— Пожалуй, что так, — после непродолжительного молчания согласился Пров. — Нет, он мне ничего не говорил.
— Значит, ждут нас?
— Ждут , — подтвердил Пров. — Сможешь вести мотоцикл?
— Смогу, — ответил я сквозь зубы. — Только куда?
— Прямо, потом направо возле этого квадратика, затем налево мимо крестика, снова прямо. Вот в эту точку. Там сделаешь петлю и снова в ту же точку. Понял?
— А ты хоть сам-то понял?
— Нет, но ты же водитель, Мар...
— Вдохновил! Садись, поехали!.
Мотоцикл медленно тронулся, ища просвета, чтобы влиться в поток машин, и через минуту уже мчался с ними наравне. По сторонам я особенно не засматривался, пытаясь лишь угадать какое-нибудь здание или сооружение, похожее на "квадратик". Минут через двадцать впереди показалась четырехугольная стеклянная башня. И, поскольку ничего подобного на нашем пути пока не встречалось, я решил, что это и есть "квадратик", заранее перестроился в крайний ряд и свернул перед башней направо. Теперь "крестик"... Что за сооружение могло иметь вид крестика? Я запомнил, что линия, соединяющая "квадратик" с "крестиком", была короче, чем первая. Значит, и расстояние здесь короче.
Движение тут было менее оживленным. Я чуть сбросил скорость и крикнул Прову:
— Ищи!
И что бы это могло быть такое, похожее на крестик? Вскоре я увидел его. Это было не что-то, напоминающее крестик, это был самый настоящий крест, каменный, высотой метров в десять. Я почти совсем притормозил, бороздя ногами по асфальту. На кресте висела табличка с надписью:
ВАКАНСИЯ
Пытаться понять сейчас что-либо не было времени. Я медленно повернул налево. Улица была пустынна. Редкие пешеходы на тротуарах, тишина, нарушаемая лишь гулом мотора нашего мотоцикла.
— Вперед? — обернулся я к Прову.
— Да, — подтвердил он. — И, судя по пунктирной линии на плане, ехать придется долго.
— И до какого, интересно, места?
— Не знаю. До самой точки.
— Все понятно, — сказал я и набрал скорость.
Ехать по пустынной улице было просто, но я решил не разгоняться слишком уж сильно. Ведь, что такое "точка", я не знал. Город кончился, по сторонам проносился сосновый лес, на дороге ни людей, ни машин. Пров молчал и не подавал никаких знаков. Ну, я и ехал себе вперед.
И вдруг все кончилось! В глазах потемнело, мотоцикл пошел юзом, под ногой я почувствовал песок. Сбросив скорость до нуля и успев выключить зажигание, я выправил мотоцикл. В голове забухало.
Пров был ошарашен не меньше меня.
— Не ушибся? — спросил я участливо.
— Нет. — Он разглядывал небо. Обыкновенное звездное небо с Луной, звездами и... почти полным отсутствием кислорода. — Включай прожектор. Назад!
Я включил фару, развернул мотоцикл. Минут пять мы тут продержимся. Но рисковать не стоило. Мы выскочили в свой мир! Это было ясно. И теперь нужно бежать из него, что есть мочи. Мотоцикл заработал, но в песке его заднее колесо буксовало.
— Садись! — крикнул я.
Пров сел и, помогая мотоциклу ногами, мы медленно поползли вперед. След, по которому нам нужно было вернуться, был отчетлив и не столь уж длинен. Я мельком подумал о том, что 60 километров в час мы вряд ли успеем набрать. Но тут же вспомнил, что подобный рубеж мы преодолевали и пешком.
Так и оказалось. И хорошо еще, что я не успел набрать скорость. Мы проползли невидимую границу и теперь медленно вкатывались в город. В том же самом месте, что и днем. Только теперь и здесь была ночь.
Мотоцикл затих, но мы еще некоторое время сидели в мягких, но уже надоевших сиденьях, прислушиваясь, не разбудили ли мы кого-нибудь, не привлекли ли к себе чье-то внимание.
Город спал, чужой и непонятный. Слабым светом горели фонари; сжались, едва мерцая, огненные колеса на верхних ярусах, отражаясь в стеклянных стенах зданий. Четкий, но еще далекий стук каблуков донесся откуда-то издали. Трель свистка.
