Девушка снова погрузилась в размышления. До недавнего времени она не задумывалась всерьез о будущем, и даже когда в начале лета почувствовала в себе силы пробиваться к вершине, честолюбивые планы ее были несколько расплывчатыми. Теперь же все в корне переменилось. Даже при условии, что она останется правой рукой матери-настоятельницы, ей придется искать собственные пути к власти, если, конечно, она не согласна ждать сотню лет, когда станет такой же, как и сама Разара, тощей, костлявой, никому не нужной старой волчицей!

Появившись в Логове совсем молоденькой девушкой, хотя и уже опытной колдуньей, и впервые приняв участие в ритуале предсказания, Халима удивилась. Она не могла понять, зачем это вообще нужно. Помнится, в тот день предсказательница выкрикнула всего лишь несколько бессвязных слов, смысла которых юная ведьма так и не поняла.

С детства она занималась разными мелочами: разозлившись, сглазить обидчика, возненавидев, навести порчу на врага. Все это безотказно получалось у Халимы. За это ее боялись и не любили в деревне, которую ей пришлось покинуть в десятилетнем возрасте. На счастье, через два дня набрела она на землянку старухи ведуньи, которая приютила у себя девушку, а когда прознала о ее бедах, начала учить. Так прошло несколько лет. Когда за ней приехали из Логова, Халиме только что минуло пятнадцать, но к этому времени она научилась свободно управлять своим даром и сдерживать чувства, что, надо сказать, далось ей совсем непросто.

Попав в Логово, она первым делом удостоилась встречи с Разарой, и Владычица поведала ей, что отныне она будет настоятельницей Логова и, хотя многому ей еще предстоит учиться, у нее прекрасное будущее, ведь она самая молодая из настоятельниц. Девушка давно могла бы попасть сюда, если бы раньше научилась сдерживать свой необузданный нрав. Оказалось, что пять лет у ведуньи ее и держали именно из-за этого. Владычице совсем не хотелось иметь под рукой способную колдунью, которая в гневе могла натворить бед. Потянулись годы обучения. Она схватывала все на лету, равно старательно овладевая как навыками, которые считала полезными для себя, так и знаниями, практического применения которым не видела.

Именно к ним относился и ритуал предсказания. Повторялся он аккуратно один раз в луну, но даже когда речь очередной прорицательницы звучала вполне связно, молодая настоятельница не понимала, зачем это вообще нужно. Прозрение наступило несколько позже.

Тогда в Логове впервые появился Север, и сердце юной гирканки непривычно тревожно забилось, впервые напомнив, что она женщина, молодая и страстная. Она начала якобы слбучайно попадаться воину на глаза, не на шутку встревоженная обилием соперниц: среди женщин Логова, в ком еще не угасли чувства, Вожак Стаи произвел легкий переполох. Однако вскоре все улеглось. Север оказался одинаково обходителен и вежлив со всеми, но на сближение ни с кем не шел и никому не отдавал предпочтения. Как ни странно, но это вызвало лишь уважение к нему, несмотря на то что нравы, царившие в Логове, были, мягко говоря, достаточно вольными.

Как-то само собой случилось,, что после этой неудачи Халима сблизилась с Ханторэком, который тогда казался ей одним из сильных мира сего, и перестала думать о Севере, ибо не любила предаваться несбыточным мечтам.

Ударивший рядом колокол заставил ее вздрогнуть, рассеяв воспоминания. Девушка вздохнула, чувствуя, что силы вновь вернулись, и посмотрела по сторонам. Она и не заметила, как рассвело. Взгляд ее пробежал по верхушкам деревьев, перескочил на дворец и заскользил по стене, пока не остановился на открытом окне Севера. Наверняка он решит проверить спозаранку, как идут дела у послушников, у настоятелей, у стражей. Пожалуй, стоит посидеть на скамье и дождаться, когда он спустится. Обитатели Логова еще только просыпаются и заняты своими делами, а значит, никто не помешает им поговорить.

Халима задумалась, прикидывая, что скажет Северу, но то, что она увидела через мгновение, едва не заставило ее зарычать от ярости. Все ее планы и мысли о Логове и о собственном пути словно ветром сдуло! Вместо Вожака в окне появилась рыжая девка! Халима встала, собираясь уйти, но ноги сами понесли ее вперед. Она притаилась в зарослях кустарника под деревом, осмотрелась и, убедившись, что никого поблизости нет, вновь перевела взгляд на окно. Лучше бы она этого не делала!

