— Спасибо за вотум доверия, но это правда. Я не хочу, чтобы кто-то страдал, но и не в восторге от мысли быть преследуемым беглецом.

Устав оглашать свою приязнь, Глип решил продемонстрировать свои чувства, лизнул меня в лицо. Ну, помимо оставленного после себя липкого осадка, поцелуй моего дракона произвел еще один побочный эффект. Дыхание его — это порыв зловоний, которые превосходили только запах изверской кухни.

— Г… Глип, старина, — сумел, наконец проговорить я. — Я тебя очень прошу, хотя я сильно люблю, не проделывать это дважды в неделю, иначе мы можем расстаться… Навсегда.

— Глип?

За это я заработал обиженное выражение, которое стер с его морды достаточно просто — почесав ему голову. Мне пришло в голову, что драконы выжили только потому, что эмоционально привязывались лишь к одному существу на время его жизни. Если бы их дыхание доходило до всего населения, а не до одного лица, то их давным-давно бы истребили. Да, лучше уж страдать одному, чем…

Другая часть моего мозга ухватилась за эту мысль и принялась проворачивать ее.

— Если я убегу, то в беде буду только я один, но если я попытаюсь быть королем, то пострадает целое королевство. Вот оно. Я должен убираться. Это единственный достойный поступок. Спасибо, Глип.

— Глип?

Мой приятель озадаченно чуть склонил голову на бок.

— Позже объясню. Отлично. Значит, решено. Вы двое нажимаете на еду, пока я заскакиваю к себе в комнату забрать несколько вещей. А потом: “Прощай, Поссилтум”.

Я сделал паузу, чтобы погадать, что произошло бы, если бы я держался первоначального плана: просто направился бы к себе в комнату, собрал бы свои вещи и ушел. График событий на остаток вечера изменился бы, и в остальном эта повесть была совершенно иной. А так, я слегка отклонился в сторону. На полдороге к моей комнате вмешались наставления Ааза. То есть я начал думать о деньгах.

Даже преследуемому беглецу деньги не могут не пригодиться… а королевский аванс протянет лишь до определенного срока. Имея немного лишних наличных, я бы мог убежать намного дальше, прятаться дольше, или на крайний случай — жить намного лучше…

Приободренный этими мыслями, я отправился искать Дж. П.Гримбла.

Мы с министром финансов никогда не были тем, что вы бы назвали близкими друзьями. Лучшим определением было бы выражение “кровные враги”. Ааз всегда утверждал, что это вызывалось моим растущим влиянием при дворе. Отнюдь. Истина в том, что стремление моего учителя к дополнительным суммам финансирования превосходилось только неохотой Гримбла расставаться с ними же, буквально с ними же, поскольку мое жалование поступало из тех самых сундуков, которые столь ревностно охранял министр-казначей.

Я нашел его, как и ожидал, в крошечной каморке, используемой им в качестве кабинета. Сплетники шепчутся, что он неоднократно отказывался от больших помещений, отчаянно пытаясь произвести впечатление на остальной дворцовый штат, подавая пример бережливости. Пример не действовал, но он продолжал пытаться и надеяться.

Стол его по локоть утопал в разных бумагах, покрытых крошечными цифрами, к которым он поочередно притрагивался и изменял, перекладывая разные листы из стопки в стопку. Такие же стопки стояли и на полу, и таинственном другим недоступном стуле, наводя меня на мысль, что он занимался своей текущей задачей уже немалое время. Видя, что мне негде сидеть или стоять, я выбрал и прислонился к дверному косяку.

— Работаем допоздна, господин министр?

За это я заработал короткий сумрачный взгляд, прежде чем он опять вернулся к своей работе.

— Будь я магом, я бы работал допоздна, а так как я министр финансов, то это и есть мое нормальное рабочее время. К вашему сведению, дела идут довольно гладко. И, возможно, сумею закончить рано, скажем, через три—четыре часа.

— Над чем вы работаете?

— Над Бюджетно-Оперативным Планом следующего года, и он почти завершен. То есть при условии, что кто-то не захочет рисковать навсегда лишиться моего расположения, попробовав в последнюю минуту изменить мне цифру.

