- А вот и зря развеяли, - встрял Василий. - Их не развеивать надо было, а в Ородруин бросит. Живьем. Теперь этот пепел летает, где попало, а он, между прочим, заразный.

- Точно, - пробасил Дробила. - То-то меня время от времени на шуточки пробивает! Чувствую, что вот-вот ляпну какую-нибудь гадость, а удержаться не могу. Это все они, сатирики с юмористами в придачу. Летают, понимаешь ли, то в пиво попадут, то на воблу сядут. Спасу нет!

Хоббит осторожно подошел в корчившемуся в мучительных спазмах горлуму и сообщил:

- Надобно бы крантик-то приоткрыть, а то лопнет малец. Эвон, как его болезного от правдивости колбасит! Смотреть больно. Кто же знал, что очух так на него подействует?

- Это, наверное, опасно, - Великая Оркиня посмотрела на мужа. - Может быть, я пойду к себе. А ты, милый, будь поосторожней, береги себя!

- Ну, ступай, - облегченно согласился великий Орк. - Тут и впрямь даме не место. Допрос, все-таки. Да еще и с применением спецсредств.

- Открывай, только чуть-чуть, - скомандовал Властитель, отворачиваясь от заткнутого Сенечки. - Полегоньку, а то не ровен час, брызнет!

Дробила осторожно повернул ручку крана. Теперь из Сенечки доносилось невнятное шипенье, в котором можно было разобрать отдельные слова:

- ... ваучер... доу-джонс... оффшоры... риэлтер...

- Это он, видать, на бирже играл, а может, политикой занимался, - пояснил грамотный Василий. - Надо же, такой молодой, а уже столько насвинил!

Постепенно из Сенечки, как из свежеоткрытой пивной бочки, вышла пена и потекла чистая, ядреная правда.

Ну-ка, приоткрой пошире, а то слов никак не разобрать, - сказал Великий Орк.

Дробила повернул кран и все, наконец, услышали правдивую историю о похищении артефактов.

"Душа горит, а сердце плачет! - возвестил горлум, - Но бабок нет, а это значит, что напрочь обломился кайф, и не поднять его никак. Ни на земле, ни в небе звездном, не отыскать задаром дозы! Пылает бедная душа, а кайфа нету ни шиша!

- Чего это он? Никак стихами заговорил! - Ватерпас задумчиво почесал нос. - Никак не врублюсь, чего у него там с душой, пожар, что ли?

- Это побочное действие очуха сказывается, - объяснил Василий. - Стишки-то, между прочим, так себе.

- Ага, - понял Ватерпас, - а вот у меня после очуха затылок чешется, и ругаюсь я почем зря. Только не в рифму, а просто так.

- Это потому что у тебя таланта к стихам нет, вот ты и ругаешься прозой, а у горлума, видать, есть, вот он и чешет в рифму.

- А к ругани, у меня, стало быть, талант есть, - пробормотал Ватерпас и задумался.

... храпит с похмелья грозный страж, ну чуя поступи дрожащей и от луны, в окно глядящей, морозом пробирает аж!

- Ишь ты, размер сменил! - восхитился хоббит. - "Морозом пробирает аж!" Сильно сказано!

- Это кто был с похмелья? - проворчал Дробила. - Я что ли? И вовсе я не храпел!

...кроваво-ржавое железо оскал свой до поры таит, достаток серебро сулит, но злато боле мне любезно!

- Надо же, как него получается, только вот про что это он? - сказал простодушный Ватерпас.

- Про артефакты, конечно. Железо, серебро, золото... Это же про наши зубы! - вскричал Дробила, обрадовавшись, что и он, простой боевой гном, кое-что смыслит в поэзии.

- Не про ваши, а про наши! - уточнил Великий Орк. - И не ори так, вдруг спугнешь! Если он еще и заикаться начнет, тогда пиши пропало! Ничего не добьемся.

Но Сенечка и не думал заикаться. Иногда он, правда, спотыкался, не попадая с разгона в размер или тормозя с рифмой, но в целом получалось довольно гладко, хотя и не всегда понятно. Но разве существует всегда понятная поэзия? То-то! В общем, речь его потекла длинными плавными периодами, как выразился один непризнанный классик.

... и драгоценны причиндалы, хватает дерзкою рукой. Беги скорее, отрок мой, забрав сокровища немалы, пока не пробудился жмот, что и за грош тебя убьет!

