- Здравствуй крестьянин я…

- Я не крестьянин - довольно грубо оборвал я его.

Некоторое время воин с интересом рассматривал меня, а затем опять начал говорить:

- Всё равно здравствуй, кто бы ты не был. Видишь ли, ты поставил нас в тупик, убив нашего командира. Половина хочет немедленно расправы…

- Пусть попробуют.

- … а вторая - продолжил он, будто я его не перебивал - думает, в том числе и я, что здесь совершенно не за что умирать. Как видишь, мы оказались в некотором затруднении.

- Не вижу в чём затруднение? - по хамски начал отвечать я - Пусть та половина, что хочет расправы, попытается её осуществить, когда вторая увидит, что стало с этими дураками, думаю, сразу примет правильное решение. Поэтому ещё раз спрашиваю: в чем проблема?

Всадник некоторое время хмуро разглядывал меня, а затем спросил то, что я от него совершенно не ожидал услышать, впрочем, своё удивление я хорошо скрыл:

- Если мы уйдём, то ты дашь нам забрать тела погибших соратников?

Я сделал вид, что основательно над этим задумался. Перевёл взгляд на тела погибших людей, затем обратно на стоящего воина, терпеливо дожидающегося моего ответа. Хотя итог нашего разговора интересовал всех. Крестьяне и всадники стояли совершенно неподвижно, ожидая окончания нашей беседы.

- Я согласен - медленно проговорил я - только с одним условием.

Было видно, что воин еле сдерживается, чтобы не плюнуть на все предосторожности и не зарубить наглеца (это типа меня любимого). - Говори условие - прошипел он сквозь крепко стиснутые зубы.

- Да сущий пустяк - небрежно ответил я, становясь в расслабленную позу - продайте мне два Фламберга (правда, вместо этого я произнёс какое-то совершенно другое слово). Таких мечей в деревни не найти.

Не знаю, чего он от меня ожидал, но явно не этого. Бедняга впал в ступор, мне даже пришлось подойти помахать перед ним рукой, чтобы он пришел в себя. Удивленно заморгав, он опять уставился на меня. Я же терпеливо ожидал ответа. Наконец, придя в себя, он, запинаясь, выдавил своё согласие. Затем вернулся к своим, а от них обратно ко мне, только уже с двумя здоровенными мечами (это они для них здоровенные двуручники, а для меня как раз по мечу в каждую руку). Ничуть не опасаясь всадника, я подошёл и взял их в руки. Вообще, ФЛАМБЕРГ, двуручный меч, применявшийся в Швейцарии и Германии с 15 по 17 вв., длина его достигала 1,5 м (эти правда были меньше метра), клинок мог иметь волнистую (пламевидную) форму, рукоять покрывалась материей или кожей. Не знаю, откуда они здесь были, но это были потрясные мечи. Одно дело разглядывать их в журнале, а другое держать в руках. Только придётся сделать специальные ножны, чтобы таскать их за спиной. Воин, видя, с каким я восхищением осматриваю эти мечи, не стал мешать, терпеливо ждал. Честно говоря, не ожидал, что здесь могут сделать такое оружие, хотя вроде и знал. Мечи стоили определенно дорого.

Так как денег у меня с собой не было, я махнул воину, чтобы он пошёл за мной, тот в свою очередь махнул своим людям.

Зайдя за поворот, я увидел своего только что прирученного жеребца и бледную, испуганную Хону, которая сидела рядом с ним. Девушка, увидев меня, тут же подскочила и бросилась ко мне. Пока её уговаривал отцепиться от меня и пойти к своей родне, всадники терпеливо ждали, перебрасываясь похабными шуточками. То, что у них убили четверых человек, они уже начали забывать, хотя тела погибших забросили на двух коней, которых при этом пришлось успокаивать. Наконец, отправив трясущуюся девушку к своим родителям, я подошёл к своему скакуну. С минуту его успокаивал (что-то всех кругом только успокаивать и надо) и гладил, а затем, обойдя, вскочил на него одним прыжком. За последнее время я всё же приловчился управляться с лошадьми, поэтому никаких проколов в этот раз не вышло. Правда, у меня сложилось впечатление, что он даже не заметил моего веса. Попросив Ярослава успокоить крестьян (ну вот я же говорю, с нервами у людей явный не порядок), я потянул вожжи в направлении своего дома (ну, дом-то конечно Ярослава, но и я в нём тоже живу). На лошадях нам понадобилось минут пять, чтобы добраться до него. Спрыгнув с коня возле самого крыльца, я вошёл в дом, оставив воинов дожидаться меня. За то время, которое я потратил на поиски своего кошелька, они, по-моему, даже на миллиметр не сдвинулись. Видимо, ожидали подвох, а его не было. При виде денег в ступор впали все воины (и даже часть коней). Я им вынес золотую монету, а она в этом времени ценится примерно также, как у нас в России где-то миллионов пять баксов, так что их ступор понятен. Бедные солдаты в этой деревне они уже столько пережили, что, наверное, возвращаться совершенно не захотят, даже из-за таких денег. Наконец, они потихоньку вышли из оцепенения, монету я всунул тому, с кем договаривался. Причем, он её так держал, будто боялся, что сейчас она исчезнет, он даже старался не дышать. Потом медленно передал своему соседу, тот с ней вел себя точно таким же образом. В следующие минут десять монета прошла через все руки и вернулась обратно к тому, кому её давал. Тот к этому времени почти полностью пришел в себя и, посмотрев на меня глазами побитой собаки, произнес:

