Вход в музей размещался с противоположной стороны от той, с которой я подошел. Я обогнул здание по кругу, не слишком углубляясь в лес, чтобы видеть все подходы к зданию, и стараясь в то же время не высовываться. На обозримом пространстве вблизи музея по этой стороне улицы не было никаких построек, за исключением здания непонятного назначения, напоминающего склад. Часы показывали без четверти четыре. До условленной встречи еще час пятнадцать минут. Стремительно темнело.

Холод меня не пугал. Но было бы глупо торчать на улице. Вход в музей был только один, можно проскользнуть незамеченным, лишь бы дверь оказалась не запертой. Я вообразил грозящую мне опасность, ощутил привычную крупную дрожь, сотрясающую все тело, увидел резко очерченные кроны деревьев, здания, окаймленные яркой синеватой полоской, словно сзади на них падали сполохи электросварки.

Когда я поднимался по ступенькам, дверь распахнулась и навстречу мне стала торопливо спускаться женщина в черной кожаной куртке, длинной черной юбке и черных замшевых сапогах. Только меховая шапка на ней была светлая. А что, если слегка прикоснуться к этому богато одетому созданию, источающему запах дорогих духов? Такая мысль возникла лишь на мгновенье у меня и я тут же ее подавил. Нельзя ни на миг расслабляться, у меня еще не было возможности проверить, как долго я могу удерживать свое «невидимое» состояние. Я осторожно потянул на себя ручку двери, дверь плавно, без скрипа приоткрылась, ровно настолько, чтобы я мог проскользнуть в тепло и полумрак вестибюля. Так же осторожно и медленно я прикрыл дверь. Справа от входа была устроена загородка из дерева и стекла. Там сидела за столом женщина в милицейской форме.

Пройдя по вестибюлю и оглядываясь через каждые два-три шага на женщину за стеклом, я поднялся на второй этаж. Здесь было тихо и безлюдно. Снаружи уже зажгли фонари, и тьма за окнами сгустилась.

Я не ощущал никакой опасности в радиусе нескольких десятков метров вокруг себя. Тогда зачем они меня сюда вытащили? Тускло блеснул в падающем с улицы свете циферблат наручных часов. Без двадцати пять. Совсем темно. Если они посчитали меня настолько глупым, что понадеялись на мое появление со стороны трамвайной остановки… Нет, после всего, что произошло, они просто никак не могут надеяться захватить меня врасплох. Ладно, может быть они и не планировали никаких козней до пяти вечера. Я приду, меня встретят… Стоп! Где-то поблизости появился источник опасности. Но где? В этом здании? Исключено — я не слышал, чтобы кто-нибудь входил в него. Значит, вошли в тот странный двухэтажный дом или появились на улице рядом с музеем.

Пора идти. Я опять ввел себя в состояние, когда предметы обретают четкие очертания с голубоватой каемкой по контуру, ощутил привычную в таких случаях дрожь и пошел вниз.

Уже начав спускаться по лестнице, я услышал, как слева от меня, в другом крыле здания, хлопнула дверь. По коридору шел мужчина в темном пальто-плаще, черной широкополой шляпе. Я подождал его, он рассеянно взглянул сквозь меня, на лице его — показавшемся мне знакомым — не отразилось никаких изменений настроения, оно сохраняло выражение хмурой озабоченности.

Я спустился вслед за ним по лестнице, а когда он, войдя в полосу света из загородки охранницы, выпростал запястье из длинного рукава пальто и взглянул на часы, я понял, что это не просто рассеянный жест заработавшегося человека. Он ждал меня!

Мужчина кивнул охраннице, пробормотав что-то, толкнул входную дверь, а потом, оказавшись снаружи, осторожно прикрыл ее. Тут я понял, откуда мне знакомо его лицо. Это был ясновидящий Владимир Скубенко, его прогнозы публиковались в городской газете. Сомнений нет, меня ждать мог только он.

Стряхивая с себя странное состояние, как покрывало (может быть, сказки о шапках-невидимках имеют в своей основе опыт чувственных ощущений тех, кто их носил?), я тоже открыл дверь и негромко окликнул его:

— Кого-то ждем, маэстро?

Он вздрогнул, испуганно оглянулся. Свет от фонаря позволил мне рассмотреть выражение крайней растерянности на его лице. Странно, он должен был почувствовать мое присутствие раньше, раз считается ясновидящим.

— Наверное, вы ждете меня. А теперь мы должны будем пройти вон в тот домик, верно?

Он пытался овладеть собой, этот маг-экстрасенс, один из наследников масонов, розенкрейцеров, черных буддистов или кого там еще. Самым глупым решением для него сейчас был бы ошарашенный кивок. И он, надо отдать ему должное, не сделал этого. Он промолчал, оставаясь неподвижным. Я пожал плечами, прошел мимо него и направился по тропинке, ведущей к странному домику. Окна его были черны, они выделялись на фоне серых стен, освещенных светом фонарей вдоль дорожки, идущей от крыльца музея куда-то вглубь парка.

Скубенко молча шел следом. Я резко остановился и, обернувшись к нему, спросил:

— Ведь вы — Скубенко, один из предсказателей «Рицы»?

