Увидев пса, старик радостно вскрикнул. «Мой Кашко, мой Кашко!» — повторял он сквозь слёзы. Полвон мчался стрелой в объятия старика.

Я никогда не видел Полвона таким возбуждённым. Он нагнул морду и стал тереться толстой шеей о ноги старика. Потом лёг на землю, задрав к небу все четыре лапы, что, видимо, должно было означать высочайшую радость. Он как-то странно скривил свои губы, будто хотел засмеяться. Может, и правда Полвон смеялся от радости.

Увидев такую любовь, такую преданность, Иброхим-чабан не смог сдержаться: из глаз его ручьём полились слёзы. И старик поцеловал пса в его лохматую морду.

Все были изумлены. Особенно мы с Носиром, потому что хорошо знали суровый нрав Полвона. И, увидев сейчас, как Полвон ластится к чужому человеку, все поняли, что пёс нашёл своего настоящего хозяина.

— Кашко, — обратился к псу старик, — ты просишь прощения у меня? Нет, это я должен просить у тебя прощения. Это я виноват, что мы расстались.

— Да, Иброхим-ака, — сказал Бердимурод, — теперь ты нашёл своего пса. Но расскажи нам, как ты потерял его.

Покачав головой, старик улыбнулся и, забрав свою белоснежную бороду в горсть, сказал:

— Простите меня, старика. Я нашёл наконец своего Кашко. И не ворошите сейчас старой соломы.

— Правда, вы нашли своего пса, — вмешался в разговор Пулод-амак, — но мы всё-таки хотели бы знать…

— Товарищ председатель прав, — подхватил Бердимурод. — Объясни, как это наш Кашко мог очутиться здесь?

— Всё случилось из-за моей оплошности. Прошлой весной надо было мне поскорее добраться из кишлака до своей отары. Кашко тогда был ещё молодым, и я не доверял его никому, даже своему напарнику. Вышел я на шоссе, и Кашко со мной.

Думаю, на попутном грузовике живо доеду до места. Да не тут-то было. Уже три машины прошли — ни одна не остановилась. Наверное, свирепый вид Кашко пугал людей, сидевших в кузовах, и машины мчались мимо, не обращая внимания на меня. Я совсем отчаялся. А тут вдруг слышу — поезд идёт. Я забыл сказать вам, что неподалёку от шоссе проходит железная дорога. Смотрю, останавливается товарный поезд. На ступеньке последнего вагона стоит какой-то человек в фуражке и спрашивает, куда мне ехать. Я объяснил. «Вы так не скоро доберётесь, — сказал он мне. — Садитесь на наш поезд. Он проедет мимо нужного вам места, там и сойдёте». — «Боюсь я твоего поезда, сынок», — отвечаю…

Тут Пулод-амак не выдержал и рассмеялся. И мы все тоже рассмеялись.

— Правда, правда, я так и сказал: «Боюсь твоего поезда. Ни за что не сяду», — повторил Иброхим-чабан. «А грузовика не боишься?» — спросил человек в фуражке. «А что его бояться? У нас в колхозе двенадцать грузовиков. Я на осле почти и не езжу. Вот уж если и поезд приобретём…» Тут он как расхохочется. «Подожди, будет собственный поезд и в вашем колхозе, — сказал он, — а пока садись на этот». Он повёл меня вдоль поезда и остановился возле вагона без крыши, вроде большого кузова.

«Здесь вам двоим просторно будет», — сказал он. И ещё он велел крепко привязать Кашко. А сам я должен был сесть на какой-то стульчик. Я всё сделал, как мне велели. Площадка вагона была, на мой взгляд, удобнее грузовика. Правда, там нечем было дышать. Площадка на солнце раскалилась, как медь. Поэтому я решил сойти вниз, чтобы немного остыть, сел на землю в тени вагона и… задремал. Очень уж я намучился тогда. Да, видно, я так крепко заснул, что и не услышал, как поезд тронулся. А когда открыл глаза, состав уже шёл вовсю. Крича, ругаясь, проклиная самого себя, я побежал вслед за поездом. Но что толку? И что мне оставалось делать? Разве можно было кому-либо рассказать о том, как я проспал и поезд и своего Кашко? Меня бы лишь на смех подняли! Вот и всё.

Старик кончил свой рассказ, и перед моими глазами вновь возникла долина Дашти-Калон, товарный поезд, большеголовый пёс с обрывком пёстрой верёвки на шее…

Прощай, Полвон! Ты хорошо служил нам, я привязался к тебе всем сердцем и никогда тебя не забуду…

Самарканд.

1959-1960 гг.