- Ну, папа... Вспомни, пожалуйста, - я потормошила его за рукав. - Я еще рассказывала тебе о том, какое на ней было красивое платье.

   - А... Да, да. Она, кажется, дизайнер интерьеров? - отец кивнул. - Конечно, конечно. Но как ты так поверила ей? Мало ли, кого она тебе рекомендует. Марианна, ты же еще совсем ребенок. Совершенно не знаешь жизнь. Мужчины очень коварный народ. Относись с недоверием ко всему, что тебе говорят.

   - А ты? - мне стало смешно. - Ты, папуль, тоже коварный?

   - Нет. Я нет. И Максу тоже можно доверять. Ведь он твой муж. Ты же не сомневаешься в нем, правда?

   - Безусловно, - я склонилась над своей тарелкой. - Я только хотела тебе сказать, что...

   Он почему-то перебил меня:

   - Хватит. Отправилась к какому-то шарлатану, наслушалась у него глупостей... Видишь ли, он тебя эпатировал... Ты хоть Максу-то рассказывала об этом?

   - Нет. Но обязательно расскажу, - я опешила и удивленно смотрела на него.

   Почему он не захотел меня выслушать? Что за странная реакция на мои слова? И эти рассуждения о мужском коварстве...

   Я не понимал свою дочь. Меня вообще неприятно поразила вся эта история. Марианна поехала одна к какому-то мужику, который ей наговорил кучу небылиц... Уверил ее в том, что зрит в корень. Чушь! Я много видел на своем веку всяких шарлатанов и целителей, которые не могли ангину отличить от насморка. Это не более чем позерство. Хоть Марианна по возрасту уже и считается взрослой женщиной, на самом деле она только недавно вылупившийся из яйца цыпленок. Как можно отпускать ее одну?

   - Хочешь, мы сходим к твоему лекарю вместе? Я поговорю с ним, разберусь, на что он способен?

   Она похлопала ресницами и по своей детской привычке стала громко болтать ложкой в тарелке. Значит, ей не понравилось то, что я сказал. И напрасно. Строит из себя очень умную.

   - Что ты молчишь, дочка? Разве отец может посоветовать тебе что-то плохое?

   - Нет, пап. Просто я вдруг вспомнила, что мне надо зайти еще в одно место перед работой. Ты ешь, а я почему-то ничего не хочу. Спасибо, что повидался со мной.

   Она встала и, склонившись над столом, поцеловала меня в щеку. Доедать обед мне пришлось в одиночестве. Ох, дочка... Хоть бы ты не наделала глупостей.

   Я вышла на крыльцо клиники и зажмурилась от яркого солнца. В моем характере есть один большой недостаток - я очень сильно реагирую на слова и ту интонацию, с которой они бывают сказаны. Ничего не могу с собой поделать.

   Зачем он сказал мне, что все мужчины коварны? Он же ни капельки не выслушал меня! А сразу взялся судить! Разве так можно? Он что, считает меня дурочкой? Тогда мне придется доказать ему, что со мной так нельзя.

   Я обязательно поеду к Артису и сама разберусь, шарлатан он или гений. В конце концов, он слишком много всего угадал про меня, так что каким-то бездарным фокусником он уже быть не может.

   Запахнув плащ, я побежала к подъехавшему автобусу. Скорее бы пришел вечер и расставил все на свои места.

   * 14 *

   Мы с мамой сидели на кухне и, доедая вчерашние пироги с сочными яблоками, пили пахучий черный чай. Тихим метрономом капала в раковину вода из бракованного крана. По сердцу распространилось умиротворение и странный ни на что не похожий покой - наступил тот редкий момент, когда одни неприятности уже закончились, а приход следующих отложился на неопределенный срок.

   - Представляешь, меня сегодня послали в цыганский салон, - рассмеялась я. - Буду писать заметку о пользе гадания.

   Мама от удивления поставила чашку мимо блюдца:

   - Надо же! И что же интересного ты там видела?

   - Да, ты знаешь, довольно много всего. Их хозяйка - такая колоритная дама неопределенного возраста - взялась мне гадать по какой-то старинной методе...

