— Да, — согласился Данбер, — очень жарко.

И хотя последовавший за этими словами жест был совсем необязателен, Данбер провел рукой по лбу, будто вытирая пот. Это был глупый способ доказать женщине, что и она — из-за жары.

Но, сделав это фальшивое движение, Танцующий С Волками взял себя в руки. Внезапно он почувствовал крайнюю необходимость сказать Стоящей С Кулаком, что творится в его душе.

И он начал говорить. Он рассказал ей, как он смущен. Рассказал, как хорошо ему здесь, у дакотов. Рассказал о хижине, и о том, как хорошо, что она у него есть. Он взял свое нагрудное украшение в обе руки и сказал, что думает о нем — для Данбера это костяное украшение было чем-то особенным, в какой-то степени даже великим. Он приложил трубочки, постукивающие друг о друга, к своей щеке, и произнес:

— Я люблю его.

Потом он сказал:

— Но я белый… И я солдат. Хорошо это для меня или плохо — быть здесь? Может быть, я просто глупец? Я глупец?

Данбер заметил напряженное внимание в ее взгляде.

— Это нет… Я не знаю, — ответила женщина.

В беседке воцарилась тишина. Лейтенант заметил, что женщина ждет, ждет продолжения его горячей речи.

— Я не знаю, куда идти, — тихо произнес он. — Я не знаю, где мне нужно быть.

Стоящая С Кулаком медленно повернула голову и, уставясь в дверной проем, так же тихо сказала:

— Я знаю.

Она собиралась с мыслями, а может, думала о чем-то своем, все так же глядя на улицу, где уже наступал вечер.

Неожиданно Данбер выговорил:

— Я хочу быть здесь.

Женщина резко обернулась и посмотрела на него. Ее лицо казалось огромным. Заходящее солнце окрасило ее щеки легким румянцем. Ее глаза, широко раскрытые и переполненные чувствами, казалось, отражали солнечный мягкий свет и пылали таким же заревом, как закат.

— Да, — сказала она, хорошо понимая то, что чувствовал Данбер.

Женщина уронила голову на грудь. Когда она подняла глаза, Танцующий С Волками почувствовал комок в горле. Подобное ощущение он уже испытывал однажды, когда остался с Тиммонсом в прерии. Ее глаза были великодушны и полны такой красоты, которую лишь немногие могли видеть. Они были вечны.

Танцующий С Волками влюбился в них, едва только увидел свет, который они излучали.

Стоящая С Кулаком тоже уже любила. Это произошло в тот момент, когда он начал говорить. Конечно, нс сразу, но постепенно, маленькими шажками, она приближалась к этому, пока наконец нс стало глупо отрицать очевидное. Она видела себя в нем. Женщина поняла, что они могут быть одним целым.

Они еще немного поговорили, а потом вдруг затихли. Мужчина и женщина смотрели на заходящее солнце, палящие лучи которого неожиданно помогли им объясниться, и каждый из них знал, что чувствует другой. Им уже не нужны были слова.

Очарование этого вечера было нарушено маленьким мальчиком, сыном Брыкающейся Птицы. Он возник в дверном проеме, заглянул внутрь и поинтересовался, что они здесь делают.

Стоящая С Кулаком улыбнулась этому наивному вторжению и сказала на языке дакотов:

— На улице очень жарко. Мы сидим в тени.

Эта фраза имела такой всеобъясняющий смысл, что мальчуган вошел и плюхнулся на колени Танцующего С Волками. Несколько минут они поиграли, изображая борьбу, но это хулиганство продолжалось недолго.

Малыш неожиданно сел и сообщил Стоящей С Кулаком, что он хочет есть.

— Хорошо, пойдем, — произнесла женщина и взяла мальчика за руку.

Она посмотрела на Танцующего С Волками.

— Поешь?

— Да, я голоден, — ответил он.

Они, толкаясь, вышли из беседки и направились в вигвам Брыкающейся Птицы разводить огонь.

Первым в списке дел сегодня у Данбера стояло посещение Каменной Ноги. Рано утром он уже входил в хижину индейца, и был немедленно приглашен сесть и разделить с ним завтрак.

После того, как с едой было покончено, мужчины вышли наружу поговорить, в то время как Каменный Теленок будет вытачивать новые стрелы. Исключая Собранную В Кулак, это был самый искушенный разговор, который Данбер когда-либо с кем-то вел.

