Голосования, конечно, проводить никто не стал. Гусь с Механиком уселись за рычаги своих монстров, которым было самое место в запаснике Музея бронетанковых войск, Топорик и Агафон развернули башни пушками назад, и оба танка, скре-жетнув гусеницами по камням, вкатились на прибрежную отмель. Вода заклокотала между катками, слонопотамы уперлись в понтоны. «Тридцатьчетверка» — бульдозерным ножом, «Т-55» — просто передком. Послышался мерзкий железный скрежет — как выразился, поморщившись, Гребешок, «будто наждаком по яйцам» — и понтоны поползли по отмели в сторону озера. Десяти минут не прошло — и понтоны очутились на довольно глубоком месте. Сразу после этого послышалось клокотание воды, заливавшейся в свежепротертые дыры днищ, пузыри какие-то пошли, а Гребешок убежденно сказал из темноты:

— А говорил не потопнет! Еще как потопнет! Однако дело ограничилось только тем, что все четыре понтона глубже осели в воду и при этом выровнялись.

Механик отважно взбежал по сходням на паром и, добравшись до катера-толкача, запустил дизель. Гусь при помощи «наводившего» его Агафона развернулся кормой к понтонам, подкатил точно к сходням, поднял вверх бульдозерный нож, перекрестился и решительно вскарабкался на паром.

— Теперь беспременно потонет! — Гребешок все еще оставался пессимистом, но паром осел совсем неглубоко.

Пристроив «коллекционный экземпляр» в середину парома, Гусь заглушил движок «тридцатьчетверки», собрался было загонять «Т-55», но Механик грозно заорал в жестяной рупор, найденный на катере, чтоб Гусь перешел на'катер, а танк-де Механик сам на паром загонит.

— Тут спец нужен! Умелец! — прохрипел Еремин голосом локойного Папанова. Как назывался фильм, в котором артист играл телемастера-халтурщика, Механик не помнил, потому что фильм смотрел еще в детском возрасте, но эти две фразы воспроизвел так, что даже те, кто фильм вовсе не смотрел, сразу помнили Папанова.

— Артист! — уважительно произнес Луза.

Но с истинным артистизмом Мех, конечно, провел въезд на паром. И сам не свалился, и «коллекционный экземпляр» не спихнул, но самое главное — пристроил 50-тонного монстра так чтп осталось достаточно площади для четырех «уазиков».

Даже Гребешок, несмотря на очередные пузыри из-под худых днищ понтонов, не стал разводить панику и первым рискнул прокатиться по воде и камням до сходен, а затем въехать на паром. У Тарана кое-какие кошки на сердце скребли, потому что он хорошо помнил и то, что последняя капля переполняет чашу, и то, что последняя соломинка переламывает хребет верблюда. Но даже командирский «уазик» с Болтом, Богданом и Васку Луишем не оказался такой каплей или соломинкой.

Тыр-тыр-тыр! — надсаживаясь, катерок все-таки потянул паром, запас плавучести которого составлял какую-то мизерную, но все-таки плюсовую величину.

Конечно, Юрка сильно сомневался, что скорость движения парома составляет хотя бы два километра в час, как обещал механик. Таран считал, что если они пятьсот метров в час проплывают, то это совсем неплохо.

Конечно, это самое «тыр-тыр-тыр» катерного дизеля в предутренней тишине над озером, окруженным лесистыми горами, звучало довольно громко. И вообще-то, если б окрестностях его еще оставались карвальевцы, то могли бы заподозрить неладное. Но даже те, что утром высаживались с болотоходом, уже лежали либо на обочинах дороги, либо на перевале.

Но тут в мерное урчание дизеля вмешался другой звук. Далекий, шедший откуда-то со стороны Муронго.

— Тамтамы! — прислушался Васку Луиш. — Заглушите мотор, а?

— Глуши! — велел Болт. Стало очень тихо, даже всякие зверино-птичьи выкрики из горных джунглей на некоторое время стихли. Все, кроме команданте, вестимо, ничего в этом барабанном стучании не понимали. Да и сам Васку, похоже, не очень усек суть сообщения — звук был уж очень отдаленный. Но кто-то на северном берегу, на карвальевской территории, в невидимой деревушке, скрытой джунглями, видать, понял лучше, и в свою очередь ухватился за тамтам.

