У Робина Кэлли теперь было много помощников, их стало так много, что он в сущности не мог уже и претендовать на руководство расследованием. Были консультанты из группы «С-11», из отдела по особо опасным преступлениям, из спецотряда по борьбе с терроризмом, из контрразведки, из военной разведки, а еще по телефону постоянно звонили из двух американских антитеррористических спецгрупп.

Он провел продолжительные встречи с двумя психиатрами, которые обрушили на него поток непонятных специальных терминов, чем вывели Кэлли из себя. А вскоре еще предстояла встреча и с третьим. Один из телефонов на рабочем столе Кэлли был предназначен для прямой связи с сэром Эдвардом Латимером. Вместе с Кэлли расследованием занимались высшие чины из трех других отделов и из главного штаба.

И никто пока не отыскал ничего.

– Такая жизнь – не правило, – сказал Кэлли Элен. – Ты, конечно, понимаешь это. Сейчас – исключительная ситуация.

– Такая же исключительная, как и попытка супругов воскресить свой брак, если, конечно, мы еще не отказались от этой затеи. – Голос ее слышался то тише, то громче.

– Что это ты там ходишь туда-сюда?

– У меня беспроволочный телефон. Я в самом деле хожу по дому.

– И что делаешь?

– Готовлю обед.

Кэлли уже раз пять пытался дозвониться ей в картинную галерею, где она работала, но в каждом случае ему отвечали, что Элен не может подойти к телефону. В конце концов он приехал к ее дому и дождался у парадной двери, пока она не вернулась. Они пообедали в ближнем ресторанчике, но в постель она его больше не пустила.

– Я мог бы приехать, – сказал он.

– Брось прикидываться!

– Ну успокойся. Элен. Весь город, черт подери, превратился в зону боевых действий. Напряжение адское. Ребята тут у меня мгновенно засыпают, как только перестают двигаться. Я хочу видеть тебя.

– Я готовлю на одну персону, – сказала она. – Так что по пути тебе неплохо бы что-нибудь прикупить.

Он привез с собой отбивное мясо, каштаны, говядину в устричном соусе и пожаренный с яйцами рис. Элен доела уже приготовленный ею суп, а потом взяла вилку и сковырнула с его тарелки несколько отборных кусков. Эта привычка всегда раздражала Кэлли, и он подумал, что она нарочно проверяет, действительно ли у него хорошее настроение.

– Я уже привыкла, – сказала она. – Живу одна, работаю больше, чем когда-либо, читаю массу книг, а иногда даже смотрю телевизор.

– Но некоторых вещей тебе, должно быть, недостает, – заметил Кэлли.

– Каких это? Секса? – Она пожала плечами. – Я своего не упускаю.

Ну уж об этом-то ему, конечно, не хотелось слышать. Именно этот вопрос он решил не задавать независимо от того, что в конечном счете между ними произошло. Предположения были достаточно неутешительными, но конкретные свидетельства могли бы стать почти невыносимыми.

– Я имел в виду большее: вечера в одиночестве, посещения кино, выходные... – сказал он. – Чтобы кто-то был рядом.

– Не обязательно, – ответила она.

– Словом, проблема совсем не в этом, да?

– Нет, не в этом.

– Проблема в том, любишь ли ты меня, будем ли мы вместе, а?

– Проблема заключается в том, – напомнила она, – выдержу ли я, если мы окажемся вместе.

– Но сейчас исключительные обстоятельства, должна же ты это понять! За восемь дней мы получили двадцать трупов. Какой-то снайпер убивает людей просто так, наобум. Политики называют это критической ситуацией. Я же не могу...

– Я все это знаю. – Элен встала из-за стола. – Но факт остается фактом: твоя служба заставляет тебя впутываться во все эти дела. Разница только в степени вовлеченности.

И она принялась готовить кофе. Кэлли наблюдал за ее отражением, плававшим по оконному стеклу, то наполняясь светом, то тускнея. Узкое лицо, продолговатый аристократический нос, широко расставленные миндалевидные глаза, ее уложенные длинные волосы, рыжевато-коричневые с отдельными светлыми прядями, падали ей на плечи. Заметив, что Кэлли смотрит не за окно, а именно в него, Элен помахала ему рукой, словно была снаружи.

