— Не оправдает! Лука признался, а у тебя свидетелей нет, что убитый тебе солонку отдал. Ведь нету? Так что, как не раскаявшуюся, суд упечет тебя крепко. Вдвоем убивали? Или один Лука ходил?

Дарья начала истерично рыдать. Конвой увел ее.

Тем временем Ребров допросил полковника Веловзорова. Тот подтвердил, что свои вещи из заклада не выкупал. А нежелание присутствовать на месте происшествия объяснил просто:

— Из слов мальчика я понял, что убийство совершено именно в квартире Попова. Поскольку я имел с ним коммерческие отношения, счел неуместным присутствовать при обыске.

Далее последовало нечто неожиданное. Ребров отправился по третьему адресу. На Покровке в доме Лукьянова ему сообщили: «Григорьев здесь никогда не проживал!»

Ребров вызвал к себе ювелира Феллера, который оценивал Попову ювелирные изделия.

— Да, я ценил драгоценности, которые приносили в заклад Попову. У меня был Григорьев — симпатичный молодой человек, интеллигент. Хорошо владеет немецким — моим родным языком, — охотно рассказывал ювелир. — Я оценил его старинный перстень в 500 рублей серебром. Но Григорьев очень просил именно 750. Попов с симпатией отнесся к юноше. Он дал ему эти деньги.

Гольм, помогавший следствию, собрал сведения о состоянии убитого. В основе своей он заключался в 5-процентных банковских билетах и составлял 29 тысяч рублей. Капитал значительный! Список номеров билетов лежал в закладной книге, той самой, что обнаружили во время обыска на подоконнике.

Эти билеты хранились в комоде Попова и были похищены. На запросы полиции из банковской конторы «Ахенбах и Колли» сообщили, что два билета этого списка — на 500 и 1000 рублей — предъявлены к оплате еще 16 января.

Ребров поспешил в банк.

Вальяжный, с толстой золотой цепью на обширном чреве, управляющий весело усмехнулся:

— Вы хотите, чтобы мы вспомнили приметы одного из сотен наших клиентов? Считайте, что вам сказочно повезло. 16 января деньги выдавал Аполлон Михайлович Михайлов. Если у вас будет досуг, порасспрашивайте его о похоронах императрицы Екатерины Алексеевны…

Ребров недоверчиво покачал головой…

— Тому событию семь десятков лет…

— Да, наш кассир был тогда мальчиком. Но он наблюдал проезд катафалка с прахом. Он помнит в деталях те давние события. Удивительный человек! Он с Иваном Андреевичем Крыловым дружил. Впрочем, вот и сам герой. Знакомьтесь!

Михайлов оказался сухоньким старичком с чистеньким лицом в рамке белесых волос. Он был удивительно похож на святого с иконы древнего византийского письма. Вникнув в сущность вопроса, старичок бодро произнес:

— Как же, как же! Милый такой человек, лет осемнадцати, назвался фамилией Всеволжского. У него большие мешки под глазами, думаю, болезнь почек. Да, еще левая рука забинтована. Он сказал мне: «Ах, как неловко я утюгом обжегся!» И еще у него маленькие оттопыренные уши, весьма своеобразные. Как хрящечки!

Ребров с чувством пожал руку этому реликту. В тот же день московская полиция получила приказ: «По прилагаемым приметам задержать человека лет 18-ти от роду, может называться фамилиями Григорьев и Всеволжский».

В то время обер-полицмейстером был знаменитый Николай Устинович Арапов, человек горячий и честный. Узнав подробности дела, он затопал ногами:

— Вон из полиции Козеровского! Немедленно освободить несчастных супругов Степановых. И выдать им из кассы полиции десять, нет, пятьдесят рублей!

Приказы были в точности исполнены.

Лука со своей супругой прежде всего направились на Новую Басманную. Здесь в Голицынском сиротском приюте исходили от печали их малютки. Встреча была со слезами радости на глазах.

Дарья искренне покаялась в своем грехе, а Лука простил свою блудливую супругу.

Вот уже два с половиной месяца студент 2-го курса юридического факультета Московского университета Алексей Данилов жил словно в горячечном бреду. Днем он боялся показываться на людях, чтобы не быть узнанным и пойманным за страшное злодеяние. Ночью его мучили кошмары: он оглашал дом жуткими криками, просыпался, крестил постель, но ничего не помогало.

