С этим постаментом, на котором стоял броневик, постоянно происходили приключения. В 1994 году, когда я работал в Эрмитаже, сам лично видел, как на этом постаменте вместо броневика стоял макет новой модели "Форда", такая была рекламная акция. Сейчас на этом месте стоит конная статуя императора Александра III работы Паоло Трубецкого. Надеюсь, больше никто на этот постамент не претендует. Кстати, самой статуе Александра также не везло с местом. Сначала она стояла на Знаменской площади (ныне площадь Восстания). После революции она переместилась во двор Русского музея, где её мало кто мог увидеть. Долгое время стояла там, всеми забытая. И вот теперь ей нашли новое место – перед Мраморным дворцом. Постаменту не везло с памятниками, а статуе – с постаментами. Просто встретились два одиночества...

Но я, впрочем, отвлёкся.

В музее вдруг увидел за стеклом – глазам своим не верю – знакомые экспонаты. "Рубаха-косоворотка, в которой Ленин косил сено в Разливе", "Кепка, в которой Ленин косил сено в Разливе". Штанов опять не было. Я сказал местной экскурсоводше, что такие же экспонаты уже видел в музее в Разливе и обвинил их музей в подлоге.

– А вы просто невнимательно прочитали надписи под экспонатами, – любезно объяснила она, – там всё написано.

Пригляделся – действительно, под кепкой с рубахой была ещё одна маленькая табличка, на которой мелким шрифтом было написано:

"Дубликаты. Подлинные кепка и рубаха хранятся в музее "Шалаш Ленина в Разливе". Я поблагодарил музейного работника за полезное уточнение.

Как трогательно всё же относятся к памяти Ленина, подумал я. Никакой бутафории – всё точно, всё указано.

Карьер Камыш-Бурунского железно-рудного комбината, участок «Е», г. Керчь.

Осень 1982 года.

Ну, не знаю, как там у вас, а в Крыму сентябрь – это ещё не осень, а позднее лето. Бархатный сезон, как говорят курортники. Но что нам курортники, мы в Крыму живём и работаем, а не приезжаем отдохнуть.

Интересно, вот как представляют себе большинство граждан жизнь в Крыму, а? Наверное, так: утром – пляж, днём – ресторан, вечером – дискотека. Ка-а-роче, вся жизнь – сплошной курорт.

Нет, уважаемые, не так. Рано утром встаёшь, в переполненном автобусе добираешься на любимую работу, пашешь там целый день на крымской жаре, а вечером, придя с работы, впрягаешься в домашнюю работу. Как и многие работники нашего комбината, я жил в селе, а значит – огород, сад, виноградник, птица, скотина. Дом опять же заботы требует: печь растопить, если холодно, стены побелить, двор подмести, забетонировать, если треснуло где покрытие, забор и калитку подкрасить. Только успевай поворачиваться. Да, если будет время – можешь сходить в кино или на дискотеку. Несколько раз за лето даже на море выбирался, оно рядом, полчаса езды на автобусе.

Ну вот, а теперь плавно к сюжету перейду. Эта история о противостоянии двух начальников карьера: начальника участка и начальника смены. Сам карьер, участок «Е», находился сразу же за нашим селом, хотя формально был городским предприятием.

Поэтому неудивительно, что в карьере работало много моих односельчан.

Первого начальника звали (все события и имена подлинные) Серёжа Иванов. Ни за что не угадаете его национальность! Как? Не может быть!!! Правильно, несмотря на фамилию, он был евреем. Причём, с характерной носатой внешностью и соответствующим акцентом. Вас это не трогает? Нет? Вот и меня тоже. Я бы и не вспоминал об этом никогда, если б он постоянно не напоминал об этом.

