Тирус полностью отрешился от всего. Он не замечал потрескивания костра, шума дождя, боли ран, близкого присутствия Эрейзана. Он был наедине со стеклом, все его существо странно вытянулось во все стороны и смутно светилось, став частью черной поверхности. Два стекла, порождения одного и того же волшебного куска обсидиана. Врадуир выманил колдовские камни из огнедышащего жерла вулкана в Камате и подарил сыну один из этих камней. Стекла были связаны между собой, как отец и сын связаны узами крови и таланта.

— Что он делает сейчас? Я узнаю волшебное стекло. Я увижу, что Врадуир видит, и услышу, что он слышит. Если он близко, в своем убежище, общается с демонами или заколдованными, порабощенными жертвами, я буду с ним. Открой его мне. Позволь мне быть невидимым рядом с ним, где бы он ни был. Приблизь меня к нему, возьми меня с собой, возьми меня к нему…

Черная поверхность казалась бездонным ночным небом. Бесчисленные цветные звезды проносились в мозгу Тируса и Эрейзана. В стекле появилось отражение Тируса и Эрейзана. Затем они исчезли, и Тирус вошел в само стекло. Пройдя сквозь него, он очутился где-то в другом месте. Окно было открыто, и он полетел быстро и стремительно, как метеор, пронизывающий небеса. Он летел сквозь обсидиан, сквозь огонь, который родил камень, но Тирус не ощущал ужасающего жара огнедышащей горы.

Какие-то черные слои пропускали его через себя, один за другим, двери за дверями, входы… входы…

Тирус сузил свое зондирование, и его стремительное движение замедлилось, но не прекратилось. Перед ним вырос еще один черный барьер, на нем появилось живое изображение. Тируса охватила внутренняя дрожь. Рядом с собой он услышал, как Эрейзан выдохнул какую-то ужасную клятву.

Врадуир!

Больше года они не видели его. Иногда во время своих поисков Тирус рисовал его у себя в памяти, подогревая жажду мести. Раньше, когда он обращался к волшебному стеклу, он мог видеть только какие-то неясные тени. Но теперь, после долгих скитаний лицо Врадуира было таким четким, что казалось, он сидит перед ними в их жалкой хижине и не обращает внимания на них.

Как утверждал Эрейзан, его лицо не было похоже на лицо Тируса. На висках и на лбу волосы стали тоньше, лицо чисто выбрито, в то время как Тирус отрастил бороду, чтобы изменить внешность. Врадуиру бояться было некого. Он был уверен, что самый серьезный его соперник мертв. Единственное, что изменилось в нем, — это глаза. Но они сделали весь его облик каким-то неузнаваемым. Когда-то эти глаза были очень похожи на глаза Тируса. Они были полны мудрости и желания помочь своему народу. Утонченная интеллигентностью сейчас светилась в его глазах, но основное их выражение — это жажда власти, холодное высокомерие, которое заставило Тируса внутренне содрогнуться. Алчность, отличная от алчности Рофа и во много раз худшая. Тирус помнил очень хорошо, когда начались эти перемены, день, когда он изучил и освоил одно из самых сильных заклинаний, когда Врадуир понял, что его сын больше не ребенок, а мужчина, равный по способностям и могуществу ему самому. То, что основной причиной во Врадуире был он сам, его успехи, было для Тируса незаживающей раной.

Частью своего существа Тирус чувствовал, что Эрейзан трясется от гнева.

— Если бы только… Так близко! Если б я смог схватить его за горло, я бы заплатил ему за все колдовство сотни раз и еще, еще!

Тирус не слушал. Он был сконцентрирован на пении заклинания и на том, чтобы закрепить изображение на стекле. Сделав это, он вернулся на вершину своего сознания, как пловец, вынырнувший из-под волн, чтобы глотнуть воздуха.

— Наконец я нашел его. О, мой друг, как я ждал этого. Спокойней, спокойней! Ошибки не должно быть. Вокруг нас колпак, предупреди меня, если заметишь, что он поворачивается вокруг нас, Эрейзан.

Акробат кивнул и наклонился к стеклу, очень заинтересованный движущимся изображением на стекле.

— Он что-то делает, Тирус. Что-то держит.

На заднем плане он мог рассмотреть эльфов и демонов, а также какие-то странные существа, должно быть заколдованные мужчины и женщины — рабы Врадуира. Они перемещались туда и сюда, выполняя какую-то работу. Эрейзан вгляделся, стараясь рассмотреть, что же держит Врадуир. Вдруг он охнул, как будто получил удар в живот.