Халима почувствовала, как бешено заколотилось сердце, но на этот раз совсем не от недомогания. Она понимала, что должна уйти, но не отрываясь смотрела, как Север обнимает бесстыжую шадизарскую девку... Ее руки и ноги задрожали то ли от ярости, то ли от возбуждения. Чтобы не упасть, она прислонилась к стволу, но взгляда отвести так и не смогла. Вот он склонился над воровкой, их губы встретились... Халима зажмурилась, чувствуя, что еще немного, и она ворвется к ним и учинит дикий скандал. Ей даже не пришло в голову, что она не имеет на это никакого права. Она открыла глаза и увидела, как мужчина, о котором она столько мечтала, уносит эту наглую девицу в глубь комнаты. Нет! Это уже слишком!

На дрожащих ногах она побежала наверх, даже не вполне соображая, что же собирается делать. Как ни странно, она все никак не могла успокоиться. Скорее, даже наоборот — словно издеваясь над ней, память услужливо, раз за разом, прокручивала перед глазами сводящую с ума сцену: вот Север склоняется к любовнице, подхватывает на руки ее трепещущее тело и несет... Куда и что должно произойти дальше, Халима прекрасно представляла, но думать ей об этом не хотелось.

Она толчком распахнула дверь и ворвалась внутрь. Кучулуг замер перед постелью, удивленно глядя на нее, держа в руках набедренную повязку, которую только что собирался надеть. Он видел, что его возлюбленная не в себе, но знать почему, конечно же, не мог. Халима резко захлопнула за собой дверь и решительно задвинула засов, чем повергла гирканца в еще большее изумление. В несколько шагов она оказалась рядом, и вырванная из его рук повязка полетела в сторону, а сам он от неожиданно мощного толчка в грудь повалился навзничь, оторопело глядя, как взлетает подол платья его подруги. В следующее мгновение она с рычанием вскочила на Кучулу-га верхом. Он попытался что-то сказать, но Халима приникла к его губам так, что он чуть не задохнулся. Девушка издала протяжный стон, и гир-канцу расхотелось задавать вопросы.

Повозка остановилась сразу за воротами. Возница спрыгнул, открыл дверь, и Ханторэк выбрался наружу. Окинув надменным взглядом плац, он невольно вспомнил о том, что принесла ему столь долгая отлучка.

...Отец-настоятель не терпел поездок верхом, не любил путешествовать и в повозке. Когда дела заставляли его сняться с места, он привыкал к неудобствам походной жизни долго и не менее мучительно, чем сухопутный человек привыкает к морской качке. Но впервые нынешней весной, отправившись в очередную поездку, решил впредь не пренебрегать ни одной возможностью выбраться из Логова. Он вдруг открыл для себя аромат власти, настоящей власти, а не того жалкого подобия ее, которым наделяло его звание отца-настоятеля в Логове. Несмотря на свои честолюбие и самомнение, Ханторэк отнюдь не был законченным глупцом, по крайней мере не настолько, чтобы не понимать: его высокое положение, о котором он так красочно распространялся в Шадизаре перед рыжеволосой красавицей, не более чем самообман. Отец-настоятель и мать-настоятельница — это звучало так похоже, что вводило в заблуждение многих. Не избежал его и сам Ханторэк, который лишь недавно разобрался в истинном положении вещей.

Правда, давно уже он чувствовал, что, старательно внушая всем окружающим мысль о своем высоком положении, вынужден на самом деле мириться с тем, что занимает место на нижних ступенях лестницы власти. Тем не менее он умудрился поверить в иллюзию, которую сам же и создал, и довольно долго с удовольствием обманывал себя. Свою роль в этом сыграло и то, что он действительно стоял особняком в иерархии Логова. Не относясь ни к наставникам, ни к настоятельницам, он подчинялся только Разаре, как Халима или Север, и это сыграло с ним злую шутку. Более чем близкие отношения с Халимой, правой рукой матери-настоятельницы, только укрепляли его в этой уверенности. И как обычно случается, прозрение пришло внезапно и, что самое главное, оказалось болезненным. Поведя себя безрассудно, опрометчиво отказавшись от союза с молодой гирканкой, превратившейся из сильного друга в не менее сильного врага, он понял, что сам по себе ничего не представляет и мнение его если и принимается в расчет, то только после мнений Севера и Халимы.