– Ну и что же считают, – спросила она, – он намерен остановиться?

– У него нет на то причин.

– А какова реальная возможность, что его схватят?

Кэлли ответил витиеватым стилем официального донесения:

– Мы наводим справки и рассчитываем получить в обозримое время позитивные результаты.

– Неужели все так плохо?

– Понимаешь, здесь вообще не за что зацепиться. Это образец идеального преступления. Представь себе: ты вдруг решаешь, что тебе хотелось бы совершить убийство. Не ради какой-то выгоды. Не из-за ненависти, ревности, идей, но исключительно потому, что тебе просто хочется это сделать. Всего лишь один раз. И больше никогда. Ты образцовый гражданин, в высшей степени порядочный человек. Ни намека на связь с кем-то или с чем-то противозаконным. Ты выбираешь жертву исключительно наугад. Кого-то совершенно тебе незнакомого, к которому ты не имеешь никакого касательства. Тем или иным способом ты убиваешь его, оставаясь незамеченной. Либо вообще не бывает никаких свидетелей, либо ты поступаешь так, как этот парень, и стреляешь из укрытия... В общем, как бы ты это ни проделала, тебя не видит никто. А потом ты спокойно идешь домой и живешь достойно и безупречно. Тебя невозможно поймать. Здесь нечего доискиваться,понимаешь? Никакой подоплеки, никакого мотива, никакой причинно-следственной связи между тобой и тем, что ты сделала. Теперь понимаешь? Нет повода.

Элен поставила кофе на стол.

– Но ведь он проделал это больше, чем один раз. Тут слабое место в твоих рассуждениях.

– Я бы не сказал. Если я ставлю перед тобой проблему, которую ты не можешь решить, она не становится проще, если я предложу тебе еще девятнадцать таких же.

– И что же ты будешь делать?

– Полагаю, что буду ждать.

– Чего?

– Удачи.

– А какая же может быть удача?

– Ну, он может допустить какую-нибудь ошибку: попасться кому-то на глаза, обронить что-нибудь на месте преступления, стать небрежнее, самоувереннее... Откуда я знаю? Словом, даст мне нечто, пригодное для опознания. Пошли спать.

Элен подошла к небольшому серванту в углу комнаты.

– Не хочешь бренди или чего-нибудь еще?

– Элен?

– Какова вероятность, что тебя вызовут до утра?

– Я должен был оставить твой номер. Ты же сама понимаешь...

– Какова эта вероятность?

– Думаю, та же, что и не вызовут.

Элен налила две рюмки бренди. То ли на ночь, то ли ему на посошок. Спустя мгновение она сказала:

– На всякий случай я должна кончить первой.

Спустя неделю Эрик Росс позвонил жене.

– Где ты? – спросила Энджи.

Она имела в виду, не в какой стране – об этом спросить она бы не могла, – а: «Ты уже приземлился или только собираешься лететь?» Энджи предполагала, что его работа закончилась: ведь раньше она еще не занимала у него более пяти дней, а обычно – и вовсе три.

– Есть небольшая проблема на этот раз, – сказал он. – Дела займут больше времени.

– И долго?

– Трудно сказать, – ответил он, помолчав.

Это был бесцельный семейный разговор, какие ведут в подобной ситуации все люди. Росс попросил поцеловать за него детишек, и Энджи пообещала сделать это. А потом она пошла на кухню и налила себе еще кофе. Было субботнее утро, Линни еще спала, а Энтони как раз заложил какую-то новую игру в свой компьютер, и Энджи было слышно, как он, попискивая сигналом, ведет неустрашимого воина сквозь лабиринт, охраняемый гидрами и грифонами.

Она поднесла чашку к губам. Глаза ее уставились на сушку с тарелками и чашками, на крутящуюся подставку для баночек со специями, на керамический горшок у окна, в котором росли петрушка и лук. Она видела и не видела все это, она держала чашку у губ, но забыла выпить. Она уже все поняла, когда он сказал: «Поцелуй детишек». Она все поняла, когда по паузам почувствовала, как он думает, о чем бы спросить: о доме, о семейных делах, о ней... Она все поняла, когда он сказал ей: «Есть небольшая проблема».