Пров спел еще несколько песенок. Феи млели от любви к нему. Но взгляд моего друга становился все более отсутствующим. Наконец, он отложил гитару и сказал:

— Хватит. Выпьем, закусим и за работу.

Девчонки надули губки. Конечно, постели их редко пустовали, но такого кавалера, как Пров, среди высокопоставленных посетителей особняка вряд ли можно было сыскать. Я им сочувствовал.

Пров подал пример, начав опустошать тарелочки, мисочки, чашечки, да еще приговаривая при этом:

— М-м... Говядина. Картошечка... Похоже на сметану... С красным молотым перцем... Сорок градусов. Стандарт.

При этом он умудрялся оказывать внимание девушкам, шутил, подковыривал меня своими остротами. В голове у меня уже шумело от выпитого.

— Все, красавицы, — сказал он. — Не прощаемся, но на время расстаемся. — Он обнял их, прижал к себе, похлопал по плечам. — Жучихи, вы мои, милые! — И выпроводил их из кабинета. Мне кажется, они даже не обиделись. А если и обиделись, то не на Прова, а на его неотложную,  будь она неладна!,  работу.

— Начнем, пожалуй, — сказал Пров. — По ходу давай развернутый комментарий.

— Без всяких...- засомневался я.

— Без всяких! — заявил Пров. — Они все равно нас выпотрошат, если захотят.

Компьютер воссоздал обстановку, в которой я действовал. Пров иногда спрашивал:

— Здесь что-нибудь?

— Нет. Ничего особенного. Дальше?

Задержались мы, когда пошли кадры моего вступления в Смолокуровку. Пров тщательно исследовал избы, крупным планом вызвал на экран наличники окон, крылечки, печные трубы. Песню смолокуровского ваганта он прослушал дважды.

— Какая-то уж очень необычная одежда, — сказал я.

— Занятный тип, — согласился Пров.

Вот я догоняю идущую впереди женщину, вот окликаю ее, она оборачивается. Пров остановил кадр, увеличил изображение. Какая-то доброта светилась на лице женщины. Пров, не отрываясь, смотрел на нее и дыхание его становилось все тише, все незаметнее. Кажется, он вообще уже не дышал.

— Да-а... — сказал я. — Такая, кого хочешь, заворожит.

— Кто это? — спросил Пров и часто задышал. Ожил, значит.

— Знакомая одна. Галина Вонифатьевна...

— Галина Вонифатьевна, — повторил, как эхо, Пров. — Принеси водки.

— Что?

— Водки, говорю, принеси. Прозрачная такая...

Я отошел к кругленькому столику, налил в рюмку водки, прозрачной, крепкой, все еще холодной, вернулся, поставил перед ним. Кадр на экране компьютера так и не сменился.

— Самой интересное дальше, — сказал я

— Куда уж интереснее. — Он опрокинул рюмку в горло. Не булькнуло даже. — Она замужем?

— Да нет, вроде. С матерью живет. А вообще-то я насчет замужества не интересовался. Оплошал.

Пров не обратил на мою иронию внимания и пустил запись дальше. Вот я вхожу в дом Галины Вонифатьевны, вот иконы, картина на стене.

— Картина ночью ожила, — сказал я. — Не там, а сегодня ночью в карантинном отсеке.

— Понятно. — Пров больше не задерживал кадры.

Батюшка, караулка, снова иконы. Я укладываюсь спать. Внезапное мое пробуждение.

— Сейчас будет он.

Он непрерывно и неуловимо меняющийся лицом. Наш короткий разговор.

— Какой мир ты имел в виду? — спросил Пров. — Наш или тот, что в Смолокуровке?

— Где мне хорошо?

— Да.

— Не знаю даже.

— Вспомни.

— Наверное, тот. Ведь я был там, а он спросил: "Хорошо тебе в этом мире?" Да, тот, Смолокуровский.

Пров задал компьютеру какую-то программу. Кадры начали отщелкивать раз в секунду. Лицо того было, по-прежнему, размыто.

— Действительно, неуловим, — сказал Пров. — Частота развертки — сто гигагерц. а его лицо продолжает меняться. Это же с какой частотой он измывается над нами? Ведь лицо не просто размыто, оно успевает измениться! Ну и тип!

Пров, кажется, снова становился прежним.

— Что тебе тут еще показалось?

— Страх. Черт! Я же тебе говорил. Крути дальше, там я на улицу выскакиваю.

Пров пустил изображение в нормальном темпе. Сбивчивые кадры, по которым даже сейчас можно было ощутить, с каким ужасом я бежал.

— Обрати внимание на звезды, — посоветовал я.

Пров обозрел небосвод, покрутил его и так и сяк, приблизил, отдалил.

— Да, чужота, — сказал он.

— Дальше все, вроде бы, нормально.

Мы досмотрели запись до того момента, когда я его встретил, нашел, то есть, в лесу.

— Любопытно, Мар, любопытно. ГЕОКОСОЛ, конечно, перешел на круглосуточную работу. Но что-то должно быть еще.

— Что?

— По какой причине они нас туда пустили...

— Кто? Эти или те?

— И те, и эти. Почему ГЕОКОСОЛ и сам Галактион согласились на нашу экспедицию?

— Хартия... — заикнулся было я.

— Твое крещение — это удобный повод как раз для них, а не для тебя. Захотелось креститься, тебе и позволили. А так бы им пришлось искать уважительный повод, чтобы спровадить нас туда.

— Уверен? Мне тоже казалось, что уж слишком много совпадений.

— Совпадений, действительно, много. Странных совпадений... Мар, поищи-ка в новостях что-нибудь интересное. Не для всех, а для планетуралов, причем, планетуралов второго ранга. Ты ведь теперь крупная шишка!

— Думаешь, все компьютерные системы теперь оповещены?

— Это делается немедленно. Ищи, требуй. Это не только нам нужно, им — в первую очередь.

Пров отошел к столику и взял в руки бутылку.

— Ты не много пьешь? — спросил я. Мне-то уж было вполне достаточно.

— Много... — отозвался Пров.

— И где только научился?

— В снах...

— Значит, и сны им известны, раз ты так...

— Да знают они, все знают. И о снах — в том числе. Неужели ты не понял, что нас тысячу раз проверили и перепроверили, а потом сунули в этот... Как и назвать-то, не знаю. Мир, ад, рай...

— И ты уже тогда догадывался?

— Не то, чтобы догадывался... Нет. Что-то было неопределенное... Но березовую рощу шел искать без всякого подвоха со своей стороны. Прости, что втянул тебя в эту историю.

— Если ты прав, то эта история все равно произошла бы. Так что, просить прощения тебе не за что.

— Ну и ладно...

Пров-таки хлебнул еще одну рюмку. Видеть его взволнованным более, чем я сам, мне еще не приходилось.

Я ввел в компьютер свой новый пароль, провел сканером по ладони и запросил последние известия о каких-либо исключительных событиях.

Мощный циклон разрушил систему радиокоммуникаций гдома на Гавайях... Не то! Неожиданное нашествие огромного количества тараканов в Паленке... Мразь всякая мутирует! Незарегистрированные бомжи... Попробуй их всех зарегистрировать! Осада гдома в Междуречье войсками Александра Македонского... Исторический фильм снимают.

— Послушай, Пров! Александр Македонский на нас напал.

Пров подошел, остановился сзади. На экране мелькали фигуры людей со щитами и короткими мечами в руках. Толпа тащила штурмовую лестницу, Вооруженные всадники мчались вокруг гдома, Некто, наверное, сам Александр Македонский, в мундире генерала восседал на коне. И вовсе не на Буцефале, а на какой-то облезлой кляче. Легковооруженные воины тащили на плечах реактивные гранатометы.

— Все, что ли, психами стали? — сам у себя спросил Пров.

Картина была, действительно, чудовищной. И не тем, что войска Александра Македонского, вооруженные реактивными снарядами, штурмовали гдом. Действие разворачивалось не на съемочной площадке, а в отравленной, непригодной для дыхания атмосфере. Легионеры задыхались, падали. Вполне натурально горел сам гдом. Смерть в кино и смерть настоящая — не одно и то же. Ни один актер не сумеет упасть так, как падает мертвый человек.

— Это что, специально для планетуралов? — спросил Пров. — Что за чушь!  Или я, действительно, много выпил?

Дальше показали окончание штурма. Гдом, конечно, выстоял, хотя кое-где еще дымился. А армия Александра Македонского вся погибла от удушья, включая и самого полководца. Тело Александра Филипповича опознал его бывший учитель, перипатетик Аристотель.