«Приеду без звонка, – решил Потапов. – Приеду, и все! Полгода не видел любимую женщину. Это как?…» Он не докончил мысль. По радио стали передавать старинные русские романсы, и Потапов слушал их, пока не кончился обед.

Придя к себе в отдел, Потапов поглядел на часы. Было пятнадцать минут третьего. Он снял трубку и позвонил в министерство.

– Алло, Сергачев, – сказал Потапов. – Это Потапов говорит. Вызови меня, Леня, на пару часов.

– Старик, кончать с этим делом надо! – недовольно сказал Сергачев. – Поймают нас когда-нибудь с этими вызовами, всыплют по первое число.

– Последний раз, Леня, честное слово, – сказал Потапов. – Друг у меня умер. Хоронить поеду.

– Это правда?

– Стану я врать, – вздохнул Потапов.

– Ладно, – сказал Сергачев. – Машину, что ли, тебе дать?

– Да, – обрадовался Потапов. – Я быстро обернусь. Отдам последний долг, и все…

Через двадцать минут в комнату, где сидел Потапов, вошел начальник отдела.

– Потапов, – сказал он, – звонили из министерства, просили тебя срочно приехать.

– Да что они там? – зло спросил Потапов. – Без конца вызывают.

– Наверное, вопросы по твоей докладной, – сказал начальник.

– Вечно у них вопросы, – огрызнулся Потапов. – Надоело! У меня здесь завал работы. Вот не поеду, и все!

– Ну-ну, разговорчики! – строго сказал начальник. – Оставь все дела и дуй!

Министерская машина ждала Потапова у подъезда. Потапов сел на переднее сиденье, закурил, угостил сигаретой водителя.

– На кладбище поедем? – спросил водитель.

– Да, – вздохнул Потапов. – Но сначала в Химки, в 21-ю школу…

Ему повезло. Он застал завуча, но во время перемены. Перемена заканчивалась, и завуч торопилась в класс.

– Здравствуйте, – сказал Потапов. – Я Потапов. По поводу сына вызывали.

– Вера Михайловна, – представилась завуч.

– Очень приятно, – улыбнулся Потапов. – Мою маму тоже звали Верой Михайловной. Прелестное имя…

– Спасибо, – сказала завуч и почему-то покраснела.

– Я неудачно приехал? – спросил Потапов. – Вы торопитесь?

– Да, – кивнула головой Вера Михайловна. – Меня ребята ждут… Вы не могли бы приехать сегодня часиков в семь?

– Никак, милая, – вздохнул Потапов. – Срочная командировка на Таймыр. Вы в двух словах…

– В двух словах нельзя, – сказала Вера Михайловна. – Мальчик плохо учится, дерзит, врет на каждом шагу…

– Убью! – решительно сказал Потапов.

– Нет, зачем же так? – завуч снова покраснела. – Просто надо нам с вами серьезно поговорить…

– Хорошо! – перебил Потапов. – Через два месяца возвращаюсь с Таймыра, приеду к вам. А пока, милая Вера Михайловна, возьмите моего оболтуса под персональный контроль. Договорились? У вас какой размер ноги?

– Зачем это? – завуч снова покраснела. Она была очень молодым завучем и краснела каждую минуту.

– Унты вам хочу привезти, – сказал Потапов. – Унтайки меховые!

– Да что вы! – завуч просто залилась румянцем.

– Нет-нет, не спорьте! – строго сказал Потапов. – Решено! А сейчас не буду больше вас задерживать. Дети ждут!

Он поцеловал ей руку и выбежал из школы.

Потом они долго ехали к Востряковскому кладбищу, потом Потапов долго бродил мимо заснеженных могил, отыскивая место похорон. Наконец он увидел небольшую группу людей и, узнав доцента из своего института, сразу сообразил, что умер кто-то из его студенческих друзей, но кто именно, так и не понял, потому что гроб уже закрыли крышкой и опустили в мерзлую землю. Потапов помнил, что в их группе было несколько Александров, но сейчас все они, как назло, отсутствовали, поэтому сообразить, кто из них лежит ТАМ, было невозможно, а спрашивать – неудобно.

Потапов снял шапку, обошел всех собравшихся, пожимая им руки и печально говоря: «Эх, Сашка, Сашка! Как же это так, братцы?»

