Маргарита Алансонская говорила о своем дураке муже: «Почему он не такой, как мой брат?» И французский двор, уставший от скупости Людовика и влияния, оказываемого на него королевой, которую они звали весталкой, с нетерпением ожидали, когда наконец Людовик оставит свой трон.

А теперь старый король женился на молодой девушке, и она может нарожать ему кучу детей. Луиза Савойская пылала ненавистью к королям Франции и Англии. Маргарита хирела, опасаясь, что ее любимый братец лишится принадлежавшего ему наследства, а Франциск восклицал: «Как очаровательна эта маленькая Мария Тюдор!» – и с отвращением смотрел на свою невесту, хромую Клавдию.

Анна Болейн очень жалела Клавдию. Как печально, когда тебя не любят, когда твой нареченный, твой будущий муж, как переливающаяся цветами радуги стрекоза, садящаяся то на один, то на другой цветок в саду, флиртует со всеми до единой красавицами. Она познавала жизнь, прислушиваясь и приглядываясь ко всему, что в ней происходило.

Мария, новая королева Франции, была необузданной, как молодой жеребенок, и очень красивой. Она откровенно делилась своими мыслями с придворными, которые в основном были француженками, так как почти вся ее свита английских леди вернулась домой по настоянию короля. Они окружили ее, как забором, говорил он. Если ей нужен совет, она должна обратиться за ним к своему мужу. Но маленькая Анна Болейн осталась с ней. Король лишь раз взглянул на маленькую девочку. Его худое лицо, уже отмеченное печатью смерти, выразило недоумение, он пожал плечами. Эта малышка его не беспокоила, и он разрешил ей остаться.