— Давай-ка назад, — шепнул Пров. — Ночью нам здесь делать нечего.
Мы сошли с мотоцикла, развернули его и медленно покатили по выщербленной асфальтовой дороге. "Монстр" шел легко и с полкилометра мы его толкали молча. Какое-то место на обочине показалось Прову подходящим, и мотоцикл с удовольствием, пришлось его даже придерживать, съехал в кусты. Здесь его толкать было труднее, и метров через пятьдесят мы остановились.
— Приехали, — сказал я.
Пров потоптался и сел в траву. Я последовал его примеру.
— Поспим до рассвета, — сказал Пров. — А в город пойдем пешком.
— Ладно, — согласился . — Соображения только свои выскажи.
— Соображений мало, одни лишь предположения.
— Давай предположения.
— То, что нас здесь ждали — несомненно. Ждали и в первый раз. Иначе, зачем тебе подсунули лже-Прова? А с планом сложнее. Его могли подсунуть в трех случаях: в Смолокуровке, здесь в толпе и... еще до нашего перехода.
— Орбитурал, что ли?
— Не знаю. Но, если не ты и не я сам, то возможны только эти три варианта. В карманы мне не за чем было лазить, так что пока мы не начали пересчитывать монеты, я и не знал, что там могло лежать.
— Ну, хорошо... Подсунули нам этот маршрут, а в итоге мы оказались в том же месте, откуда выехали. Какой в этом смысл?
— Да не знаю я, Мар, о мыслях и намерениях того, кто куда-то и зачем-то ведет нас!.. Сейчас мы поспим, а утром войдем в город. Пешком. И будем искать. Только не спрашивай: что?
Трава была сухая, воздух тих. Я все же попытался разобраться в том, что с нами происходит, и незаметно уснул.
55.
Я опешил, униженно утерся своей хламидой, сел на кровати чуть поодаль, свесив ноги вниз. Кто знает, каким приемом и какого боевого искусства пошлет меня в нокаут Каллипига. Я не сердился на нее, нет. Сидел, побаивался, но все равно восторгался. Она и плачущая была великолепна. С нее можно было лепить скульптуру "Каллипига плачущая". Да она и была совершенной, идеальной скульптурой. Я смотрел на нее и мое виртуальное сердце выпрыгивало из моей виртуальной груди. Что бы она ни делала, какую бы случайную позу ни принимала, ее тело все равно было прекрасным.
Она уже не рыдала, а лишь плакала, потом и плакать перестала, утерла слезы обеими ладонями и, не отнимая их от лица и не поворачиваясь ко мне, устало спросила:
— Чего молчишь?
— Ты прекрасна, Каллипига, — искренне ответил я.
— Да уж представляю... Если вы все как мухи на мед...
Я бы обратил ее сравнение: скорее, мед на муху. Но, будучи диалектиком, уверил себя в том, что это одно и то же. Муха ведь все равно прилипнет. Но вслух сказал:
— Я все для тебя сделаю, Каллипига.
— Слышала сто раз. Слова...
Тут включился монитор компьютера и высветил приказ: "Каллипиге и остаткам виртуала явиться в кабинет Фундаментала".
— Идем, — покорно сказала Каллипига. — Душ приму только...
— Она встала, отворила дверь и вошла в душевую. Кварсеки у них разнообразием, видимо, не отличались: спальня, да душ. Зажурчала вода. А я все сидел, не зная. что делать.
Тот, второй "Я", уже сидел с Фундаменталом в кабинете с мягкой мебелью. Они попивали искусственный кофе из кремнезема, закусывали галетами из углеводов, вели ничего не значащий разговор. Нас дожидались.
Из душевой выглянула Каллипига, вся в хлопьях мыльной пены, только глаза сверкали.
— Заходи, спинку потрешь, — сказала она.
Теперь меня не надо было просить дважды. Хоть что-то, а я сейчас для нее сделаю. Я осторожно тер намыленной губкой ее гибкую спину и уже собирался перейти пониже, но Каллипига потребовала:
— Три сильнее. Я же вся пропотела.
Я удвоил усилия. Но и этого оказалось недостаточно.
— Еще сильнее!
Я запыхался и уже боялся, что кожа на ее спине пойдет лохмотьями. И действительно. Что-то начало проступать между ее лопатками.
— Так, так... Хорошо, — стонала Каллипига.