Каменный Теленок был поражен, что этот человек — Танцующий С Волками — такой новый среди них, уже говорит на их языке, языке дакотов, и говорит хорошо.

Старый воин заметил также, что Танцующему С Волками что-то нужно. Когда дискуссия вдруг перешла на Собранную В Кулак, индеец понял, что это именно то, о чем Данбер пришел поговорить.

Танцующий С Волками пытался придать своим фразам так мало значения, насколько это вообще было возможно. Но Каменный Теленок был слишком старой и хитрой лисой, чтобы не догадаться, ответы на задаваемые вопросы очень важны для его визитера.

— Стоящая С Кулаком замужем? — небрежно поинтересовался Данбер.

— Да, — ответил Каменный Теленок.

Эта новость ошарашила Данбера. Его будто обухом ударили по голове. Он молчал.

— Где ее муж? — наконец смог он выдавить из себя относительно равнодушно. — Я никогда не вижу его.

— Он мертв.

Это была одна из тех простых вещей, о которой Данбер не затруднился подумать.

— Когда он умер? — спросил лейтенант.

Каменный Теленок оторвался от работы.

— Не пристало индейцу говорить о мертвых, — ответил он, — но ты новичок, и я расскажу тебе. Это случилось в то время, когда был вишневый месяц, летом. Она горевала о нем в тот день, когда ты нашел ее в прерии и принес сюда.

Танцующий С Волками больше не задавал вопросов, но Каменный Теленок уже не хотел останавливаться и выложил еще несколько фактов. Он не забыл упомянуть о том, что мертвый мужчина принадлежал знатному роду их племени, и рассказал Данберу, почему у него и Стоящей С Кулаком не осталось детей.

Чувствуя необходимость переварить услышанное, Танцующий С Волками поблагодарил своего информатора и ушел.

Каменный Теленок подумал было, может ли что-либо произойти между этими людьми, но, решив, что это не его дело, спокойно вернулся к своей работе.

Танцующий С Волками знал неплохое средство, которое он уже не раз использовал. Оно всегда помогало ему освежить мысли. Он отправился в стадо пони, нашел там Киско и покинул деревню. Лейтенант знал, что женщина будет ждать его в вигваме Брыкающейся Птицы, но мысли так плясали у него в голове, что он не мог себе представить, что он ей скажет, не мог даже подумать о том, чтобы встретиться с ней сейчас.

Данбер отправился вниз по реке и, проскакав милю или две, решил поехать в Форт Сэдрик. Он не был там почти две недели и чувствовал смутное, импульсивное желание съездить туда, будто каким-нибудь странным образом это место сможет подсказать ему что-либо.

Даже находясь на приличном расстоянии, Данбер смог заметить, что поздние летние грозы окончательно разрушили навес. Он был сорван почти со всех жердей. Сама ткань — грубый брезент — была порвана во многих местах, а то, что от нес осталось, хлопало на ветру как оборванные паруса призрачного «Летучего Голландца».

Два Носка сидел в ожидании у края скалы, и лейтенант бросил старому приятелю кусок вяленого мяса, который он принес с собой, чтобы было чем подкрепиться. Но сейчас он не был голоден.

Полевые мыши проскочили у него под ногами, когда Данбер переступил порог склада продовольствия. Они прогрызли ту единственную вещь, которую он оставил — холщовый мешочек с заплесневевшими сухарями.

В дерновой хижине, которая была его домом, он улегся на маленькую постель и провел на ней несколько минут, глядя на обшарпанные, полуобвалившиеся стены.

Лейтенант снял с колышка в стене отцовские карманные часы, намереваясь забрать их с собой. Но, посмотрев на них несколько секунд, повесил обратно.

Его отец умер шесть лет назад. Или семь? А мать умерла еще раньше. Данбер сейчас не мог восстановить в памяти детали их жизни, их общей жизни втроем. Но люди… Родители казались похожими на людей, ушедших сотни лет назад.

Лейтенант заметил свой журнал, лежащий на одном из походных стульев, и взял его в руки. Он был давно заброшен, записи были разрознены, и иногда встречались просто чистые пропущенные листы. Эта вещь тоже казалась теперь старой и давно ушедшей в небытие, как пустое напоминание о прошлой жизни.