   - А она не сказала тебе, когда же ты наконец выйдешь замуж?

   - Сказала... - мне снова стало смешно. - Говорит, что я найду своего героя, когда в бумаге растворится наша с ним общая печаль.

   Мама покачала головой:

   - Что ни слово, то шедевр! А о чем-то более конкретном она не упоминала?

   - Конечно, упоминала. Она, например, уверяла меня, что ты будешь долго жить, и что наш Филипп будет царить в мире красок. Как тебе это?

   - Замечательно, - мама вытащила из-за занавески большой рисунок с карандашным наброском сосновой рощи. - Посмотри. Неплохо для десятилетнего ребенка?

   - Это он сам нарисовал? - удивилась я.

   - Конечно. Так что доля истины в ее предсказаниях наверняка есть, - она подлила себе в чашку заварки. - Хорошо бы еще, чтобы у тебя все устроилось. А то я чувствую себя все хуже и хуже... Так не хочется оставлять вас с Филиппом...

   Я встала и подошла к открытой балконной двери. С улицы залетали приглушенные звуки мотоциклетного мотора. Сердцебиением вечера тикали настенные часы. Мама, мама... Ты все время меня пугаешь. Пусть то, о чем ты говоришь, произойдет как можно позже.

   - Мам, я же говорю тебе, цыганка уверяла, что ты долговечная. Почему же ты не веришь?

   - Наверное, потому что я сама себе гадалка, - она улыбнулась. - Ты завтра дома или куда-нибудь уходишь?

   Протянув руку к болтавшейся на дверной ручке сумке, я достала кожаный блокнот:

   - Придется сходить на одно мероприятие, - я пролистала исчирканные страницы. - Жаль, конечно, тратить на это субботний вечер, но ничего не поделаешь... Иначе будет невозможно работать - мне постоянно приходится быть в курсе разных новостей...

   Мама скептически посмотрела на меня:

   - Ты все время где-то пропадаешь, но от этого нет никакого толку. Вращаешься среди таких интересных людей, а возле тебя вьются только какие-то чокнутые эзотерики или просто лентяи.

   - Так говоришь, будто бы это моя вина, - расстроившись, я присела на стул и провела рукой по гладкой поверхности недавно наклеенных персиковых обоев. - Чего-то мне, как видно, в этой жизни не удается понять.

   Я всегда возводила любовь в ранг некоего божества. Мне казалось, что человек, с которым я встречаюсь должен внушать мне уважение, возможно благоговейный трепет... Но на деле... Каждый раз получалось так, что, путая влюбленность с вспышкой влечения, я принимала в свои объятья каких-то расчетливых себялюбцев. Но потом, когда однажды на меня снисходило прозрение, я начинала ненавидеть себя. Мне становилось страшно жить - перспектива существования в безлюбовном пространстве казалась мне ужаснее самой суровой казни. Годы шли, но я не изменяла своей религии - даже после нескольких серьезных разочарований мне по-прежнему казалось, что молиться нужно на того, кого любишь. И именно такого человека я во что бы то ни стало хотела отыскать.

   Через силу улыбнувшись, я прошептала:

   - Знаешь, ни смотря ни на что, сейчас я еще более чем раньше уверена в том, что замуж надо выходить лишь по большой любви...

   - Ты уже это пробовала.

   - Нет, - я понюхала штемпельную серединку фиалок, букет которых салютом торчал из маленькой прозрачной вазы, - у меня никогда не было настоящих взаимных чувств. То были лишь какие-то недоразумения. Все как-то проходило мимо.

   - Ну, будем надеяться, что однажды тебе повезет, - маме, по всей вероятности, надоел этот бесцельный разговор. Она поставила чистые чашки на полку и, направившись в комнату, сказала. - Пойду пощелкаю телевизор. А ты займись с Филиппом - он тебя сегодня заждался...

   Весь вечер мы с сыном пробаловались, смеясь над разной ерундой, а ночью, когда в мое окно заглянули бледно-лимонные звезды, я легла под воздушное одеяло и закончила читать книгу Анн, которая просто обязана была подарить мне ту самую встречу, на которую так надеялась мама и которую всем сердцем ждала я.