— Майомбе говорят, — ошеломленно произнес командан-те, — что великий колдун Домингуш умер…

— И от чего, не передают? — участливо спросил Гребешок. — у нас, помню, при советской власти все сразу ясно было: если «после тяжелой и продолжительной болезни» — значит, от рака помер. А если «скоропостижно скончался» — стало быть, инфаркт или инсульт хватил.

— Его злые духи майомбе убили, — убежденно пробормотал Васку Луиш. — Я виноват!

— Брось ты, командан, — сказал Гребешок, — при чем тут ты?

— Я не принес ему алмазы. Духи майомбе их боятся, поэтому и утопили там, на горе. Раз алмазы у нас — они нас не могут тронуть. Но зато они отомстили вождю Домингушу. Теперь муронго вымрут, и очень быстро.

— Печально, — сказал Болт. — А может, это карвальевцы дезинформацию распускают? С помощью барабанов? У нас, знаешь ли, тоже не всяким радиостанциям верить можно… — Нет, — вздохнул команданте, — радиостанции у нас тоже врут, а вот тамтамы — никогда. Домингуш к предкам пошел — это точно. Наверно, проклинает меня. Я сказал вам, чтоб вы не ходили в Муронго.

— Ты выполнил приказ командарма Алмейды. Если генерал приказывает майору, что делает майор? Принимает строевую стойку, говорит: «Есть!», идет и выполняет приказ. Или ты хотел, чтоб нас всех там уморили, в Муронго этом?

Меня, Меха, других старых вояк, бандюганов и наемников, в общем, не жалко. Мы сами в крови по горло, и нам самое оно в пекло, если б оно существовало. Но все-таки, по большому счету, получилась бы подлянка. И выходит, товарищмайор, что ты сейчас каешься за то, что не стал подлецом. Нелогично как-то…

— Я сам знаю, что все нелогично! — проворчал Васька, шмыгнув носом. — Я запутался! Ни хрена не понимаю, кто я?! И за кого я, тоже не понимаю… Может, я уже русский вообще, а? У вас бсть черные русские, я знаю!

— Ты, случаем, не супруги своей боишься? — неожиданно Для всех спросил Болт. — Она ведь дочка Домингуша, так? Небось тоже что-нибудь в колдовстве петрит?

— Ни хрена она не петрит… — не очень уверенно произнес Луиш. — Но вообще-то, фиг его знает… Полный писдейш получается!

Дизель врубили, и неожиданно скорость движения возросла намного больше, чем предполагалось. Оказывается, паром потянуло довольно быстрое течение.

Теперь уж и Таран не сомневался что паром доползет до северо-западного берега за полтора часа.

Так оно и вышло. Солнце еще и краешка из-за гор не выставило, а паром уже приткнулся к очередной каменистой отмели. Первыми по сходням скатились джипы, за ними «Т-55» под управлением Механика и наконец «коллекционный экземпляр» Запасливый Механик пересосал остаток солярки из баков катера в какую-то канистру. Навряд ли эти пятнадцать литров могли создать неприкосновенный запас топлива для танков, но «на войне, бабка, и поросенок — дар божий!».

Танки встали в голову колонны и поперли по водопойной тропе в гору, туда, где на карте числилась грунтовая дорога.

— Молодец, Мех! — похвалил Гребешок. — Лучше плохо ехать, чем хорошо идти!

Никаких особых признаков, что колонна идет по алмейдов-ской территории, покамест не отмечалось. Естественно, что на водопойной тропе никто не установил ни одного щита и не повесил ни одного транспаранта с надписью «Вива Алмейду!».

У выезда на грунтовку тоже никаких плакатов не обнаружилось, зато на красной пыли отпечаталось немало шин. Последовала команда: «Стой!», и Васку Луиш направился к головному танку, еще не выкатившему на дорогу. Потом туда же подошел Болт. Механик, само собой, выглянул из люка, потом вылез и уселся на передок «Т-55», с любопытством поглядывая на действия начальства. Впрочем, разговор был хорошо слышен даже на концевом «уазике», где сидели Гребешок, Луза и Таран.

— По-моему, — заметно волнуясь, произнес команданте, — тут проехала «Тойота» самого Карвалью. Только у него такие шины.

— И два БТР-60, — скромно добавил Болт.

— Недавно проехали, примерно тогда, когда мы на паром грузились, — Луиш чуть ли не принюхался к следу протектора.