- Я рад, что ты поехала со мной, Реган, - признается он и улыбается, - без тебя было бы совсем не так, слышишь? Я рад, что ты рядом.

- Я тоже, Кори. - Изо всех сил сжимаю руку друга и кладу подбородок на его плечо. Как же жаль, что некоторых чувств не передать словами. - Спасибо.

- Что?

Ветер откидывает назад наши волосы, звуки растворяются в воздухе, но я жмусь к другу ближе и повторяю:

- Спасибо!

- За что, садик ты мой?

- За все, гаденыш. Просто за все.

- Ты еще и сентиментальной стала? - Он хохочет, а я пихаю его в бок. - Глядишь, так и плакать научишься, Реган!

- Ни за что. И не подумаю!

Парень усмехается, выпрямляется и помогает мне встать на сидении. Меня в разные стороны качает, но вскоре я нахожу равновесие, расставляю руки, и мы с Кори кричим так громко, что горло сводит, а щеки щиплет. Бертрам смеется, поднимает руку, и я хватаюсь за нее, как опору. Так мы и несемся вперед. И я готова так нестись вечно.

Нью-Йорк я слышу еще задолго до того, как мы въезжаем в город. Сердце екает, оно предупреждает меня, что вот-вот взорвется на тысячи частей, и я верю, ведь чувствую, как учащается пульс, как мурашки проносятся по коже. Трепет, дикий и восторженный, горит и пылает в груди. Во все глаза я наблюдаю за растущими вдалеке небоскребами, и ничто в моей жизни так меня не волновало и не притягивало, как сверкающее пятно, окруженное темным ореолом из вечера и облаков.

- Добро пожаловать, - шепчет Бертрам и сбавляет скорость.

Мы оказываемся в другом мире: в мире, где усталость исчезает, едва перед глазами вырастают гигантские дома со сверкающими экранами; в мире, где люди бегут по улицам и сливаются с общим потоком, не утихающим ни днем, ни ночью; в мире, где сплетены не только близкие, но и чужие, и их жизни взаимосвязаны, как корневая система. В мире, где город и люди дышат друг другом и задыхаются, не в силах перенести столько шума, хаоса и мистической привлекательности, свойственной лишь огромным городам.

Я никогда прежде не видела ничего подобного, и ребра сжимаются, сдавив в силках неподготовленное сердце. Я растеряна, я ошеломлена. Я не могу вымолвить ни слова, ведь я даже не представляла, что города способны хватать за плечи и встряхивать, да так, что в глазах темнеет, а в ушах звенит. Нью-Йорк - мечта. Иллюзия и идеал. Я читала о нем, но я не думала, что когда-то буду ехать по этим улицам, разглядывать стеклянные витрины и в недоумении хмурить брови. Так ведь не бывает. Не бывает так красиво и пугающе.

- Центральный парк, - сообщает Бертрам, и я перекатываюсь на другую сторону. Мы в нескольких метрах от огромного куска земли, засаженного деревьями, ветки которых не просто тянутся к небу, но украшены сверкающими фонариками. - Сходим туда, Ренни, ты полюбишь это место. Я точно знаю.

Поток желтых машин рябит перед глазами. Я приподнимаю подбородок и вижу, как на гигантских экранах крутят рекламу, как вспыхивают разноцветные буквы. Нью-Йорк - особый город. Агрессивный и характерный. Мало его любить. Нужно, чтобы и он любил тебя. И я сразу чувствую эту связь. Ощущаю горячий поток, пронесшийся по венам.

Я уверена: здесь мое место. Среди творческого хаоса, неразберихи и вечного побега от реальности. Вот, где я хочу находиться, хочу закрывать глаза и теряться в собственных фантазиях. Хочу спотыкаться о бешеный поток незнакомцев, свихнуться по разговорам и ненужной болтовне, которая - волей-неволей - остается в памяти. Хочу отчаянно рваться вперед и понимать, что на финише меня что-то ждет; что усилия не напрасны.

Я протяжно выдыхаю, а Бертрам кладет ладонь поверх моей руки и улыбается.

- Я знал, что ты влюбишься.

- В этот город невозможно не влюбиться.

- Да. - Парень поджимает губы. - Трудно устоять перед тем, что удивляет.

Я оборачиваюсь, вижу, что Бертрам смотрит на меня и прохожусь пальцами по его заросшему подбородку. Я рада, что он рядом, что он сжимает мою руку. Мне тепло с ним и спокойно. Бенни - часть той жизни, в которой все было хорошо, и я, сама того не ведая, цепляюсь за него, как за спасительный круг.