- Господин - в этот момент я весь подтянулся, благородно выпячивая челюсть и делая бараньи глаза - вы заплатили нам слишком много за два меча. Мы не можем это принять.

Сделав вид, что я чем-то недоволен, а затем, добавляя немного 'сдерживаемой' ярости в голосе, произнес:

- Ты отказываешься от подарка господина?!

- Нет! Что вы? Я совсем не…

- Я спрашиваю, ты отказываешься от подарка господина?!! - уже чуть ли не проорал я.

- Нет! - испуганно ответил тот - Просто это слишком большая плата за мечи.

Я его полностью понимал, выглядело это так же, как выгладил бы мужик, купивший обыкновенный жигуленок, который стоит сто пятьдесят тысяч рублей максимум, за пять миллионов. Но денег у меня ещё намеренно, поэтому я решил играть свою роль до конца:

- Одной монетой больше, одной меньше, разницы для меня никакой - эти слова были сказаны с небрежностью сына Императора, у которого ночной горшок был золотой.

Мои слова явно произвели впечатление, на меня стали смотреть чуть ли не с суеверным ужасом. Взглянув на их лица, легко можно было догадаться, о чем они думают. Если он так легко раскидывается деньгами, то кто же он вообще такой? Этот вопрос читался у каждого в глазах, но ответить на него я не счёл необходимым. Пусть дальше гадают. Проигнорировав все эти взгляды, остался стоять на месте, надменно глядя на всадников. Те под моим взглядом заёрзали как нашкодившие дети, хотя каждый из них был старше меня как минимум лет на пять и все это отчетливо видели, но вот сказать, что я какой-то юнец, почему-то никто не отважился. Наконец, опять заговорил тот, кому я дал монету:

- Господин, как вас зовут?

- Как назвали, так и зовут - отрезал я.

- Но нам надо будет рассказать нашему милорду, что случилось. А он обязательно захочет знать ваше имя - воин мямлил, мялся и старался сделаться как можно меньше, но всё равно ждал от меня ответа. Некоторое время я пристально его разглядывал, но на самом деле решал, что будет, если я назову ему своё имя? Здесь, как я уже мог убедиться, очень любят мстить по поводу и без. Это что-то вроде местного развлечения. В итоге, придя к выводу, что воин всё равно от меня не отстанет, пока не добьётся имени, я решил назваться:

- Меня зовут Хисп. Этого будет достаточно. Так же очень надеюсь, что больше вас здесь не увижу, эта деревня находится под моей защитой, так и передайте своему господину. Если он попытается напасть на меня или моих крестьян, то последствия для него будут самыми печальными. Денег мне хватит, чтобы нанять хоть всех Эхербиусов (воины при этом наименовании дружно вздрогнули), и тогда вашему господину останется совсем недолго жить. Кстати как его зовут?

- Виконт Ардено де Кросс, сын Аркана де Кросса - в разнобой ответили всадники.

Имя тоже странноватое. Вообще тут с именами и названиями творилось что-то невероятное. Только в деревне, которую я сейчас назвал своей, жили Ярославы, Ильи, Святополки и вместе с тем, были имена вроде Ролу, Хоны, Росси, а так же обыкновенные американские моего времени Джимы, Майки, Стены. Складывалось ощущение, что все расы перемешали, и от каждой был свой представитель в любом обществе. Это же сказалось и на обычаях, языках, внешности. От каждой нации было что-то своё. Но речь была какой-то совершенно непередаваемой. Мне понадобилась неделя, чтобы понять, что я говорю совершенно на другом языке. Причем, определил я это чисто случайно. Если бы не книга, которая была написана полностью на русском и Ярослав, жалующийся, что всё никак не может понять, что это за язык, я бы так и был в неведении и полной уверенности, что говорю на своём родном языке, а меня все понимают. Русский язык здесь был мертвым языком, и считалось, что именно на нем писались все древние писания и трактаты о магии. Вроде это была чистая правда, хотя я ещё точно не убедился в этом. Думая об этом, я задумчиво разглядывал всадников, которые всё не решались нарушить тишину. Видя их нетерпение, я взмахом руки показал, что они могут скакать хоть на всё четыре стороны, они мне больше не нужны, а сам, развернувшись, подошел к своему коню.