В новом доме жизнь их потекла по-прежнему, то есть в непрерывных занятиях и чтении. Джордж Элиот читала Конта, изучала испанский язык, историю Испании и в течение следующих двух лет написала драму из испанской жизни «Испанская цыганка» и несколько мелких поэм. Эти драматические и стихотворные опыты Джордж Элиот не имеют особенного значения и стоят несравненно ниже ее романов. Отношения ее с Льюисом по-прежнему были самые хорошие и близкие. Она пишет в своем дневнике 1 января 1865 года (через 11 лет после их сближения): «Друг с другом мы счастливее, чем когда-либо. Я бесконечно благодарна Джорджу за его любовь, которая поддерживает меня во всем хорошем и удерживает от дурного. В нем заключается мое главное счастье».

С 1865 года в ее дневниках, куда она обыкновенно заносит все читаемые ею книги, начинают попадаться указания на книги из новой области, которой она до тех пор очень мало интересовалась – из области политической экономии и социальных наук. До сих пор Джордж Элиот читала по преимуществу книги по общим вопросам философии, истории и литературы; теперь же она принялась за такие книги, как «Политическая экономия» Милля, «Из жизни радикала» Бамфорда, «Положение рабочего класса» Фаусетта, «Социальная наука» Конта. Все это чтение служило ей подготовкой к новому задуманному ею роману – «Феликс Гольт, радикал». Джордж Элиот писала его под постоянным гнетом головных болей и общей физической слабости; может быть, этим отчасти объясняется то, что этот роман вообще слабее других ее романов. Он очень растянут, и к нему, неизвестно ради чего, приплетена запутанная и неинтересная история перехода наследства из одной линии в другую.

Главный интерес романа сосредоточивается на личности самого Феликса Гольта, радикала. Он вышел из народа, и, хотя ему удалось получить высшее образование, он отказывается от представлявшейся ему карьеры, возвращается в деревню и делается простым часовщиком. Ему кажется, что приносить настоящую пользу народу можно только живя среди этого народа и составляя лично часть трудовой массы. Поэтому он решил навсегда остаться верным своему ремеслу часовщика, и, когда любимая им девушка делается обладательницей большого состояния, он убеждает ее отказаться от наследства, находя, что богатство несовместимо с его принципами и что истинный радикал должен быть беден. Феликс Гольт – самый симпатичный из всех мужских характеров Джордж Элиот и наиболее жизненный из них. Он встает перед нами во весь рост, со всеми его достоинствами и недостатками. Своим пренебрежительным отношением к общепринятым обычаям и к собственной внешности, своими резкими манерами и отрицанием искусства он несколько напоминает наших нигилистов прежнего типа. Он очень односторонен и прямолинеен, но в то же время в нем столько молодой энергии, столько добродушия и искреннего желания блага людям, что ему невольно прощаешь все его резкости, даже отрицание Байрона.

Радикализм его, впрочем, довольно безобидного свойства: он не мечтает ни о каких переворотах, а хочет только принести посильную пользу рабочему классу, из которого он сам вышел, и заботится, главным образом, о распространении знаний среди рабочих.

Феликс влюбляется в воспитанницу местного пастора, Эдиту Лайон —хорошенькую, но пустую и тщеславную девушку, не признающую никаких серьезных интересов и выше всего на свете ценящую изящество и внешнюю красоту. Понятно, что при первой встрече она была шокирована внешностью Феликса и его резкими манерами, его же возмущала ее чопорность и пустота. Но мало-помалу они сближаются, и под влиянием Феликса молодая девушка совершенно преображается и проникается его радикальными идеями. Увлечение идеями идет, разумеется, рука об руку с увлечением их проповедником, и в конце концов изящная барышня делается женой простого часовщика и из любви к нему отказывается от неожиданно выпавшего на ее долю громадного наследства.

История любви Феликса и Эдиты составляет лучшую часть романа. Все остальное очень растянуто и местами просто скучно, чего нельзя сказать про первые романы Джордж Элиот.

