— Открытие сделали наши колхозники, — с необычайно торжественным видом заявил Терентий, вытаскивая из кармана кожаной куртки пробирочку, в которой, будто капельки крови, поблескивали какие-то красные пятнышки. — Вот оно, противоядие-то! Средство такое же примерно, как теленомус против зловредной черепашки. Помните, как он вместе с курами выручил тогда колхозные посевы?
Филипп Филиппович взял пробирку и с интересом стал рассматривать ползавших по ее стенкам насекомых полушаровидной формы, с трехчлениковыми лапками и яркой окраской. Жесткие красные панцыри их были разукрашены черными точками с желтой окантовкой.
А Терентий рассказывал, как внук его, пионер и юный натуралист, смастерил себе виварий, в котором обитала всякая «мелкая живность», вроде жуков, бабочек и саранчуков.
Дед был прирожденным экспериментатором, и вид вивария зародил в нем мысль произвести опыт: пустить диковинных тлей в общество прочих насекомых. Сделал он это с расчетом: посмотреть, не найдется ли у тлей каких-нибудь естественных врагов в виварии, населенном местными насекомыми.
— Оставил я тлей на ночь в виварии, — говорил Терентий, набивая самосадом прокуренную дочерна трубку, но не решаясь зажечь ее на ветру, — а утром гляжу — исчезла куда-то вся эта нечисть, будто растворилась. Осмотрел стенки вивария — нигде ни щелочки. Ну, дело ясное после этого — позавтракал, значит, кто-то этой дрянью. Но кто? Население тут обширное, сразу не разберешься. Бегу к агроному. «Так и так, говорю, Степан Тимофеевич, помоги». Спешим к виварию.
Степан Тимофеевич перебирает всех козявок по штуке, покачивает головой. А я стою и думаю; «Неужто ошибся?» Но тут Степан Тимофеевич как крикнет: «Вот она, виновница-то! Ее, говорит, это работа». Ну, мы тут же повторили опыт, и все подтвердилось на наших глазах. Вот они, эти букашки, в пробирочке сидят теперь. Какое будет ваше мнение о них, Филипп Филиппович?
И дед Терентий, повернувшись спиной к ветру и согнувшись в три погибели, принялся зажигать огонь.
— Это местная разновидность божьей коровки, — сказал Сердечный, вытряхнув из пробирки на ладонь одну из букашек. — Насекомые — хищники из семейства жуков.
Являются главными истребителями обычных тлей, а также червецов и листоблошек.
Местная разновидность этого насекомого, насколько мне известно, отличается необычайной прожорливостью. Я как-то сразу и не вспомнил об этом. Молодцы колхозники, подсказали хорошее средство. Спасибо, Терентий Ефремович! Куда же вы теперь?
— Известное дело, куда, — ответил Терентий, — в соседний колхоз. Всю область теперь мобилизовать нужно на сбор божьей коровки. В наших краях ее ведь не очень много.
— Ну, всю-то область, может быть, и не придется тревожить, — заметил Филипп Филиппович. — Нашли и мы в наших лабораториях надежное средство. Попробуем его, как только ветер чуть притихнет. Одними букашками с врагом этим не разделаешься ведь.
9. НЕЧАЕВ ПОДАЕТ КОМАНДУ
В тот же день в колхоз «Победа» из соседних сел стали присылать баночки, бутылки и бадейки с божьими коровками. Занимались сбором их главным образом школьники.
К вечеру прибыли от Сердечного химики с баллонами газа, рецептура которого была составлена после опытов с диковинными тлями. Сам Филипп Филиппович был занят на других участках пораженной степи и поручил химиков заботам Сугробовой. Решено было сначала протравить тлей газами, а затем пустить на поля божьих коровок, которые уничтожат паразитов, случайно уцелевших от газа.
Вскоре все было приготовлено для газовой атаки. Осталось только ждать ослабления ветра.
Галина непрестанно запрашивала по телефону прогноз погоды, но Нечаев все еще не мог сообщить ничего утешительного.
Ночью в колхоз «Победа» заехал на полчаса Михаил Александрович с заведующим сельскохозяйственным отделом обкома партии.