Мы паркуемся у высокого здания со стеклянными стенами и выкатываемся наружу, не произнося ни звука. Смотрю по сторонам. Ноги сплетаются от усталости, а я все равно хожу туда-сюда, пытаясь вглядеться вдаль, увидеть что-то такое, чего еще не заметила.

Уилл останавливается. Выходит из Доджа и растягивает губы в улыбке, увидев, как я пританцовываю от забора до дорожного бортика. Он подходит ко мне так близко, что я улавливаю запах мелиссы в воздухе, и заправляет мне прядь волос за ухо.

- Ты выглядишь счастливой, птенчик.

- Так и есть, Уилл. Даже ссориться с тобой не хочу. Хочу просто носиться по городу и кричать от восторга. Это невероятно.

- Я рад, что тебе нравится.

- Так говоришь, будто сам этот город построил, - язвит Тэмзи и потягивается. На ней какой-то прозрачный топ и дранные джинсы. - Есть хочется, ребята. Я не шучу.

- Где тут можно перекусить, Бенни? - Спрашивает Кори.

- Везде. Здесь на каждом повороте забегаловки.

- А что с мотелями? - Джесси, как всегда сжимает в руке чехол с гитарой. - Сколько в Нью-Йорке гостиниц для малоимущих путешественников?

- Гостиниц? Вы серьезно? Даже не выдумывайте. - Бертрам покачивает головой, и в его невероятно-красивых глазах проскальзывает решительность. - Оставайтесь у меня.

- Хорошая идея. - Хмыкает Уилл и задумчиво скрещивает на груди руки. - Ты точно не против, если мы у тебя перекантуемся пару ночей?

- Нет. К чему ютиться в мотелях, если есть моя квартира?

- Классно мыслишь, Бенни. - Усмехается Уилл, и я невольно подмечаю в его голосе нотку сарказма. - Так и поступим. Вот оно - хваленое Нью-йоркское гостеприимство.

- Так, какие у нас планы? - Зевает Тэмми и облокачивается об Гудмена, словно он ее личная подставка. - Куда сейчас идем? В кафе, а потом в "Серенити"?

- Я передумал насчет "Серенити".

- Что? Почему?

- Ну, просто так. Решил, что сегодня мы с вами потеряемся.

- Где потеряемся? - Недоумевает Кори, а я невольно подхожу к Уиллу и улыбаюсь.

- В Нью-Йорке.

Высокие здания врываются в небо, исчезают далеко в темноте, и мне кажется, что те счастливцы, которые живут на верхних этажах, собирают в ладони звезды или облака.

Мы бродим вдоль заполненных улиц. Все вместе, как вырвавшиеся из клетки звери, не видевшие людей, не чувствовавшие на своей коже порывов ветра. Джесси предлагает заходить в каждое восьмое здание по пятой авеню, а я даже согласиться не могу, ведь мне дышать нечем. Пятая авеню - улица в центре Манхэттена. Самая известная и невероятная улица в Америке, впрочем, ее даже сравнивают с Елисейскими полями в Париже.

Мы проходим Эмпайр-стейт-билдинг на углу 34 улицы и Нью-Йорскую публичную библиотеку между 40-й и 42-й улицами. Затем Бертрам указывает на Рокфеллеровсский центр - крупнейшее офисное здание в Нью-Йорке - и вскользь бросает:

- Тут работает мой отец.

Я округляю глаза, а Кори примерзает к месту.

- Что? Здесь?

- Ага. Ну, ничего интересного.

- Ничего интересного? - Протягивает Тэмми и так неожиданно оказывается рядом с Бертрамом, что он удивленно вскидывает брови. - Уверен, что неинтересно?

- А толку-то? Я чеки от отца чаще вижу, чем самого отца.

- Хотелось бы и мне так. Мой отец вообще отказался меня финансировать, едва мне двадцать один стукнуло. Вот так вот просто. Хотя, нет, наверно, сложно. В конце концов, не так уж и престижно мэру города обеспечивать дочь-самоубийцу, верно?

- Самоубийцу? - Восклицает Бертрам и пристально глядит на Тэмми изумрудными глазами. - В смысле?

- В прямом смысле. Не каждый день дочери с крыши прыгают, так ведь? Наверно, он потому и решил от меня отказаться.

- Но зачем ты это сделала? Почему?

Я подхожу ближе, потому что мне тоже непонятны мотивы Тэмзи. Я не люблю эту девушку. Возможно, я ее ненавижу. Но мне становится не по себе. Нет ее вины в том, что она такая, какая есть. Черствой ее сделала жизнь или другие люди. Это правило: сначала поступок, потом реакция, и никак иначе. Поэтому недоверие не возникает из воздуха, как и разочарование в окружающих. Гниль внутри обозначает лишь то, что люди уже успели обмануть вас и ваши ожидания.