Клэр с кислым выражением лица бросила взгляд на Анджелину, а потом вежливо ответила:

— Покорнейше вас благодарю, мать Тереза.

— Я говорю это потому, мадемуазель де Бюи, чтобы вы знали: нельзя приносить с собой в монастырские стены суетные воспоминания и тоску по мирским наслаждениям. Мое требование не должно оскорблять вас, просто я забочусь о духе благочестия, царящем в обители, и о своей пастве. Поэтому забудьте, пожалуйста, о вашей прежней роскошной и распутной жизни.

— Я понимаю, — пробормотала Клэр, в голосе которой слышались жалобные нотки.

Говорить в сущности больше было не о чем. Послав служку за одеждой и постельным бельем для Клэр, мать Тереза взяла свечу и проводила обеих девушек по сумрачному коридору в келью, где предстояло жить Клэр. Там настоятельница оставила кузин одних, чтобы они попрощались.

Когда дверь за матерью Терезой затворилась, Клэр огляделась в убогой комнате, грубые глинобитные стены которой украшало только распятие. Кровать, сбитая из досок, простой стол, грубый стул, сделанные из местного необработанного дерева — вот и все убранство кельи.

— Очаровательно, — произнесла Клэр срывающимся голосом, чуть не плача.

— Это же ненадолго, — попыталась утешить ее Анджелина.

— Будем надеяться. Иначе я сойду с ума от здешней тоскливой набожности!

— Я вижу, что обстановка монастыря слишком отличается от всего, к чему ты привыкла за последние три года.

— И ты даже представить не можешь до какой степени! Я вообще не в силах понять, как ты могла вытерпеть ежедневные посещения этого места да еще по собственной воле!

Улыбнувшись, Анджелина слегка покачала головой.

— У каждого свои вкусы и пристрастия.

— Ты права. Тебя, конечно, нельзя обвинять в том, что ты не имела возможности развить свой вкус. А мне, с другой стороны, как раз была предоставлена такая возможность, что несомненно и ввергло меня в пучину бед.

Клэр распахнула накидку и небрежно уронила ее на пол, как дама, привыкшая к заботливой прислуге, спешащей подхватить на лету сбрасываемую с плеч верхнюю одежду. Ее стройная фигура была одета в дорожный костюм из переливчатого янтарного цвета шелка. Клэр стояла с задумчивым видом посреди кельи, в ее рыжих волосах играли отблески горящей свечи. Анджелина знала, что кузина — эгоистичная, заносчивая и расчетливая особа, но в этот момент ее беспомощность и выражение полного отчаянья в темно-зеленых глазах вызывали к ней невольное сочувствие.

Анджелина опустила взгляд на свои ладони.

— Мне очень жаль, что твои отношения с Максимилианом закончились так плачевно.

— И мне тоже, — губы Клэр скривились в усмешке. — Дорогая Анджелина, можно я дам тебе один совет? Надеюсь, он тебе никогда не пригодится, и вообще он совсем неоригинален, но все-таки запомни раз и навсегда: никогда не доверяйся принцам.

— Я не понимаю тебя.

— Если бы Макс оказался достойным моего доверия, меня бы не было сейчас здесь — и он, возможно, не умер бы… Но ничего не поделаешь. Может быть, тебе уже пора идти? Или ты останешься со мною до утра?

Анджелина отрицательно покачала головой в ответ на последний вопрос.

— Тетя Берта ждет меня.

— В таком случае я не завидую тебе. Обратный путь таит опасности: Рольф рыщет вокруг, разыскивая свою жертву.

— Надеюсь, я сбила его со следа. Все обойдется.

— Прежде чем ты уйдешь, — произнесла Клэр, хмуря брови и испытывая, по-видимому, сильное замешательство, — я думаю, мне надо отблагодарить тебя…

— Вовсе нет, не за что, — Анджелина направилась к двери.

— Нет, есть за что! Правила приличия и человеческой порядочности требуют этого. Макс на всю жизнь научил меня, что значит черная неблагодарность… Я… я очень прошу тебя принять этот символический подарок в знак того, что я тебе многим обязана…

Анджелина неохотно отошла от двери и увидела, что Клэр снимает с шеи изящную золотую цепочку и протягивает ее и миниатюрный золотой с гравировкой флакончик, который она достала из-за корсажа. Приторно-сладкий аромат полевых лилий разлился в воздухе, флакончик был согрет теплотой тела Клэр. Цепочка в ее протянутой руке отливала червонным золотом.