«Миддлмарч» и «Даниэль Деронда». – Смерть Льюиса.

Джордж Элиот находилась теперь на вершине своей литературной славы. Романы ее расходились в громадном количестве экземпляров и переводились на иностранные языки; каждое ее новое произведение составляло целое событие в литературном мире, о нем говорили и писали во всех газетах и журналах. Джордж Элиот отовсюду получала самые восторженные письма по поводу своих сочинений; самые выдающиеся английские писатели и ученые искали ее знакомства. Но все это нисколько не повлияло на нее, и, сделавшись знаменитой писательницей, она осталась такой же застенчивой, скромной и задумчивой, молчаливой женщиной, какой была 15 лет тому назад. Она сохранила все свои старые привязанности и с такой же благодарностью, как раньше, относилась ко всякому, самому ничтожному, выражению симпатии к себе. Ее прежнее болезненное недоверие к своим силам не покидает ее и теперь, несмотря на то что она достигла столь многого. Она постоянно сомневается в том, что ее вещи имеют действительно какое-нибудь значение. Если бы Джордж Элиот вообще не отличалась такой глубокой правдивостью, можно было бы положительно заподозрить ее в неискренности, читая, например, следующее письмо, написанное вскоре после появления в свет одного из ее романов («Даниэль Деронда»), имевшего почти небывалый в английской литературе успех. Она пишет Фредерику Гарриссону: «Я Вам ужасно благодарна за Ваше письмо. Оно много содействовало тому, чтобы вывести меня из чрезвычайно подавленного состояния духа, в которое меня повергало сознание моей полной бесполезности. Вы не можете себе представить, до чего меня угнетает сомнение в том, имею ли я вообще право высказывать людям свои взгляды; это сомнение всегда страшно парализует мою энергию». Вот какие мысли наполняли душу Джордж Элиот в то время, как имя ее гремело по всей Англии и она единогласно признавалась всеми одной из величайших писательниц нашего времени.

Мы уже говорили, что слава сама по себе не дала ей особенного счастья и удовлетворения. Напротив, ее чрезвычайно утомляла ее обширная корреспонденция и контакты с массой чужих людей, являвшихся к ней, чтобы выразить ей свои восторги по поводу ее произведений. Она любила уединение, и это было одной из причин ее частых путешествий вместе с Льюисом. Они иногда уезжали на три-четыре недели, просто чтобы освежиться и отдохнуть от лондонского шума.

Достигнув славы, Джордж Элиот с таким же рвением, как в молодости, продолжала заниматься своим образованием. Она свободно читала почти на всех европейских языках, и чтение древних классиков в оригинале было одним из ее любимейших наслаждений. В дневниках ее постоянно встречаются указания на чтение Гомера, Эсхила, Аристофана, Платона и Аристотеля. Она чувствовала также сильный интерес к естественным наукам и много читала по этой отрасли знания. Из современных философов она особенно ревностно изучала Конта и Спенсера. Замечательно, что ее неутомимая жажда знания и любовь к умственным занятиям нисколько не ослабевала с годами. Пожилая сорокасемилетняя женщина пишет мисс Геннель такое письмо: «Нет, я не чувствую, чтобы мои способности начали притупляться. Напротив, я теперь более чем когда-либо в жизни способна наслаждаться всем на свете, и в особенности всякого рода умственными занятиями. Наука, история, поэзия – я не знаю, которая из них более привлекает меня к себе, а между тем осталось так мало времени для изучения их! Я только в прошлом году выучилась испанскому языку, и для меня со всех сторон открылись новые перспективы. Это заставляет меня с грустью думать о том, сколько времени у меня потрачено даром в дни моей молодости, и как бы я была счастлива теперь, если бы могла вернуть это время! Я, кажется, могла бы наслаждаться всем, всякой отраслью знания, начиная с арифметики и кончая археологией, если бы впереди у меня было еще много лет жизни. Но мне осталось прожить немного… Я стараюсь покориться этому, но искреннее, непритворное смирение дается нелегко».