Аскольд Якубовский

На далекой планете

Крик пронесся - тревожный. Он не оставил эха, укатился без него по этой сумасшедшей, на другие непохожей планете.

Эхо... Где оно?.. Старик склонил голову набок. Лицо его, сморщенное и бородатое, держало на себе гримасу напряженного вслушиванья, которое бывает у глухих людей, позабывших дома слуховой аппарат.

Старик был очень старый, и память его путалась. Потому и казался ему голос то знакомым, то чужим.

Голос крикнул:

- Я жду-у-у...

И это последнее воющее "у-у-у..." прозвучало тоскливо и особенно протяжно. А вот первые три звука голос шептал совсем тихо. Зато последний, начавшись с шепота, вырос, будто голос запускаемого ракетного двигателя.

Он оглушил его. Но... старик не был уверен, что слышал хоть что-нибудь, такая уж это была планета.

Старик был высокий и очень худой, с опустившимися плечами и повисшими руками. Борода его выросла за последние дни, высохшие губы запали - он не носил зубов, а держал их в кармане.

Такой это был глубокий старик, что могло удивить, как он оказался на одинокой и пустой, совсем безлюдной планете.

Здесь и службы спасения не было.

На старике был синий легкий комбинезон, его шляпу и вещи, палатку и надувное кресло нес многолапый робот-паук.

Он навьючил все на выпуклую спину.

Старик остановился. Он стоял долго и хмуро ждал голос с бесконечным терпением глубоких стариков.

Остановился и робот...

Старик хотел услышать голос снова. Хотя молодое любопытство, что жгло его раньше и гоняло по планетам, покинуло старика. Он ждал, и глаза его спокойно щурились на все, что было, летало и росло вокруг.

Да, Андронников Иван был прав, другой такой планеты не увидишь и во сне. А... хорошая планета. Здесь тихо и солнечно, тепло, да не жарко. Сколько он видел разных солнц и солнечных дней, но не таких, нет. Здесь все было странным и непохожим.

Вот, скажем, этот солнечный свет.

Он голубой, но разбитый на крупинки. Это световой песок! Он щедро сеялся вниз.

Светящиеся голубые пылинки лились вниз водопадом, они плескались на деревьях и стекали вниз по стволам. А если подставить руку, то текут и по ней.

Так делают вода, волны, потоки, но чтобы свет...

Он щедро облеплял все.

Казалось, он потопит все - а неуловимо рассеивался теплом.

Облепляя, он согревал и эти странно чужие деревья, и фитахов. А затем исчезал, не оставляя тени.

Такой милый свет. Старик подставил горсть - и она наполнилась светом, и вот он сыпался вниз, оставляя в ладони горячее тепло.

Что ж, значит, так и надо. Старик, потирая ладонь о ладонь, смотрел, как свет сыплется на шляпы до ночи спящих грибов. Иван говорил, будто ночью они просыпаются и шляются повсюду. Ну, если им нравится, он не возражает. Стерпели бы они его здесь, потому что больше нигде ему быть не хочется.

Только здесь.

Он дал слово промолчать о планете, а рассказал. "Почему ты рассказал о ней?" - спросит его Андронников. Если встретится.

А как бы иначе он попал сюда? И пусть узнают о ней все старики.

Надо было говорить?.. Старик задумался, почему ее засекретил Всесовет. Он думал, а глаза его щурились и наблюдали. Он видел, что из-за сыпучести света здесь почти нет теней. Раньше он просто отмечал: "Нет теней..." Теперь он думал, это хорошо, что свет добрый и не слишком горячий, иначе он бы сжег планету, этот свет.

Солнечный дождь сыпался на землю, на шляпы грибов, которые ходят. Старик наклонился и увидел их корневые ноги, острыми и длинными пальцами впивавшиеся в землю. Он рассматривал белые ниточки временных корней, что сосали жирную землю.

Грибы эти говорят? Хорошо, если бы говорили, все стало бы ясно.

Ведь, кроме них, еще спящих, никто не мог крикнуть так громко и страшно. Но откуда они узнали его язык? Грибы, если и разговаривали, не могли узнать его. В конце концов они только грибы, живые, допустим. Или один проснулся и крикнул?

А может быть, это командор применил какой-нибудь радиофокус? Пошутил и пугнул его?.. Ему казалось, что маской и таблетками акридина он провел их, а они раскусили его и шалят?

Корабль далеко. Тогда они должны были сбросить какой-нибудь прибор перед вылетом. Где он? Старик поискал прибор дальнозоркими глазами пусто.

В небе абсолютная пустота, полдневная, даже кибриков он не увидел. Что его выдало командору? Маска? Но она была сделана отлично. Старик пощупал лицо. Маску он сразу снял и бросил, но не мешало бы побриться. Какой сегодня день... А вдруг эта крикнувшая штука в роботе? Старик с подозрением уставился на него. Он вынул очки и просмотрел все его заклепки и сварочные швы. Все в порядке. И тут старику пришла одна мысль.

Если звук был, то робот должен услышать его.

В самом деле, это живая штука, он все слышит, все видит.

Может, робот услышал крик и засек все параметры - вибрацию, колебания, резонанс. Тогда он скажет. Он было уже сказал, но проверяет все. Робот-охранитель подозрителен и проверяет световые волны, звуки, и слышимые, и те, что остаются тайной для него самого.

- Ты что-нибудь слышал?

- Нет.

Снова крик!.. Старик поежился. И подумал, лучше спросить прямо. Роботы не лгут, этого за ними не водится.

- Ты услышал крик?

- Нет.

- Ты услышал?

- Что я должен слышать? - спросил робот.

- Крики. Меня позвали. Кто мог кричать?

- Я не слышал, - ответил робот. Но встревожился, крутнул башенкой. Теперь все, что в радиусе добрых пятидесяти километров, было проверено на возможность окрика старику. И не моргнул индикатор, робот не сказал ничего.

Старик ухмыльнулся: робот не услышал крика. Раз он не слышал его, то никто и не кричал. С собой-то можно быть откровенным, не хотелось ему слышать этот крик и призыв. Начал он слышать его давно, лет пять назад. Слышал то раз в год, то два или три раза в день. И не хотел ни слышать его, ни помнить о нем.

Робот этого не поймет.

- Ты мне веришь, робот? - спросил он. - А ты не верь, я очень хитрый старик, я всех обманул.

- Когда мы пойдем? - спросил робот.

И голубой свет осыпался с его клешней, с глазчатой башенки, а ноги его заторопились на месте.

Это был очень беспокойный робот, он не мог стоять, все вертелся, оглядывался. Поглядев на его солнечные батареи, на раскачивающуюся антенну с полированной чашкой направленного отражателя, старик подробно вспомнил "Фрам".