— Я не могу принять такие драгоценные вещи, — запротестовала Анджелина.

— Это не бог весть какое сокровище. Мне подарил их Макс. Теперь его подарки ничего не значат для меня. И поскольку я должна здесь, в монастыре, смиренно сокрушаться о прежней жизни, ты вполне можешь забрать эти сувениры себе.

— Тогда знай — ты расстаешься с ними только на время своего пребывания в святой обители.

— Хорошо, хорошо, и все-таки я хочу отдать их тебе. Не упрямься же и не отказывайся, прошу тебя! Возьми подарок!

— Ну, ладно. Спасибо, Клэр, — Анджелина взяла тонкую цепочку и надела ее через голову на шею, смеясь быстрому переходу в настроении кузины — от милостивой щедрости к досаде на неподчинение своей воле.

Довольная собой, Клэр тоже рассмеялась.

— Ну иди! Можешь усмехаться надо мной, сколько влезет. Тебе хорошо, ты вольна уйти отсюда и прийти снова, когда тебе вздумается. Как бы я хотела поменяться с тобой местами! Чем бы я только ни пожертвовала, чтобы снова стать свободной, невинной и нетронутой!

Со стороны Анджелины было бы безжалостно говорить, что сама она ни за что на свете не поменялась бы местами с кузиной. Пообещав навестить ее, как только сможет, Анджелина пожелала Клэр спокойной ночи и оставила ее одну.

Только через полчаса ей удалось покинуть обитель. Мать Тереза настояла на том, чтобы Анджелина выпила горячего молока на дорогу. И пока она пила маленькими глотками чашку пахнущего ванилью молока, подслащенного медом, монахиня вытянула из нее все подробности истории Клэр. Луна спряталась за тучи, когда настоятельница выпускала Анджелину из калитки обители, и даже, уже стоя на пороге, мать Тереза продолжала уговаривать Анджелину остаться, чтобы отдохнуть до рассвета в общежитии монастыря. Когда ей это не удалось, она попыталась всучить Анджелине фонарь. Но та отказалась, и от этого. Девушка не боялась темноты, которая в нынешних обстоятельствах была ее союзником.

Анджелина шла на ощупь, очень медленно продвигаясь вперед. Казалось, что лес окружавший ее со всех сторон, сомкнулся вокруг сплошной стеной. Непроницаемая, мрачная тьма окружала ее. Но хуже всего было то обстоятельство, что Анджелина в шуме ветра ясно улавливала хищные крики рыси или пантеры; оба эти представителя рода кошачьих хорошо известны тем, что нападают на человека, пересекшего их тропу. Она попробовала идти быстрее, но стала наталкиваться на неразличимые в темноте стволы деревьев, ветки хлестали ей в лицо, а ноги путались в колючей сухой лозе, стелящегося по земле дикого винограда. Она почувствовала облегчение, когда вошла, наконец, в заросли тростника, за которыми начинался пологий откос пересекавшей тропу проезжей дороги. Когда Анджелина перейдет на ту сторону, ей останется преодолеть всего лишь последнюю треть пути, и она дома!

Анджелина отважно продиралась сквозь густые высокие заросли тростника, заглушавшие всю другую растительность, и приготовилась уже выйти на открытый участок, когда внезапно остановилась.

Голоса! Они были ясно слышны в отдалении, и еще приглушенный топот копыт, приближающийся с каждым мгновением. Один из всадников что-то мягко выговаривал кому-то, а тот молчал в ответ. Потом раздался низкий густой смех. Всадники подъезжали рысью к тому месту, где за стеной тростника пряталась Анджелина.

Это был принц со своими людьми. Впрочем, Анджелина и не ожидала увидеть кого-то другого. Тот, к кому обращался с мягкими увещеваниями Рольф, был прекрасный породистый конь, купленный за бешеные деньги в Нью-Орлеане, а дорогая позолоченная сбруя была привезена из Рутении. Так что сам принц и его приятели могли вдоволь наслаждаться и здесь, в чужих краях, привычными для них конными прогулками, скачками и охотой. Анджелина имела возможность полюбоваться отсветами драгоценного металла на сбруе, чуть мерцающей в свете звезд. Посадка всадников в седле ясно говорила о том, что все они — люди военные. Поравнявшись с Анджелиной, они натянули поводья и остановились. Темноволосый человек, который недавно преследовал кузин, заговорил, обращаясь к принцу: