Это была явная шутка, о чем Остин сразу догадался.

— Смешно, — сказал он, хотя при упоминании о скором возвращении в ненавистный интернат его хорошее настроение улетучилось. — Папа считает, что плохая пища и сырое постельное белье помогают закалить характер, — повернулся паренек к Джине. — А ты как думаешь?

— Думаю, что меня это не касается, — подчеркнуто любезно ответила та.

Однако Остин добавил в надежде на поддержку:

— Готов поспорить, что тебя родители не отдавали в интернат.

Джина покачала головой.

— Нет. Я посещала частную школу. Услыхав это, Лэнг удивленно вскинул брови. Разве у Джины были родители?

Та перехватила его ироничный взгляд.

Пускай потешается! — пронеслось в ее мозгу. Не стану же я рассказывать Остину, что у меня были не родители, а опекуны.

Она посмотрела на Алекса с вызовом, словно говоря: «Ну-ка, обвини меня во лжи, если хватит духу!». Тот кашлянул.

— Ты училась в частной школе?

— Причем в весьма привилегированной.

— Должно быть, родители очень любили тебя, — саркастически заметил Алекс.

Джина кивнула.

— Ты даже не представляешь как. — Особенно мистер Бьюфорт, добавила она про себя.

— А как же приют? — Очевидно, Алексу не терпелось вывести ее на чистую воду.

Вместо ответа Джина пожала плечами.

— А что такое приют? — спросил Остин, напомнив о своем присутствии.

— Ничего особенного, — сказал Алекс и поспешил вернуться к теме разговора. — Речь идет о твоей учебе, дорогой. Поверь, многие дети позавидовали бы тебе, узнав, что в твоем интернате есть бассейн, теннисные корты и собственный кинотеатр. По-моему, об этом можно только мечтать.

Джина поняла, что Алекс пытается объяснить Остину, как тому повезло. Однако ребенок подобного возраста вряд ли оценит преимущества своего учебного заведения. Его больше интересует личная персона и вопросы самоутверждения.

Изобразив на лице смертельную скуку, мальчишка произнес:

— Знаешь, папа, тебе бы следовало найти того, кто мне завидует, и определите его на мое место.

Алекс сжал губы в ровную линию.

— Остин… я не шучу. И то, что ты сказал, не смешно.

— Верно. Что может быть смешного в интернате? Хотя ты все равно не поймешь…

— Я понимаю больше, чем ты думаешь, — спокойно возразил Алекс. — В восьмилетнем возрасте родители тоже отправили меня в интернат. Да, поначалу мне было там очень тоскливо, но потом я освоился. Тебе тоже нужно немножко потерпеть.

— Немножко? — возмущенно воскликнул Остин. — Я уже десять месяцев там сижу! С ума можно сойти…

— Не преувеличивай! — прикрикнул Алекс.

— Я лишь говорю то, что есть, — буркнул паренек.

— Эй, минутку! — вмешалась Джина. — Я терпеть не могу семейных скандалов, особенно за обеденным столом. Так что, если вы отложите выяснение отношений до того времени, как я уеду, буду весьма вам признательна.

Отец и сын прекратили препираться и одновременно взглянули на нее. Она же спокойно продолжала есть.

Действительно, почему мы затеяли этот разговор при постороннем человеке? — подумал Алекс.

Они с Остином обменялись взглядами, безмолвно заключив перемирие. Затем Алекс любезно спросил Джину:

— Хочешь еще вина?

— Да, плесни, пожалуйста. — Она протянула бокал и повернулась к Остину. — Тебе понравилась пластинка, которую мы купили сегодня?

— Очень! — с готовностью откликнулся мальчик. — Спасибо, что посоветовала ее взять. Знаешь, пап, Джина чудесно разбирается в музыке. Оказывается, она работала в музыкальном магазине.

— Правда?

— Да. Только это было давно, в студенческие годы.

— Должно быть, у тебя неплохое образование, — вновь недоверчиво хмыкнул Алекс.

Джина предпочла проигнорировать это замечание.

— Папе нравится только скучная музыка, сочиненная людьми, которые давно умерли.

Губы Джины невольно дрогнули в улыбке.

— Оригинальное определение для множества гениальных композиторов! Догадываюсь, что сам ты не очень любишь классику?

Остин лишь поморщился.

