Первый самостоятельный вылет оттянулся почти на год и был произведен Сергеем Архипцевым не на легком, послушном У-2, а на тяжелом, строгом, двухмоторном военном самолете, пушки и пулеметы которого весили почти столько же, сколько весил У-2…

Они медленно шли через все поле. Застегивая на ходу парашют, Архипцев сказал Гуревичу: - Ты знаешь, Веня, по-моему, разведка что-то путает… Немцы не могли поставить там аэродром… - Почему, командир? - спросил Гуревич. Несколько шагов Архипцев прошел молча, глядя себе под ноги, затем поднял глаза и задумчиво посмотрел на Гуревича: - Почему? Понимаешь, Веня, это задача с одним неизвестным. Мы знаем, что крейсерская скорость «фоккера» четыреста - четыреста пятьдесят километров в час. Если принять во внимание, что запас горючего у него на пятьдесят минут, да еще долой пятнадцать процентов на случай, если он ввяжется в драку, а они, сволочи, осторожные, они в обрез не летают, сколько километров они могут пройти без посадки? Гуревич потер лоб и зашевелил губами. - Триста семнадцать… - наконец сказал он. - Так, - кивнул головой Архипцев. - Теперь дели пополам. - Почему пополам? - удивился Соболевский. - Туда и обратно, - объяснил ему Гуревич и, обращаясь к Сергею, сказал: - Сто пятьдесят восемь… Я понимаю, о чем ты, Сережа… Ты думаешь, что если они дальше кирпичного завода не летают, то это и есть крайняя точка их возможной дальности? Да? - Да. - Значит, ты считаешь, что он должен быть где-то… здесь? - Гуревич поднял планшет и обвел пальцем кружок на карте. - Возможно, - сказал Архипцев. Соболевский глянул на планшет Гуревича и возмутился: - Тогда какого же черта мы должны искать этот кочующий аэродром на сто двадцать километров западнее? - Так я же и говорю, что разведка что-то путает… Для этого нас и послали, чудак, - спокойно сказал Архипцев. Около сто пятнадцатого стояла машина-бензозаправщик, а под центропланом самолета возились мотористы и оружейники. Убирая тормозные колодки от колес шасси, Кузмичов увидел идущих к самолету Архипцева, Гуревича и Соболевского. Впереди шел Женька Соболевский, перекинув парашют через плечо, как мешок с тряпьем. Гуревич все время тыкал в планшет пальцем, что-то показывая Архипцеву. Архипцев то соглашался с ним, то отрицательно покачивал головой. Когда они подошли совсем близко, Кузмичов вылез из-под брюха самолета и крикнул: - Становись! Смирно! Мотористы и оружейники выстроились у правой плоскости. Соболевский пропустил Архипцева вперед и положил парашют на землю. Кузмичов подошел к Архипцеву и откозырял ему по всей форме: _ Товарищ лейтенант! Машина к полету готова! Докладывает механик самолета старшина Кузмичов! - Вольно, - сказал Архипцев. - Вольно! - бросил Кузмичов мотористам. Архипцев подошел к Кузмичову и тихо спросил: - Баки полные? - Так точно, товарищ лейтенант! - Боекомплект? - В норме. - Спасибо, Кузмич, - сказал Архипцев. - Да брось ты!.. - сказал Кузмичов. Архипцев улыбнулся и полез в кабину пилота. Соболевский и Гуревич разом оглянулись, не видит ли их Архипцев, и прижали Кузмичова к фюзеляжу. - Ты знал, что мы пойдем на задание? - делая страшное лицо, грозно спросил Гуревич. - Ну, знал… - нехотя ответил Кузмичов. - Откуда? - спросил Соболевский. - Откуда, откуда!.. - разозлился Кузмичов. - Что ж, я маленький?! Догадаться нетрудно!.. Гуревич отпустил Кузмичова и внимательно и очень тепло поглядел на него. - Знаешь, Кузмич, - задумчиво сказал он, - тебе бы повитухой быть, прелесть ты наша… - Ничего, я еще и в механиках пригожусь, - сказал Кузмичов и отпихнул Соболевского. Гуревич застегнул под подбородком шлемофон, помахал Кузмичову рукой и полез в кабину. Соболевский, надевая парашют, критически оглядел Кузмичова. - Нет, Кузмич, ты скучный, примитивный человек, - сокрушенно сказал он. - С тобой неинтересно… Тебя ничем не удивишь! Ты все знаешь… Я, как стрелок-радист этой машины, обязан… - Ты не стрелок-радист, а трепач, и обязан ты уже давно сидеть в машине! Давай, Женька, давай, не доводи до греха!.. - рассердился Кузмичов. Через астролюк Соболевский до половины влез в кабину и крикнул Кузмичову: - Не грусти, Кузмич! Скоро буду! Целую нежно, твой Евгений! Он послал воздушный поцелуй Кузмичову и захлопнул люк. Чихнули моторы. Сверкающие диски винтов вдруг странно заворожили Кузмичова. Он смотрел так, будто видел это впервые. Еле оторвавшись, Кузмичов удивленно сплюнул, повернулся к шоферу бензозаправщика и крикнул ему в ухо: - А ну давай шпарь отсюда! Сейчас выруливать будем!!! Бензозаправщик рывком тронулся с места и умчался, увозя с собой оружейников и мотористов. Кузмичов повернулся лицом к самолету. Приоткрыв створку «фонаря» кабины, Архипцев выжидательно смотрел на Кузмичова. - Давай!!! - беззвучно крикнул Кузмичов Архипцеву и, отступая назад, сделал жест обеими руками на себя. Архипцев понимающе кивнул, и огромная боевая машина послушно двинулась туда, куда повел ее Кузмичов. Продолжая манить ее, Кузмичов одобрительно кивал головой, как ребенку, делающему первые шаги, и «пешка» доверчиво катилась к нему. А он все отступал, отступал, пока не вывел ее на взлетную полосу… Тогда он отошел в сторону и встал у правой плоскости. Архипцев высунул из кабины руку, поднял ее и подмигнул Кузмичову. Кузмичов кивнул ему головой и махнул рукой вперед. Задвинулась створка «фонаря» кабины. Мгновение постояла огромная птица, рванулась и помчалась по взлетной полосе, с каждой секундой увеличивая скорость. Прищурив один глаз, Кузмичов смотрел ей вслед. Вот она уже оторвалась от земли, начала набирать высоту, а Кузмичов все стоял и стоял, медленно опуская руку…

