Чарльз Диккенс [1]родился в Портси, на юге Англии, в 1812 году. Его отец был мелким чиновником — он служил клерком в конторе пароходной компании. Таким образом, по происхождению Диккенс принадлежал к самому неимущему слою мелкой буржуазии, и юность его была отнюдь не легкой. Его отец, привыкший жить не по средствам, не вылезал из долгов, и в 1824 году был заключен в Маршалси — тюрьму для должников, так превосходно описанную в романе «Крошка Доррит». Чарльз, которому исполнилось тогда двенадцать лет, вынужден был начать работать на фабрике сапожной ваксы, в ужасных условиях, — период этот, навсегда запомнившийся Диккенсу, воскрешен им в эпизоде мытья бутылок в «Дэвиде Копперфилде».

Хотя денежные дела семьи затем немного поправились, систематического образования Диккенс так и не получил. Его, в подлинном смысле слова, самообразование базировалось, помимо личного опыта, на обширном и порою случайном чтении. Пятнадцати лет он бросил школу и поступил клерком к адвокату, а вскоре, подучившись немного стенографии, стал репортером при одном из местных судов. Затем последовал период журналистский — он писал отчеты о заседаниях парламента, — работа эта отточила перо Диккенса и в то же время на всю жизнь преисполнила его глубочайшего презрения к британской парламентской системе.

Тогда же он начал писать. Успех пришел сравнительно рано, и успех — ошеломляющий. «Записки Пиквикского клуба» были встречены как еще ни один роман в Англии, рядом с его популярностью мерк даже

успех романов веверлеевского цикла Вальтера Скотта. В двадцать пять лет Диккенс был уже не только необычайно преуспевающим романистом, но и крупным общественным деятелем. С этого времени он разъезжал по Англии и Америке с лекциями, давал интервью, и всюду встречал восторженный прием. Он был не только великим писателем, но и одним из самых известных людей своего времени, мнением которого буквально по всем вопросам интересовался мир. Он был поразительный труженик. Помимо своих романов, регулярно появлявшихся в печати, он издавал несколько журналов, из которых наибольшим успехом пользовался журнал «Домашнее чтение».

Диккенс был типичным горожанином — плоть от плоти нового урбанического общества, порожденного промышленной революцией и развитием промышленного капитализма XIX века. В Лондоне, в огромном, растущем во все стороны, шумном, грязном Лондоне, — в то время самом крупном городе Европы, — он чувствовал себя дома. Он много путешествовал, главным образом по Франции и Италии, но всегда возвращался в Лондон. Этот город с его гнилыми трущобами, загаженной, вонючей рекой, доками, фабриками, складами, с его банками, рынками и роскошными особняками богачей был источником его творчества. В Лондоне и его окрестностях он прожил свою жизнь — бродил по лондонским улицам, посещал лондонские театры, клубы. Его личная, семейная жизнь приносила ему много хлопот, но не слишком много счастья: женитьба его оказалась в высшей степени неудачной, деньги он тратил с невероятной легкостью. Его постоянно просили выступать — в качестве лектора, чтеца собственных произведений, актера. Несколько раз ему предлагали баллотироваться в парламент, но он каждый раз отказывался. В отличие от многих писателей последующих поколений, он был не сторонним наблюдателем, а активным, почти маниакально увлеченным участником жизни. Когда в 1870 году он скончался, казалось, что умер не просто известный писатель, а перестал существовать целый общественный институт.

Годы жизни Диккенса охватывают как раз период, ознаменованный превращением Великобритании в сильнейшую капиталистическую державу мира и развитием буржуазной демократии с характерными для нее культом денег и массовыми выступлениями промышленных рабочих. В 1812 году, когда Диккенс родился, Англией все еще правила земельная аристократия и торговая буржуазия, большинство же народа почти никакими демократическими правами не обладало. Ко времени смерти Диккенса, в 1870 году, большинство рабочих-мужчин пользовались правом голоса при выборах в парламент, но действительная власть перешла в руки капиталистов-промышленников, представленных в последнем из законченных романов Диккенса «Наш общий друг» незабываемой фигурой мистера Подснэпа.