Все началось в период летних вакаций. Он гостил у своих дальних родственников Соковниных, живших в сельце Быкове Тульской губернии. Здесь он познакомился с перезревшей девицей по имени Елена. Воображение Данилова воспламенила тяжеловесная девичья походка, могучее покачивание бедрами и зазывные кокетливые взоры.

Елена была москвичкой. Так что, вернувшись в Белокаменную, молодые продолжали дружбу. Хотя отец давал студенту на карманные расходы 70 рублей — деньги немалые! — но тот вечно нуждался: занимал, закладывал вещи и пр. Приближалось Рождество. Елена заявила:

— Давай, Алеша, отпразднуем его в Купеческом собрании. В прошлом году я была на 50-летии этого клуба, очень мне понравилось. Богато так!

— Да там билеты стоят целый капитал!

— У моего папеньки есть дорогой перстень. Мы его заложим, а ты потом выкупишь!

Отец Елены служил в кавалерии в скромном звании корнета. Единственное богатство семьи — фамильный перстень с тремя крупными бриллиантами и 22 более мелкими. Корнет перстень надевал лишь в исключительных случаях, хранил его пуще собственного ока.

Студент весело согласился:

— И то — выкуплю!

Говоря так, студент отлично знал, что денег на выкуп такой дорогой вещи у него не будет. Легкомыслие — причина многих самых страшных преступлений. Увы, так случилось и на этот раз.

Разговор этот происходил 17 декабря 1865 года в доме Соковниной. Именно в этот день отставной капитан Попов опубликовал в «Полицейских ведомостях» объявление о выдаче денег под заклад. Кто-то из гостей забыл газету в прихожей. Она попалась на глаза Данилову. Он азартно проговорил:

— Милое дело! Давай, Елена, скорее перстень, отнесу его этому самому Попову!

Отставной капитан был когда-то лихим рубакой, а вот в ростовщическом деле отличался качествами, вредившими этому занятию, — был добрым и уступчивым.

Он дружески улыбнулся студенту:

— Раз вам так надо, дам 750 рублей. Худ талан, коли пуст карман!

Еще прежде Данилов решил не открывать своего настоящего имени: «А то начнет докучать выкупом перстня!» Когда Попов записывал его в книгу, студент дал о себе вымышленные сведения.

В веселом настроении возвращался студент. Он напевал модную песенку «Ах, Люси, не будь глупышкой…» и размышлял: «Елене отдам пять сотен, остальные возьму себе. Если бы не мое усердие, за перстень никогда бы так много не дали!»

Сказано — сделано. Вечером, выбивая копытами снежное облако, резвый жеребец нес их на Большую Дмитровку к Купеческому клубу. С размахом гуляк, никогда не знавших истинную цену денег, они отвалили за два билета четыреста рублей.

— А теперь, моя пышечка, в «Стрельну»! — воскликнул студент. Там пели цыгане, летели вверх пробки шампанского, и за ужин они оставили сто рублей — трехмесячный заработок чернорабочего.

Жизнь пьянила, словно бокал шипучего мозельвейна!

Минуло Рождество. От денег давно не осталось ни копейки. Но нужны были 12 рублей за ложу в Большом театре, требовал давний долг портной, манили ресторанные развлечения.

На беду Елены, корнет Соковнин заглянул в шкатулку и не обнаружил там перстня. Он гневно кричал:

— Куда ты дела фамильную драгоценность? Перстень этот носил мой знаменитый прадед, сподвижник светлейшего князя Потемкина!

— Виновата… — И, расплакавшись, дочка рассказала всю правду.

Отец продал наручные часы с репетитором, новую конную сбрую с серебряным набором, занял деньги у родственников и однополчан и наивно вручил своему чаду пятьсот рублей.

— Бога ради, выкупи перстень! Елена передала деньги Данилову:

— Тащи скорей заклад, а то отец помрет от тоски!

Данилов деньги взял. Он размышлял: «Однако я влип! Выкупить перстень я не смогу. Вместе с процентами нужно где-то достать еще 285 рублей. Елена положительно глупа! Пусть сама выпутывается как умеет!»