Сто пятнадцатый шел вслепую, в сплошной облачности, не видя концов своих крыльев. Сидя за штурвалом, строго глядя перед собой, Архипцев спросил Гуревича: - Что тебе сказали синоптики? Когда кончится эта мура? Он показал на облачность. Гуревич оторвался от карты, щелкнул навигационной линейкой и ответил: - Они сказали, чтобы мы на это не очень рассчитывали. Обложило почти весь район полета… Архипцев потихоньку начал выбирать штурвал на себя. Стрелка высотомера поползла вверх. - Когда мы должны быть над расчетным местом? - спросил он. Гуревич посмотрел на часы и перевел взгляд на карту. - Через двадцать шесть минут, командир… - Через двадцать минут будем пробивать облачность. - Очень низкая облачность, - осторожно сказал Гуревич. - Значит, пойдем бреющим, иначе игра не стоит свеч, - жестко проговорил Архипцев. - Курс? - Сто тридцать. - Гуревич посмотрел на компас. - Прибавь четыре. Архипцев чуть довернул влево, - Хорош? - спросил он. Гуревич опять посмотрел на компас. - Хорош, - ответил он. - Проклятое молоко! - сказал Архипцев. При слове «молоко» Гуревич посмотрел на правый мотор и улыбнулся. - Ты чего?.. - спросил Архипцев. - Ничего… - ответил Гуревич. - Деда вспомнил.

…До войны Венька жил с дедом в большом южном городе, где люди мягко произносили букву «г» и, повышая голос в конце фразы, разговаривали певуче и иронично. Венька учился в музыкальной школе по классу скрипки. Каждое утро его будил дед. Он подходил к Венькиной кровати и, осторожно стягивая с него одеяло, начинал монотонно бубнить: - Веня, вставай, Веня… Веня, ты опоздаешь в школу, что из тебя будет? Веня, последний раз я тебе говорю, Веня… Или ты встанешь, или я тебя будить больше никогда не буду, одно из четырех… Вставай, петлюровец! - взвизгивал дед и сдергивал с Веньки одеяло. Венька садился на кровати и, не открывая глаз, старался попасть ногами в обе штанины сразу. - Почему «одно из четырех»? - зевая, спрашивал Венька. - Не морочь дедушке голову. Иди умывайся, байстрюк, - говорил дед и уходил на кухню готовить Веньке завтрак. На кухне дед подавал завтрак на стол и, нарезая хлеб, пел бывшим тенором:

Я помню чудное мгновенье,