- Это кто это "жмот" и кого это "за грош убьет"? - возмутился Великий Орк. - Это я что ли жмот? Да я за грош и мухи не обижу! А за такие вирши - запросто убью. Хорошо хоть Оркесса ушла, не для ее нежных ушей такие слова!

- Тс-с! Ваша Зеленая Светлость, это же гипербола! Сейчас начнется самое интересное! - хоббит прижал палец к губам.

... у крестьянина три сына. Старший - умный был детина, средний был и так и сяк, младший - вовсе был дурак...

- Опять размер ломается. Да к тому же я это где-то слышал... или читал. - Поморщился старший дознатец.

А Сенечка, между тем, вошел в поэтический раж. Так неопытный пилот входит в глубокое пике, не зная, сумеет он выйти из него или нет. Стихи, правда, получались разного размера, словно пирожки у начинающей хозяйке, но суть стихотворения не в размере и не в содержании. А в чем? Если продолжить сравнение с пирожками, то в начинке. А еще пирожки должны быть горячими. Вот с этим все было в порядке.

... Золото - королеве! Слуге - серебром звенеть. Искусному мастеровому, для ремесла - медь. - Что ж, хорошо, - сказал барон, в рыцарском зале, один. - Но тот, кто владеет холодным железом - тот и этим и тем господин!

- Здорово сказано! - Восхитился Великий Орк. - Я тоже так думаю, железо - главнее всего! Да он и впрямь, поэт!

- Это не он,- пояснил грамотный хоббит. - Это один человеческий варлок сказал. А он только повторяет. Я же говорю, свои стихи у него кончились, сплошной плагиат пошел. Давай, Дробила, закрывай кран...

- Подожди, - остановил гнома Великий. - Мне кажется, в том, что он говорит, есть определенный смысл. А последнее стихотворение вообще, сильно смахивает на пророчество.

- Вот я и говорю, чисто варлочьи стихи, - не унимался Василий. - Закройте его поскорее, а не то он нам такого напророчит...

- Ты лучше не пререкайся с начальством, а записывай, что он там несет. - Великий сурово посмотрел на бывшего дворецкого, отчего тому сразу захотелось пить. - Ты хоть записываешь?

- Записываю, - пискнул Василий и продемонстрировал серебристую коробочку японского диктофона, выигранную им в кости у какого-то Черного Карачуна.

Между тем у Сенечки уже голова кружилась от собственной правды.

... Этап на север, срока огромные... - немелодично, но с большим чувством затянул, было, он, но тут в кране что-то заперхало, видно правда кончалась, а может быть, очух переставал оказывать свое действие.

Возникла пауза.

- Он еще и поет, зараза! - восхищенно сказал Дробила. - Надо же, какой разносторонний!

В ответ кран фыркнул, свистнул, и из него полилось: " Я люблю тебя, Россия...". И опять зашипело и забулькало, так что слов было не разобрать.

- Ну, в общем, все ясно, - задумчиво сказал Великий Орк. - Сейчас позовем Панзутия, прокрутим ему запись, и он все нам растолкует. Можно закрывать. - Он махнул лапой Дробиле.

Дробила с видимым удовольствием крутанул ручку, но, как всегда не рассчитал своих сил, потому что ручка сломалась, и остатки правды-матки хлынули на пол прямо-таки рекой. Конкретного ничего разобрать не удавалось, уж больно бурен был поток, но по мощному запаху чувствовалось, что это именно она - правда!

- А чего она такая вонючая? - спросил Дробила, когда все, включая Великого Орка, зажимая носы, выскочили из комнаты и расселись на крылечке, подышать нормальным воздухом, то есть, таким, в котором содержание правды не превышает допустимых для здоровья гоблина пределов.

- А потому что, пока до правды докопаешься, она завсегда протухнуть успеет, - пояснил мудрый хоббит. - Правда - она только сначала чистая, оглянуться не успеешь, а она уже голая, после чего естественным образом становится правдой-маткой. Хотя, все-таки непонятно, правда- матка есть, а правды-детки никто и в глаза не видел. Правду-матку принято резать, само собой, она после этого долго не живет. Здоровье не то. Время идет, и вот уже правда горькая, как поцелуй старухи. Смотришь, а правда-то взяла и померла, хорошо, если одна, а то так вместе с кем-нибудь и помрет. И, что характерно, всегда найдется кто-то, кто ее похоронит. В могилу иногда кладут собаку. Так что, когда до нее удается, наконец, докопаться, она уже того... испортилась.