Потом он неожиданно для себя почувствовал, что плачет. От этого у Потапова сделалось очень скверно на душе, он вытер ладонью глаза, закурил и молча пошел к машине…

Когда он вернулся в свое учреждение, часы показывали ровно четыре. У директора начиналось совещание. По дороге туда Потапов заглянул в свой отдел, вынул из стола карманные шахматы, затем тихо прошел в конференц-зал и сел на последний ряд. К нему моментально подсел Михайлов.

Партия намечалась быть интересной. В дебюте Потапов допустил ошибку и потерял две пешки, но в миттельшпиле он активизировался и выиграл у Михайлова слона.

– Сдавайся, отец! – уверенно сказал Потапов.

– Ни в коем случае! – ответил Михайлов. – У меня есть шанс!

– Ну что же, товарищи, – директор стал подводить итог совещанию, – если ни у кого нет вопросов, можно заканчивать?

Потапов посмотрел на доску. Михайлов сделал авантюрный ход ладьей. Потапов ответил ходом ферзя. Эндшпиль обещал быть бурным,

– У меня есть вопрос! – громко сказал Потапов и встал. – Как дирекция думает решить вопрос с реализацией отходов при выпуске продукции в условиях новой стандартизации?

– Вопрос поставлен очень интересно, – сказал директор. – Мне кажется, что вопрос с использованием отходов…

– Ходи, – тихо сказал Потапов, садясь. – У нас есть еще полчаса.

Перед спектаклем Потапов пригласил Соню поужинать в кафе. Там они выпили по рюмочке, заболтались и поэтому опоздали к началу. Когда Потапов, пригибаясь, наступая на чьи-то ноги ежесекундно извиняясь, пробирался к своим местам, Гамлет уже беседовал о чем-то с Горацио.

Наконец Соня и Потапов уселись и взглянули на сцену.

По сцене медленно и страшно двигался огромный вязаный занавес, подминая под себя людей.

– Здорово! – прошептала Соня.

– Художник гениальный! – тихо сказал Потапов.

– Как фамилия? – спросила Сонечка.

Потапов забыл купить программку, поэтому прижал палец к губам и осуждающе покачал головой. Сонечка сконфуженно замолчала.

Когда Гамлет убил Полония и, мучаясь от сознания непоправимости содеянного, склонился над трупом, Потапов вздрогнул и с удивлением почувствовал, что у него прошел странный холодок по спине. Потапов видел фильм «Гамлет», но только вторую серию, поэтому смерть Полония была для него неожиданностью.

Все дальнейшее действие Потапов смотрел завороженно, радуясь тому, что сопереживает датскому принцу, и тому незнакомому ощущению, когда каждое слово, сказанное со сцены, отзывается холодком в спине.

В антракте он пошел в буфет, съел бутерброд, запил его лимонадом, и чувство холода в спине прошло. Потапов посмотрел на часы. Было без четверти девять.

«Затянули спектакль, – подумал Потапов. – Талантливо! Но затянули.»

Он вдруг подумал о Наташе, и от этой мысли мучительно больно защемило сердце.

«Ехать!» – мысленно приказал себе Потапов.

Он угостил Соню конфетами, вышел покурить, потом вернулся с сосредоточенным лицом.

– Соня, – сказал Потапов, – я сейчас домой звонил. Алешка заболел. Температура у парня. Сорок!

– Ой! – ахнула Соня.

– Ничего страшного, – сказал Потапов. – Грипп, наверное. Мне придется домой поехать… Вы уж извините кавалера.

– Да что за глупости? Конечно, поезжайте! – Соня сочувственно сжала руку Потапова и поцеловала его в щеку.

Потапов доехал до своего учреждения на метро, прошел в штаб народной дружины, взял красную повязку, расписался в журнале.

– Ваш участок – сквер и район кинотеатра, – сказал Потапову какой-то юноша, сидевший за столом. – Дежурить надо до двенадцати ночи.

– Я буду до часу ночи, – сказал Потапов.

– Ну что вы, – улыбнулся юноша. – Хватит и до двенадцати.

Потапов нацепил повязку, вышел из штаба и медленно пошел к стоянке такси. Он шел, дышал весенним воздухом и думал о Наташе. Дождавшись своей очереди на стоянке, Потапов сел в зеленую «Волгу», угостил водителя сигаретой и дрогнувшим голосом сказал:

– На Полянку, шеф!

Он звонил долго, со страхом прислушиваясь к шорохам за дверью и соображая, одна она дома или нет. Наконец замок щелкнул, и он увидел Наташу. Она, по-видимому, только что приняла ванну – на ней был полосатый халатик, волосы – влажные, а на лбу осталось несколько капелек воды.