— Тирус, это… это его собственное стекло!

— Тогда мы увидим, что же он видит, — сказал с холодной самоуверенностью Тирус, хотя в душе он не чувствовал уверенности. Он твердо, чтобы обрести равновесие духа, сказал: — Эти стекла близнецы, от одного камня. Пусть один близнец увидит, на что смотрит другой.

Черная поверхность опять задрожала. Слои разделились. Один остался изображение Врадуира. Это изображение было слабым и расплывчатым, но оно не позволяло рассмотреть изображение в стекле Врадуира. Тирус сосредоточился, и наконец-то то, что рассматривал Врадуир, стало резким и отчетливым.

— Комната! — возбужденно сказал Эрейзан; такое же возбуждение испытывал и Тирус. — Прекрасная комната с коврами и гобеленами… дворцовые покои!

В возбуждении Эрейзан сжал руку Тируса. Затем он вспомнил, как это опасно, и быстро отпустил его.

— Тирус, ты прав, когда волнуешься относительно королевы и принцессы Илиссы. Врадуир смотрит на дворец в Куреде. Видишь эмблему на кресле? Это королевский символ. Мы видели его над воротами и в обеденном зале.

— Да! — Тирус разделил свой мозг, используя малую часть его, чтобы общаться с Эрейзаном. — Ты видишь, изображение очень четкое и неразмытое расстоянием. Это значит, что он совсем рядом с нами. Если бы он был в Ирико или Серса-Орнайле, то мы бы его не могли увидеть так хорошо, да и он бы с трудом разбирал изображение в стекле.

— Смотри, комнаты, — сказал Эрейзан, показывая на поверхность стекла. — Соседние комнаты во дворце.

— Твои глаза лучше моих. Теперь нам нужно узнать, что он делает, глядя на эти комнаты.

Тирус мягко снял стекло, осматривая комнаты и глядя в лицо Врадуира на их фоне. Он пытался проникнуть сквозь слои, защитив себя мощным заклинанием, и обследовать мысли и эмоции Врадуира, прочесть, что у него в мозгу.

Стекло Врадуира бродило, изучая комнаты во дворце в Куреде. Невидимые наблюдатели Тирус и Эрейзан смотрели и изучали вместе с ним. Они видели различные предметы женской одежды, лежавшие на полках и висевшие на вешалках. За ширмами стояли кровати для персональных служанок, которые должны спать поблизости от своих хозяек, готовые проснуться, когда в них возникнет необходимость. Две комнаты. Два набора одежды и украшений. Тирус рассматривал эти вещи и видел, что уже приготовлена одежда на выезд, охотничьи костюмы. Соколиная охота! Все, что они видели сейчас, приготовлено слугами, чтобы сестры могли одеться рано утром, быть готовыми выехать в луга Дрита!

Взгляд Врадуира тоже пробегал по всем этим вещам, пропуская драгоценности и украшения без всякого интереса. Затем его мысль повела стекло поперек комнаты и остановилась у постели, стоящей здесь.

Коротким вскриком Эрейзан выразил возмущение свое и Тируса, хотя его возмущение было гораздо сильнее. Стекло Врадуира следило за принцессой Илиссой.

Она спала, красивое, милое, невинное дитя. Улыбка играла на ее розовых губах, нежные волосы разметались по шелковым подушкам. Ее прелестное лицо не было спрятано под вуалью. Ведь здесь, в своих комнатах, ей было не от кого прятаться и прятать свою красоту: ее могли видеть только сестра и служанка. Да еще Врадуир и Тирус с Эрейзаном! Тирус был очень смущен, когда стекло Врадуира бродило по телу женщины, останавливаясь в тех местах, где сбилась ночная одежда, обнажив нежную грудь или прелестное бедро. Ее невинность возбуждала Врадуира, заставляя его с вожделением рассматривать ее. Тирус ощущал его грязные эмоции и с гневом воскликнул:

— Сладострастный зверь! Как смеешь ты подсматривать за ней и оскорблять память моей матери!

— Ч-что это? — спросил Эрейзан, боясь за Илиссу. — Что он хочет?

Но он и так знал ответ. Эрейзан закрыл глаза, вся кровь бросилась ему в лицо. Как и Врадуир, он наслаждался исключительной красотой Илиссы, которая не была прикрыта ничем. Но, в отличие от Врадуира, они с Тирусом чувствовали себя виновными и хотели бы просить прощения у Илиссы за это невольное вторжение.