— Ну, как дела, помощница? — спрашивал он, осматривая участок Галины. — Оборонительная позиция у вас, я вижу, надежная. А каковы планы относительно наступления?
— Пойдем в атаку, как только получим благоприятную метеорологическую сводку, — отвечала Сугробова.
…А на метеорологической станции Василий Нечаев срочно составлял синоптическую карту. Он нанес на схему направление и силу ветра в баллах, степень облачности и форму облаков, их высоту, температуру воздуха и давление его в миллибарах. Затем сопоставил эти данные со сведениями, полученными из областного бюро погоды. Картина была неутешительная. Ветер и не думал ослабевать, хотя фронт его медленно перемещался из юго-восточного румба в восточный.
«Что это дает нам? — напряженно думал Василий, шагая по комнате. — Нет, это, кажется, ничего нам не дает…»
Но тут его возмутила вдруг собственная беспомощность, какая-то почти рабская зависимость от общего хода метеорологического процесса. Он понимал, конечно, всю сложность своей науки, знал, что длительные явления погоды формируются на площади в миллионы квадратных километров, но не мог примириться с положением человека, ожидающего, какой прогноз «даст» область.
Молодой метеоролог не хотел ограничиться общим прогнозом, правильным для области в целом. Он-то ведь действовал не в масштабе области, а на отдельном участке, и здесь, конечно, есть свои местные особенности. Советские люди меняют поверхность земли, превращают пустыню в леса и поля, — должно же это сказаться на поведении воздушных масс, в том их слое, который соприкасается с поверхностью земли? В этом ведь одна из целей посадки защитных лесонасаждений, и пора бы уже отмечать эти местные особенности в метеосводках…
«Почему бы в таком случае, — подумал Нечаев, — мне не заняться этим сейчас же, чтобы мой прогноз, такой важный в создавшихся условиях, был не простой выпиской из областного, а более точной картиной погоды, ожидаемой в нашем районе?..»
Не раздумывая более, он достал из шкафа топографическую карту, на которой, в отличие от синоптической, был нанесен рельеф. Карта была совсем новая, крупномасштабная, съемки прошлого года. Нечаев взял тот лист ее, на котором находился колхоз «Победа», и принялся тщательно его изучать.
Внимание Василия сразу же привлекли полосы лесонасаждений, прикрывавшие поля и бахчи колхоза от суховеев. С этими насаждениями он был знаком в натуре, а на топографической карте видел теперь общее их расположение. Подумав немного, Нечаев обозначил пунктиром пораженный участок степи, прочертил все стадии изменений направления ветра и вдруг воскликнул:
— Вот это здорово!
Увлеченный осенившей его догадкой, он не заметил, как сползла с плеч его флотская куртка, и работал теперь в тельнике, плотно облегавшем его мускулистую фигуру.
— Не торопись, Вася, — вслух проговорил он. — Успокойся и проверь все еще раз…
И он еще раз проверил свои расчеты. Ошибки быть не могло — результат получался все тот же.
Нечаев порывисто бросился к телефону.
— Алло! — крикнул он в трубку, но трубка молчала.
— Странно, — проворчал метеоролог, нетерпеливо звякая рычажками аппарата и продувая трубку. — Неужели бурей порвало провода? Этого еще не хватало!
Нечаев посмотрел на часы. Была полночь. Выл ветер за окном, тоскливо скрипел флюгер на коньке крыши. Василий походил по комнате, несколько раз пробовал воздействовать на телефонный аппарат, но тот молчал.
— Новое препятствие! — Метеоролог нетерпеливо двинул широким плечом и пошел разыскивать агронома Савельева.
Он торопливо обошел все центральное здание опорного пункта.
Комнаты были пусты, в широкое окно стучались ветви деревьев, глухо, как далекое море, шумели сады и полезащитные лесные полосы, покачивались от сквозняков электрические лампочки, приводя в движение тени на стенах.
Только в агробиологической лаборатории нашел, наконец, Нечаев Савельева.
Агроном сидел за столом, заваленным образцами растений, и писал отчет о проделанной за день работе. Тут же был и Орест Викентьевич, копавшийся в книжном шкапу.