При любом споре, конфликте, он бил себя в грудь кулаком и кричал: «Моя жидовская морда этого не допустит!» А конфликтовал он часто и много, уж очень беспокойный был у него характер. Иванов был фанатично предан работе, причём бескорыстно. Сейчас бы его назвали трудоголиком. Если б хотя бы часть своей энергии он направил на своё обогащение, как многие другие начальники, он бы уже давно стал миллионером и перебрался в Израиль или Штаты. Там его недюжинную энергию и хватку оценили бы. Но Серёжу, как за глаза фамильярно называли его в карьере, личное обогащение не интересовало. Он ходил в стареньком, но приличном костюмчике, летом – в простой рубашке. Аккуратен был и бережлив Серёжа. Машины у него тогда не было, зато был велосипед. Так вот, об отношении Серёжи к работе. Как-то раз он на своём велосипеде подъехал к карьеру не от села, а со стороны поля. Залёг в лесополосе неподалеку от карьера, замаскировался. И стал наблюдать в бинокль за работой карьера, записывая результаты наблюдений в тетрадь. Когда подъехал под экскаватор первый БЕЛАЗ, во сколько они встали на перекур, сколько курили, когда начали обедать, когда закончили, во сколько пошабашили. Всё это он потом представил директору комбината. Из его разведдонесения выходило, что самосвалисты половину смены не работали, а валяли дурака, чтоб не сбить расценки. Разразился скандал, водителей взгрели по самое не балуй. А Серёжу возненавидели ещё больше. Но Серёжу это не волновало, он любил только работу.

Рабочие карьера боялись Серёжу, но не уважали. И прикалывались над ним часто. Как-то раз привёз Серёжу в карьер, к вагончику начальника смены (о нём речь чуть дальше). Забыл сказать, в карьере я был водителем дежурной машины, часто возил его по карьеру. Так вот Серёжа влетел в вагончик, а там дежурные электрики как раз обедали. А на столе стояла почти полная поллитровка с характерной наклейкой «Столичная». Атас! Серёжа рассвирепел:

– Пьянство!? В рабочее время!? И начальник смены заодно вами? Все будете наказаны!

– Да вы чо, – сказали ему мужики, – какое пьянство? Кушаем просто, обедать только сели, пока взрывники по шурфам взрывчатку закладывают.

– А это что???!!! – возопил Серёжа, гневно указуя перстом на бутылку.

– Ах, это... Это вода.

– Что? Вода?

Серёжа взял бутылку со стола, понюхал. Потом капнул на ладонь, лизнул.

– В самом деле, вода.

Повернулся и молча вышел. Как только он закрыл дверь, вагончик взорвался от хохота, словно и впрямь рванул очередной взрыв в карьере.

К вечеру об этом случае знал уже весь комбинат.

А теперь пора рассказать о втором начальнике. Непосредственно Серёже подчинялся начальник нашей смены Слава Гусятник. Хохол. А может и нет, тогда ещё не делали различий между русскими и украинцами. Да и язык был смешанный. Слава был молодой крепкий мужик, добродушный, с располагающей к себе обаятельной улыбкой. Славу, в отличие от Серёжи, подчинённые очень любили, души в нём не чаяли. Сколько работал с ним в одну Смену, ни разу не помню, чтобы Слава кричал на кого-то из подчиненных. Ему достаточно было просто сказать: «Ребята, под экскаватором думпкары с рельсов сошли, берём инструмент и пошли исправлять»

И все моментально, без единого возражения шли за ним к составу с рудой, как пошли бы за ним в огонь и в воду. Для нас он был скорее не начальник, а старший брат – мудрый и терпеливый.

Хотя некоторые в бригаде были намного старше его по возрасту.

А вот с начальством Слава, бывало, ругался, и очень крепко. Чтобы выбить оборудование или премию, или отмазать от беды кого-нибудь из своих подчинённых. Особенно часто он цапался с Серёжей. Серёжа ненавидел Славу искренне, всей душой, и давно бы избавился от него, да только отец у Славы был главный инженер комбината, а потому Славе были по хрену все наезды Серёжи. Но уважали, как я уже сказал Славу не за его отца, просто сам он был нормальный мужик.

И тогда Серёжа стал систематически ловить Славу на всяких мелких нарушениях. Один раз он засёк, что БЕЛАЗы не успели отсыпать вдоль края карьера предохранительную бровку. И тут же составил акт, по которому Славу лишили пятидесяти процентов премии. А надо сказать, что премия в карьере была значительная, побольше зарплаты. Так что по карману это был ощутительный удар. В другой раз Серёжа засёк, что Слава спускается в карьер не по дороге, а по откосу, что было строжайше запрещено по технике безопасности. Мало ли, вдруг откос осыпется. Но до спуска идти далеко, потому все часто спускались напрямую, надеясь на всемогущий авось.