— А как ты относишься к «скучной» музыке? — спросил Алекс.

— По-разному, — пожала плечами Джина. — Слушать люблю Вивальди, Брамса, Моцарта, а играть — Бетховена, Баха, Равеля.

— Играть? — переспросил Лэнг. — На музыкальном инструменте?

Она кивнула.

— На рояле.

— Ах, вот о чем вы с Дугом толковали нынче утром! — усмехнулся Алекс. — И хорошо ты играешь?

— Так, подбираю мелодии на слух… — Ей не хотелось говорить, что она окончила академию искусств по классу фортепиано. Непременно начались бы расспросы, а это не входит в ее планы.

— Между прочим, Остин тоже некоторое время учился играть на пианино, — заметил Алекс. — У нас даже есть инструмент.

— Я видела. Тот, что в гостиной?

— Именно. Может, сыграешь нам попозже? Он явно желал проверить Джину, но та восприняла это спокойно.

— Конечно. Почему нет?

Остин переводил взгляд с Джины на отца и обратно, чувствуя, что в их беседе содержится некий подтекст.

— Можем прямо сейчас переместиться в гостиную, — предложил мальчик.

Повисла пауза. Алекс пристально смотрел на Джину, явно ожидая, что она сейчас найдет отговорку. Но она лишь улыбнулась.

— Мы еще не закончили ужин, — перевел Алекс взгляд на сына.

— Твой папа опасается, что после моей игры у вас пропадет аппетит, — лукаво прищурившись, пояснила Джина.

— Ну, хуже меня ты не сыграешь, — усмехнулся парнишка. — Мое исполнение коробит даже меня самого. Я хотел учиться играть на гитаре, но папа испугался, что мне взбредет в голову удрать из дому и присоединиться к какой-нибудь рок-группе наподобие той, где играл Эдди.

Это была шутка, однако Лэнгу она не понравилась.

— Дело не в этом, — возразил он не очень убедительно.

— Конечно, я никогда не научился бы играть так хорошо, как Эдди, — грустно добавил Остин. — Мой брат был классным музыкантом.

— Да, — сказала Джина, не подумав.

— Ты его слышала? — быстро спросил мальчик, которому явно понравилась эта идея.

Чуть помедлив, Джина кивнула.

— Несколько раз.

— Тебе повезло. Мне очень хотелось побывать на концерте группы Эдди, но я так и не успел. Правда, у меня есть пластинки. Может, мы потом послушаем их вместе?

Джина замерла, чувствуя, что на ней сосредоточились два взгляда — преисполненный надежды Остина и предупреждающий Алекса. Ужин превратился для нее в подобие минного поля.

— Это было бы здорово, — наконец сказала она, — но, боюсь, мне скоро предстоит отправиться домой.

— Разве ты не можешь еще разок переночевать у нас? — умоляюще произнес Остин. — Завтра суббота. — Он повернулся к отцу. — Ведь ты не вернешь меня в интернат до воскресенья, правда, пап?

— Там видно будет, — ответил Алекс. — А сейчас, если ты уже поел, предлагаю тебе отправиться в свою комнату и написать объяснительную записку на имя директора интерната. И не забудь упомянуть, что ты просишь прощения.

Остин состроил гримасу отвращения.

— Ну пап! Неужели ты вправду заставишь меня писать все это? Записка все равно не поможет, директор будет ужасно зол на меня.

— Это меньшее, что ты можешь сделать в свое оправдание, учитывая причиненное всем беспокойство, — твердо произнес Алекс. — А потом сразу отправляйся в постель.

— Папа! — Страдальчески возведя глаза к потолку, Остин взглянул на Джину. — Может, хоть ты объяснишь моему папе, что мне уже не пять лет?

— Попробую, — пообещала та.

Уходя, мальчик улыбнулся Джине, и она ответила тем же. Затем взглянула на хмурого Алекса.

— А ведь Остину в самом деле уже не пять лет.

— Мне об этом известно. Замечу также, что мальчику и не восемнадцать.

— Через несколько лет исполнится.

— Что ты хочешь этим сказать? — с вызовом спросил Лэнг.

Однако Джина предпочла не вдаваться в подробности.

— Ничего.

— Жаль, — усмехнулся Алекс. — Я уже начал привыкать к тому, что ты периодически изрекаешь перлы мудрости.