Мы все – часть леса, которая помогает Живым…Нет, мы не защищаем добрых зайчиков от злых лисичек, а красивых бабочек – от мерзких пауков (вот тут я немного покривила душой, так как у меня на совести было несколько спасенных бабочек, которым мое Пение придало дополнительных сил, и временно голодных пауков, которые лишились сил так же по милости моего Пения!)! Живые убивают только по очень веской причине. Мы помогаем выздороветь раненым (или прекращаем их мучения). Мы помогаем росту и цвету растений. Но тоже –  в пределах, которые определяет Старец: чтобы одни растения не заглушали полностью другие, чтоб лес не вел стремительное наступление на всю округу, а рос потихоньку и благоденствовал. И потом – вспомни, к нам приходят ваши лесорубы и охотники… Мы изо всех сил пытаемся восполнить потери леса после их визитов… Как ты уже понял, у нас нет возможности действовать на окружающее так, как это делаете вы в своих садах и полях. Но зато мы можем воздействовать на самую суть Живых! Я слышала, как играют ваши скрипки… Мы можем приблизительно так же Петь. Только не голосом, а… душой! Если спеть в одном тоне – рана у Живого затянется очень быстро. (помнишь, ты пришел в Лес с больным горлом, а потом удивлялся – как быстро все прошло?). Если в другом – дерево не зачахнет, даже если долго не было дождя. ..! Но, конечно, на одном пении в пустыне сад не вырастишь – вода все равно нужна…Старец говорит, что наше пение – часть силы, поддерживающей Мировую Гармонию. Поэтому запрещает нам петь Песни Завершения Жизни иначе, как для прекращения мучений Живых, когда помочь вылечиться им уже нельзя. И потому ваши люди никогда не пострадают от нас….

     И имена наши – не имена, как у вас, а маленькие кусочки Пения, с помощью которых мы и призываем друг друга. Меня свои зовут вот так… – я коротко Пропела свое имя.

– Да, я слышу тебя, правда, еле-еле, на самой грани – как и твоих соплеменников… А уж воспроизвести никак не смогу! – опечалился он. – И, к сожалению, не все понимаю, о чем ты говоришь… но догадываюсь – и, полагаю, догадываюсь верно… А кто такой Старец? Он у вас главный? Кто его назначил?

     Я не стала хохотать над ним и ответно вопрошать – а кто назначил речку течь здесь или солнце заходить вон там…И имеет ли дуб главенство над грибами? Он все-таки человек, и далеко не все азы нашей жизни знает и чувствует. Объяснила просто и коротко:

– Старец  – это тот, кто дает нам советы и наставления. Мы слушаемся его, хоть он никогда не приказывает нам. Он был всегда и пребудет вовеки с нами.

– А если вы исчезнете?

– Нет в мире такого, что могло бы исчезнуть. Измениться – может. Иногда – до неузнаваемости. Но никогда не исчезает!

– Хорошо,  с рождением разобрались…А гибнут, умирают ли ваши?

– Смерть дриады? Да, это бывает…

      На немой вопрос в его глазах я с тихой печалью ответила:

– А ты думаешь – как жить дриаде, которая внезапно лишилась своего дерева?

Часть 1. Глава 6

< 06 Осень II – Adagio Molto >

– Я не могу запретить тебе!… Хотел бы, но у меня нет такого права…Поэтому ты должна знать… – слова Старца звучали тяжело, будто были замшелыми каменными глыбами в овраге, перегораживающими путь весеннему потоку… Но, помнится, поток всегда огибал их и несся себе дальше… Однако сильная тревога Старца – ведь даже свое обычное «так сказать» он почти не произносил! – передалась и мне.

– Я уже говорил тебе – общаясь с ним, ты делаешь свое тело… материальнее. Как ты полагаешь, почему вы сейчас понимаете друг друга с полуслова, будто каждый слышит мысли другого?…Он впитывает в себя часть твоей сущности, и становится чуть ближе к нам… к тебе! и это хорошо для этого человека, и для всей Мировой Гармонии,  но ты при этом тоже берешь себе часть его сущности, и меняешься…

    …Однажды ты просто не сможешь войти в свое дерево. Ты потеряешь часть, дающую тебе жизненные силы, дающую тебе возможность чувствовать мир. И вот тогда – и навсегда! – станешь призраком. Будешь постепенно терять способность говорить… петь.. будешь терять память, рассудок… Тело твое не останется настолько легким, как у дриады, но и не станет таким, как у человека. Ты сможешь совершать какие-то действия в материальном мире, и это станет заметно людям, но сама будешь видима только в  местах, где действуют особые силы. Такие есть в старых замках и развалинах – я вам про это рассказывал…Мы не будем тебя изгонять, но ты сама уйдешь отсюда и будешь продолжать жить – сумасшедшим пугалом! – сама того не понимая, до скончания веков, или пока какой-нибудь охотник на приведения не положит конец твоему жалкому существованию.

   Но это только один вариант развития событий!

   Второй – и он легче для тебя –ты не сможешь выйти из дерева и начнешь врастать в него. Ты будешь заключена в нем, тело твое станет навечно с ним единым целом и пока дерево не погибнет, ты будешь жить – и одновременно – не жить – вместе с ним. Твои способности так же будут постепенно – достаточно долго, чтобы это было мучительно! – покидать тебя, и в конечном итоге ты полностью сольешься с деревом навсегда, станешь только деревом, обычным деревом…

Тоже незавидная судьба: доживать век свой, стоя на одном месте, следя лишь за сменой времен года  … Однако, как правило, век деревьев короче, чем призраков, и твое бездумное существование не будет долгим и мучительным…

  Но в том, и в другом случае, как ты понимаешь, ты теряешь себя…

Он замолчал, и было видно, как нелегко ему далась эта речь, как тяжело у него на сердце – все было видно по его изборожденному морщинами лицу, будто утесу, покрытому сумрачными тенями от тяжелых туч. А мне, наоборот, сразу стало легче. Стало понятно, и ясно на душе. Потому что я теперь видела все свои дороги, и видела – куда они меня ведут. Но мне не было страшно, потому что сердце мое полыхало неугасимым, огромным костром, чье пламя освещало любую из них, не оставляя места теням и сомнениям.

– Спасибо, Старец!…Ты хочешь защитить мою жизнь, мою сущность, ради Мировой Гармонии и ради меня самой! я это понимаю!…  Но не могу расстаться с Ним! Если я это сделаю – результат будет таким же: я потеряю себя…

                                                 ***

     Он привык Смотреть, и уже видел меня почти так же, как и своих… Ну, может, чуть более прозрачной. Даже иногда чувствовал, если я молча (специально!) подходила к нему со спины и прикасалась – он ощущал мои прикосновения как легкое дуновение ветра, хотя мне приходилось прилагать немалые усилия для воздействия.

     Я знакомила его с другими дриадами, если они попадались нам навстречу, и он научился видеть и их – правда, только в виде почти прозрачных силуэтов, как и меня в первую нашу встречу. Он не слышал, что они говорили, только воспринимал их эмоции – как тихое пение на грани сознания. Оно неизменно было удивленно-доброжелательным. Удивление было вполне понятным. Старцу, думаю, пришлось ответить на многие вопросы по этому поводу, заданные моими братьями и сестрами…А доброжелательным – потому что мой друг никогда не приходил в этот лес с топором или с охотничьими снастями. Я учила Его чувствовать и любить Живых, и Он был замечательным учеником в этом…