Последнее замечание сопровождалось тем, что можно было описать только как многозначительный взгляд.

Я не обратил на него внимания.

Я хочу сказать, какого черта! Я и так находился в плохих с ним отношениях, так что его угроза меня совершенно не пугала.

— Тогда хорошо, что я успел поймать вас прежде, чем вы завершите это дело, — небрежно обронил я. — Я хочу обсудить с вами нечто такое, что наверняка сильно повлияет на ваши расчеты. А именно, изменение степени моей оплаты.

— Не может быть и речи, — взорвался Гримбл. — Вы и так уже самый высокооплачиваемый сотрудник во всем дворце и королевском штате, включая меня самого. С вашей стороны просто возмутительно думать о просьбе увеличить оплату.

— Не УВЕЛИЧИТЬ оплату, господин министр, сократить оплату.

Это его остановило.

— Сократить оплату?

— Скажем, до нуля.

Он откинулся на спинку стула и подозрительно взглянул на меня.

— Мне как-то трудно поверить, что вы и ваш ученик готовы работать задаром. Извините меня, но я всегда недоверчиво относился к такому мотиву, как благородное самопожертвование. Хотя я и не люблю алчности, но, по крайней мере, это стремление я могу понять.

— Наверное, потому-то мы всегда так хорошо ладили друг с другом, — промурлыкал я. — Однако, вы совершенно правы. Я не намерен работать за так. Я думал покинуть двор Поссилтума и поискать работу где-нибудь в другом месте.

Министр вскинул брови.

— Хоть я и не буду спорить с вашим планом, должен признать, что он меня удивляет. У меня сложилось впечатление, что вы более чем довольны своим положением здесь “непыльной работенкой”, так по-моему описывает ее ваш чешуйчатый дружок. Что могло соблазнить вас променять удобства придворной жизни на неопределенное будущее на открытой дороге?

— Как что, конечно же, взятка, — улыбнулся я. — Скромная сумма в тысячу золотых.

— Понятно, — тихо произнес министр себе под нос. — А нельзя ли спросить, кто же предлагает вам такую взятку?

— Вообще-то, я довольно-таки надеялся, что ее предложите ВЫ.

После этого мы немножко поторговались, но в основном об условиях нашего соглашения. Гримбл ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хотел выкинуть меня с Аазом из своих бухгалтерских расчетов, хотя подозреваю, он был бы менее податлив, если бы знал, что имеет дело только со мной. Не обошлось без ругательств, биения себя в грудь, но в счет идет конечный итог, а этот конечный итог заключался в том, что я направился в свои покои на тысячу золотых богаче, в обмен на обещание, что это будут последние деньги, полученные мною от Гримбла. И это было для меня еще одной причиной отправиться в путь как можно скорее.

С легким сердцем и тяжелым кошельком я вошел в свои покои. Помните, как я входил в свои покои в последний раз? И как там меня поджидал демон? Ну, это случилось вновь.

Вы не поймите меня неправильно. Это все же не обычное происшествие в моем повседневном существовании. Один появившийся без уведомления демон — редкость. Два демона — ну, как ни смотреть на это, день этот будет отмечен в моем дневнике красными буквами.

Вам кажется, что я топчусь на месте? Да. Видите ли, этого демона я знал, и звали его Маша.

— Приветик, кутила. Я просто была поблизости и подумала, дай заскочу на огонек.

Она двинулась вперед с целью заключить меня в объятия, и я поспешно устремился поставить между нами что-то недвижимое. Вам эти “приветик” объятия могут показаться неопасными. Если так, то вы не знаете Машу.

Я ничего не имею против приветственных объятий. У меня есть еще одна подруга — демон но имени Танаида (да, у меня нынче уйма друзей-демонов) и се приветственные объятия — высшие пики моего существования. Танаида — девушка милая, фигуристая и мягкая, ладно, допустим, она к тому же убийца, но се приветственные объятия способны пробудить даже статую.

Маша же, с другой стороны, не милая и мягкая. Маша громадная… и с гаком. Я не сомневаюсь в искренней доброжелательности ее приветствий. Простоя боялся, что если она обнимет меня, то мне придется искать выход не один день… а мне требовалось спланировать бегство.