Оракул Скубенко смутился. Я прекрасно понимал его. Ты прыгаешь в высоту на два метра и думаешь, что достиг совершенства, потому что окружающая тебя масса двуногих прыгает всего на метр с небольшим. И вдруг появляется человек, который с запасом берет два пятьдесят. Тут есть от чего смутиться. Тем более, что Скубенко не был шарлатаном, кое-чего он достиг в избранной им области. Однако он переоценил себя, как переоценил себя тот, с кем мне предстояло сейчас встретиться.

Я уверенно толкнул тяжелую дверь, пересек неосвещенный тамбур, потом столь же уверенно открыл следующую дверь. В помещении, куда я попал, окон не было. Горели светильники, развешанные на стене против двери. Стены были задрапированы материей темно-фиолетового цвета. И череп глядел со стены тремя пустыми глазницами. Я подмигнул ему, как старому знакомому. Под черепом располагался молельный барабан с надписями на неведомом языке. Из боковой двери вышел другой мой знакомый по видениям, в брюках, блузе и полусапожках синего цвета с фиолетовым отливом.

— Забавно, — сказал я вместо приветствия, — вчера вы в который раз пытались меня запугать, а сегодня пытаетесь удивить до смерти. Не выйдет, господин Калиостро.

— Вы одиноки, — спокойно ответил он, — а нас много. И у нас неограниченное влияние на все земные власти.

— Да, могу догадаться, что с земными властями у вас полный порядок, — согласился я. — В ваш орден — или как там его называть — наверняка уже приняты высшие чины КГБ, утратившего; правда, значительную часть своего влияния на общество. И уж точно в нем есть финансовые воротилы, которыми вы вертите, как хотите, несмотря на всю их хитрость и наглость. Вы пытаетесь внедрить членов своей секты в советы разных уровней и у вас это неплохо получается. А уж насчет масс — тут вы лупите по площадям, используя масс-медиа, тиражирующую вашу идеологию. Но к чему столь замысловатый путь? У ваших предшественников вроде Гитлера, Берии, Чаушеску методы управления этими самыми массами были гораздо проще.

— И чем все они кончили? Ведь вы прекрасно знаете, что перечисленные вами личности были только марионетками в руках более могущественных сил. Так что речь идет не просто о подчинении стад двуногих. Требуется абсолютная вера масс в указанный им путь, абсолютная преданность, если хотите — их преклонение перед высшими существами.

— А вы, значит, один из тех, кто должен указывать путь, перед кем следует преклоняться? Высшее существо?

— Это мое предназначение, — очень серьезно ответил фиолетовый. На всех уровнях бытия существуют повелители и исполнители их воли.

— А откуда вы знаете, что у вас такое предназначение — повелевать? Разве вы видите всю сложность мироздания? Мне кажется, что даже для самых совершенных из носящих телесную оболочку, для самых просветленных душ вершины истины скрыты в сплошной мгле, а путь к ним долог до бесконечности. Один человек может лишь в том иметь преимущество перед другим, что набрел на тропу, продвижение по которой хоть немного приблизит его к вершине, вместо того, чтобы стоять в растерянности перед отвесной и гладкой скалой.

— Доходчивый образ, — скривил губы фиолетовый, — только на самом деле все обстоит гораздо сложнее.

— Но не для того же вы меня сюда вызвали, чтобы объяснять мне, как все обстоит на самом деле?

— Разумеется.

— Следовательно, вы хотите указать мне мое место в созданной вами иерархии?

— Она не нами создана. А место там вы займете достойное.

— Да откуда вы знаете, как все устроено? Почему вы и вам подобные узурпируете право решать, кого следует «нейтрализовать», а кого — переместить на «другой уровень бытия»? И почему это, как правило, те, у кого нетрадиционный образ мышления или нежелание подчиняться. А если я откажусь занять предначертанное место? — мне был интересен его ответ на последний вопрос.

— Тогда у вас будут сложности?

— Какие? Вы мне их пытались создать много раз, а результат — нулевой.

— Я сейчас говорю не об этой жизни.

— Послушайте, это уже наглость. Самая обычная, пошлая, примитивная наглость, — в голосе моем не было и тени раздражения или злости. — Я хочу разобраться с вами до конца. Думаю, что одному из нас придется покинуть этот мир.

— Ничего не имею против, — спокойно ответил он.

И сразу оказался рядом со мной. Что ж, прикосновение его руки к определенной точке тела оказалось бы смертельным для обычного человека, а случайное попадание напоминало бы удар электротоком. Но я не был обыкновенным человеком. Я отвел его руку в сторону круговым блоком, одновременно повернувшись на носках так, чтобы оказаться сбоку и даже чуть сзади от него. Мое вращение даже для него оказалось слишком быстрым, поэтому я смог беспрепятственно нанести ему удар коленом под ребра с правой стороны. Любой другой после такого удара согнулся бы пополам и неподвижно лег на пол. Здесь этого не произошло. Мой фиолетовый противник просто отлетел к стене, но не так, как перемещается человек, которого сильно толкнули, то есть, теряя равновесие и падая, а оставшись почти полностью выпрямленным и словно скользя по льду. Колено мое в момент удара ощутило упругое сопротивление, как если бы я ударил им огромный, тугой мяч из толстой резины. Фиолетовый и повел себя, как мяч. Он просто оттолкнулся от стены и снова полетел на меня, словно выброшенный катапультой, едва касаясь ступнями пола.