Отношение Диккенса к современному ему английскому обществу определить нелегко. Без сомнения, он в значительной степени явился порождением викторианской буржуазной Англии и принимал многие из общепринятых тогда ценностей. Его дурной вкус, а нередко и филистерство, излишний пуризм в описаниях любовных отношений, его постоянная готовность писать так, как этого хочет публика, — все служит доказательством того, насколько далеко простиралось его согласие со многими привычными, но весьма непривлекательными сторонами современной ему действительности. И все же видеть в Диккенсе только лишь мелкого буржуа викторианской эпохи, который был счастлив своим теплым местечком в хорошо организованном обществе и целиком разделял самодовольство этого общества, значит раскрыть лишь очень небольшую часть истины.

Диккенс с самой юности был вольнодумцем и бунтарем, выступавшим с суровой критикой общества, в котором родился. Уже в ранних его произведениях при всем их добродушном юморе он говорит от имени народа, а никак не правящих классов, а со времени напечатания «Оливера Твиста», [2]вышедшего в 1838 году, когда автору было всего двадцать шесть лет, стало совершенно ясно, что мир, каков он был тогда, не нашел в лице Диккенса ни явного, ни скрытого своего защитника. Но на этой стадии внимание Диккенса привлекали лишь частные проявления несправедливости и жестокости английского общественного строя, такие, например, как зверское обращение с детьми, существование трущоб, бесчеловечность системы ужасных работных домов. «Приключения Оливера Твиста» в этом смысле любопытная смесь беспокойства и благодушия. Тревожащие душу картины: мрачный образ лондонского дна с обитающими там Феджинами, Сайксами и Ловкими Плутами — наиболее сильная, прочувствованная и наиболее запоминающаяся часть романа, и все же история Оливера, его приобщение, благодаря волшебному вмешательству крестных, к респектабельной жизни, свидетельствуют о приятии Диккенсом одного из самых лживых мифов, выдуманных буржуазным обществом. Как мы уже указывали, [3]в этом романе явственна двойственность мировоззрения Диккенса. С одной стороны, реакционному государству вменяются в вину и работные дома, и безжалостность, с которой оно изгоняет из общества и толкает на путь страдания и преступлений Оливера Твиста; с другой стороны, это же реакционное государство и избавляет Оливера от всех его несчастий, восстанавливает в благородном звании и в правах на наследство, превращает в добропорядочного представителя класса буржуа, чье господство приносит те самые плоды, вся губительность которых уже была раскрыта в книге.

Эта двойственность, столь очевидная у раннего Диккенса, в значительной степени преодолевается им в произведениях периода зрелости. С годами он стал радикальнее в своих взглядах, глубже и последовательнее оценив Англию XIX столетия. И хоть он всегда страстно восставал против всякой несправедливости, в поздних романах его занимают уже не столько частные социальные явления или случаи злоупотреблений, сколько природа и сущность викторианского общества. Все чаще оно видится ему прогнившей в самой своей сердцевине бесчеловечной системой, основанной на алчности власть имущих и привилегиях отдельных классов. В «Холодном доме» (1853) Диккенс обрушивается уже не на городской суд, а на всю систему судопроизводства. В «Больших надеждах» (1861) проблема получения наследства, легкого приобретения жизненных благ, так некритически трактуемая в ранних романах (тогда Диккенсу представлялось, что как только Оливер Твист получит законное наследство, его жизнь станет прекрасной), приобретает совершенно другой поворот и освещение: предвкушение наследства и легкой жизни развращает героя романа Пипа, а согласно идее романа «Наш общий друг» (1865), возвыситься в буржуазном обществе можно, лишь потеряв свои человеческие качества. Совершенно очевидно, что Диккенс пришел к резкому неприятию общества, к которому принадлежал.